или сдал бы Киев на шестой день войны в сорок первом – особой разницы для вас нет. До вас вообще дела никому не было, вас наказывали как сына Ионы Якира, красного командира, который предал дело революции. Так за что вы сейчас мстите советской власти? За своего отца, который, с очень большой вероятностью затевал военный мятеж накануне страшной войны, или за то, что у вас отняли привычный уровень жизни и заставили приспосабливаться к обитанию в тюремных бараках с очень разными людьми?
Якир угрюмо промолчал. Впрочем, его молчание было очень красноречиво.
– Поймите, я вас не агитирую за советскую власть, – продолжил я. – Вам столько лет, что вас поздно агитировать. Но вы всё-таки должны знать несколько вещей. Например, что ваш отец, сын аптекаря из Бессарабии, мог стать командармом 1-го ранга только в СССР. Ваш дед вполне мог эмигрировать, в те годы и из тех мест многие перебирались в Америку, которая, конечно, страна возможностей, весь Голливуд – это выходцы из украинских и белорусских местечек и их потомки. Но я не знаю в армии США ни одного пятизвездного генерала, который был бы потомком таких мигрантов. Актеры, банкиры, инвесторы – да, есть. Газетчики, писатели – тоже. Кто-то пробивался, кто-то падал на дно. Но вот сделать карьеру в армии ни один из них так и не смог.
– И что?
Якир выглядел очень недовольным.
– А то. Подумайте ещё и о том, что после возвращения из заключения вас без экзаменов приняли в институт и позволили в нем выучиться. Дали вот эту квартиру – она вам, кстати, нравится?
– Сойдет...
– Ну да, конечно. Когда ваш отец был жив, вы, наверное, жили лучше, – улыбнулся я. – Но ещё подумайте вот о чем – все эти подарки вам подарили только один раз. Больше их не будет. И если вы вдруг загремите снова, у вас отберут всё, и эту квартиру тоже. Ведь она получена от государства, которое прямо сейчас предаете уже вы.
– Ты угрожаешь? – Якир попытался приподняться, но под моим взглядом плюхнулся обратно на табурет. – Думаешь, всё и всех можно купить? Да, я благодарен, что моей семье дали эту квартиру, что нам с Валей позволили работать. Но я никогда не допущу, чтобы сталинские времена вернулись! Никогда!! И если для этого нужно будет сесть в тюрьму – значит, так тому и быть. И моя семья меня поддерживает! Они все со мной солидарны – сталинизм пройти не должен!
***
Пассаж про Сталина получился у Якира таким искренним, что я на мгновение растерялся. А потом мне резко стало скучно, я откинулся чуть назад и с легкой грустью посмотрел на Якира. Тот ощетинился, словно я собирался убеждать его в том, что сталинизм это прекрасно и даже в чем-то весело.
– Мне жаль вас, Петр Ионович, – сказал я. – Вы живете призраками прошлого и никак не хотите их отпустить. Отца вы не вернете, проведенные в лагерях годы – тоже. Но своей упертостью, своей борьбой непонятно с чем вы портите жизнь не только себе, но и своей семье. Вашу дочь уже отчислили из института, исключили из комсомола, у вашего зятя серьезные ограничения на творчество, что очень печально, потому что он талантливый автор, у него хорошие песни...
– И что ты предлагаешь? Отказаться от борьбы? И пусть эти сталинисты, которые всё ещё сидят в ЦК, возвращают нас в старые времена? В Праге СССР действовал так, что Сталин, наверное, очень радовался на том свете!
– Вы опять смотрите на частности, не замечая общей картины, – я покачал головой. – Чехословакия находится в таком месте, что её переход в НАТО рушит всю оборону стран Варшавского договора. Вот и всё. Поэтому там должно быть лояльное нам правительство, и это правительство не должно позволять себе шаги, которые ведут её прямиком в объятия наших дорогих западных партнеров. И ваша борьба против подавления выступления чехословаков – это борьба против советской власти. Квод эрат демонстрандум. И если вы не измените свою позицию, в следующий раз обыск у вас будет по полной программе. И не только у вас, а у всех, кто вовлечен в ваш небольшой кружок.
– Ты... – он запнулся. – Ты подменяешь понятия!
– К сожалению, нет. Это всё элементарно, если вы потрудитесь и рассмотрите карту Европы чуть более внимательно, а потом наложите на неё стрелочки плана Барбароссы. Уход Чехословакии в НАТО – это удлинение фронта, это увеличение армии, это лишние расходы, которые можно было потратить на исследование космоса или производство товаров народного потребления. Уход Чехословакии – это, например, непостроенные дома и невыполнение плана по переселению людей из бараков, в которых уже и жить-то нельзя. И это ещё я не учитываю нарушение кооперации в рамках соцблока, а также возможное бурление такого же интеллигентского дерьма в других странах, на которые тоже придется тратить силы и время. И всё это капиталисты получают фактически бесплатно – не считать же за расходы оплату гонораров для наших диссидентов или подачки таким, как вы, чтобы эта ваша пресловутая «Хроника» выходила вовремя!
– Я не беру денег у американцев! – взревел Якир. – Я не предатель!!
Он вскочил, табурет с грохотом упал, а в дверях кухни показалась его обеспокоенная супруга.
– Петя? – тихо спросила она.
– Иди к себе! – рявкнул он, и она безропотно скрылась. – Что ты себе позволяешь, начальник? Я никогда не работал ни на американцев, ни на англичан, ни на Уругвай! У меня есть зарплата, мне платят гонорары за статьи, за переиздания книги воспоминаний об отце! И Валя тоже работает! Нам не нужны деньги из-за границы!
Я молча наблюдал за этим припадком. Мне всё ещё было скучно, хотя мне наконец удалось вывернуть разговор туда, куда я и собирался. Впрочем, хватило Якира ненадолго – он быстро угомонился, вернул табурет на место и уселся сам.
– Вам не удастся обвинить меня в предательстве! – он даже погрозил мне пальцем. – У меня есть убеждения!
– Убеждения есть у всех, – усмехнулся я. – Но то, что лично вы не берете денег у какого-нибудь ЦРУ, не означает вашей невиновности в измене Родине. Это лишь означает, что вы
