Постоялый двор знавал лучшие времена. Претенциозная, некогда богатая настенная роспись, повествующая о подвигах первых гелинов-просветителей, которые любили втолковывать новые знания при помощи огня и меча, была вышаркана, местами поцарапана и выбита. Кое-где проступали неряшливо замытые следы непонятного цвета. Хотелось думать, что от еды.
– Да хранят тебя боги, уважаемый! – лениво проскрипел обрюзгший приказчик, в силу тяжелого похмельного состояния даже не попытавшийся поднять свое рыхлое тело с лавки за стойкой, под которой обычно хранились ключи от комнат. – Наш двор славится… тебе переночевать, перекусить или потолковать? – Служащий откровенно наплевал на рекламу своего заведения, и по его мятому лицу легко угадывалось, что и ответ на последние три глагола ему, мягко говоря, был неинтересен.
– Потолковать, – коротко бросил Рус. Со стороны приказчика никакой реакции не последовало. – У вас остановился мой компаньон, Дик из Кушинара.
Портье впервые посмотрел на посетителя. В его мутных заплывших глазах, пронизанных кровяными прожилками, отражалось вселенское страдание.
– Десять лепт. Могу взять полудрахмой, – неожиданно жестко произнес он.
– Однако! – возмутился посетитель, оказавшийся прижимистым, как все торговцы, имеющие дела с кушингами. – Кувшин дрянного пойла, которое вернет тебе вчерашнее блаженство, в соседней лавке стоит не более пяти лепт. У вас, уверен, не дороже. Злой хозяин? – участливо поинтересовался Рус, резко сменив негодование на сочувствие.
– Тот кувшин мне, как киту креветка, – немного смягчился страждущий. – А хозяин, – опасливо обернулся, похрустев всеми шейными позвонками, и тихо простонал: – Сволочь! Полудрахма, я не торгуюсь, – закончил, твердо хлопнув рукой по узкой столешнице.
Стопочка медяков нехотя легла на стойку и была сразу накрыта пухлой трясущейся ладонью. Попытка подсчета честно заработанных денег не предпринималась.
– По левой лестнице, второй этаж, третья дверь направо, – быстро пробормотал приказчик. Сгреб монеты в потайной карман своей безразмерной туники неопределенного цвета и сказал уже заметно веселее: – Твой Дик не один, с ним еще оборванец из наших, эритреец. Это они, китовы отрыжки, меня вчера напоили. Стучи сильнее, а то мне не открыли. Чтоб их кальмар об воду прихлопнул! – С этими словами портье уже выбирался из-за стойки с ключами. Для своего состояния и комплекции – необычайно проворно. И плевать ему стало на других постояльцев и на сохранность вверенного ему имущества.
На условный стук дверь отворилась почти сразу. Адыгей, а это он представлялся купцом Диком, был лохмат и украшен мешками под глазами. Из комнаты доносился заливистый храп.
– Теперь ты понимаешь, почему я просил не вызывать меня в твою вселенную? – сказал он вместо приветствия, дохнув перегаром. – Я понятия не имел, где буду ночевать, да и Флавий… заходи, чего стоять на пороге. Вон он, на полу храпит… лучше все разъяснит. Эй, друг! – Адыгей бесцеремонно пнул спящее тело.
– А приказчика зачем поили? – поинтересовался Рус, направляя в Адыгея Духа Жизни.
Тиренец, блаженно зажмурившись, глубоко вздохнул и медленно выдохнул:
– Спасибо, друг! Везет вам, склонным к Силе. Флавия полечи, быстрее очухается. Слабак он на выпивку оказался.
Эритреец ошалело вскочил с тюфяка, брошенного прямо на пол. Худой, морщинистый, с трехдневной седой щетиной, в аккуратно заштопанной суконной тунике с нестираемыми пятнами, в накинутом вместо одеяла видавшем виды парусиновом плаще, в шерстяных обмотках разного цвета на левой и правой ногах, лохматый, с затравленным бегающим взглядом – по земному определению, типичный бомж неопределенного возраста, из породы спившихся интеллигентов.
– А? Что? – испуганно пролепетал он.
– Успокойся, друг! – Адыгей приобнял Флавия за плечи. – Не узнаешь старого приятеля Дика?! – На лице бомжа появилась осмысленность, плавно переходящая в хитроватое выражение. – А это господин Рус. Я тебе о нем вчера рассказывал. Не помнишь?
– Помню. Я всегда все помню! – Эритреец приосанился, пригладил пятерней волосы, поправив их насколько это было возможно, запахнул плащ, символично стряхнул с него пыль и с важным поклоном высокопарно произнес. – Да хранят тебя боги, господин Рус! Тебя приветствует Флавий, свободный подданный гроппонтского князя и его наместника в славной Эритрее!
– И тебя хранят боги, уважаемый Флавий. Я – Рус из Месхитии, – серьезно, с ответным поклоном представился Рус.
– О! Славные места с волшебной лозой, из которой получается воистину божественный нектар! Мм… может, господин Рус захватил что-нибудь из родных мест? – многозначительно продекламировал хитрый эритреец, невольно облизывая пересохшие губы.
– Друг Флавий, прислушайся к себе, – прошептал Адыгей чуть ли не в ухо. – Так ли это тебе необходимо?
Бомж удивленно открыл рот. Захлопнул. Сглотнул. На мгновение нахмурился и коротко, одними краешками губ, хитро ухмыльнулся. Чуть склонил голову набок и, глядя на Руса из-под кустистых бровей, протянул:
– Но не попробовать славного месхитинского вина будет преступлением перед милостью богов, одаривших тот край столь благодатным для виноделия климатом. Я правильно выражаюсь, господин Рус? – Его лицо, изрезанное глубочайшими морщинами, выразило тонкую смесь подобострастия и наглости, смешанной с тщательно скрываемым страхом.
– Что ж… – Рус задумчиво потер подбородок, с интересом разглядывая данный любопытный типаж. – А зачем приказчика напоили?
– А как от него отделаешься? Он мой земляк из городка Борей. В молодости мы с ним вместе у купца одного местного служили. Рабами были, если уточнить. Боги правду любят. – Обыденно так сказал, будто был с небожителями запанибрата.
– Это Эледриас вас освободил? – полюбопытствовал Рус. Мелочь, а ему стало приятно от своего участия в совершенно чужой незнакомой судьбе.
– Нет, господин Рус. Тот купец, Дигон его имя, десяток лет назад разорился и распродал нас по разным местам. Меня в пастухи определили. Там же, на побережье. Я до сих пор сим важным делом и занимаюсь… занимался. – Флавий поправился, заметив внезапно посуровевшее лицо собеседника. Не понимая, в чем дело, эритреец заюлил: – Так ведь по этому поводу мы с господином Диком и встретились. А я что? Куда продали, там и находился. Работы выполнял, какие прикажут. Не в Месхитию же было ехать? Не в Кафарию за Дигоном…
– Стой! – Рус властно поднял руку. – Не болтай. Ты ни в чем не виноват. Никто тебя ни в чем не обвиняет. Присядем.
Все трое сели на единственную в комнате койку со скомканным бельем не первой свежести. Адыгей, зная о влиянии некого купца Дигона их Эритреи на судьбу Руса, об их давнем конфликте, связанном с лоосками, помрачнел. Как-то это неожиданно всплыло. Вчера, во хмелю, о старом хозяине речь не заходила. Эритрейцы все больше хвастались.
– Не переживай, уважаемый Флавий, выпьем мы с тобой месхитинского десятилетней выдержки, обещаю, – успокоил вольного пастуха Рус. – А пока расскажи, что конкретно ты наблюдал на своем пастбище.
– Только пить будем в «Трех гнедых единорогах»! – поставил условие осмелевший Флавий, выбрав самую дорогую таверну Варварки. Рус одобрительно кивнул и приготовился слушать.
Координаты, добытые в богатом кушинарском архиве, привели Руса туда, куда он и рассчитывал, – в загородный лесок на левом берегу Понты. Спустя полчетверти, помокнув под зябким нудным дождем, кушинарский князь вошел в постоялый двор, принадлежащий фракийскому землячеству. Еще через четверть, после обстоятельной беседы с молодым словоохотливым разносчиком, скучающим от зимнего малолюдья, Рус пришел к выводу, что разыскать сына в одиночку проблематично, несмотря на скорое, как он надеялся, обретение поискового амулета. Хвала богам, нашелся платок, которым Гнатику однажды вытерли шедшую носом кровь.
Из небольшого заросшего садика на границе между Фракийским и Ренийским «кругами» Рус сходил за пройдохой Адыгеем. Распределили обязанности. Пасынок Френома займется плотной проверкой мульской колонии, которая, по словам все того же разносчика, была: «Крепость – крепостью! С вышками. Порядки там жуть какие строгие!» – а бывший «ночной волк» станет собирать все слухи об оборотнях, посещая злачные места других землячеств. Теневикам имело смысл организовать базу в Гроппонте, большом городе: легко затеряться – раз, свободный подход кораблей из империи – два, общая безалаберность местных властей, любивших мздоимство, – три. А рано или поздно у кого-нибудь из молодых обращенных звериная натура должна была проявиться, и тогда слухи о большом волке, гуляющем где-нибудь в городских окраинах, скрыть вряд ли получится. Примут ли за истину – другой вопрос.
