Из рассказа следователя Кольцову стало известно, что Шкабара на допросах держался уверенно, карты не раскрывал и надеялся каким-то образом вырваться на волю. Попутчик Самурая сожалеючи обронил, что ни в доме Шкабары, который они перевернули вверх дном, ни в тех фирмах, что были под крышей новокузнецких, никаких уличающих финансовых документов обнаружить не удалось, хотя в ходе следствия постепенно вырисовывалось, какие суммы переводились и в Цюрих, и в Женеву. Выяснилось, что у Шкабары на службе в последние полгода состоял очень опытный, неоднократно судимый за хищения в особо крупных размерах бухгалтер по фамилии Звонарев, имевший кличку Гном: то ли из-за маленького роста, то ли из-за того, что он, как и швейцарские банкиры, давал деньги только под проценты, что в воровском мире считается крайне западло, а швейцарских ростовщиков-банкиров, как известно, зовут цюрихскими гномами. В последние месяцы в контролируемых бандой организациях Шкабара появлялся всегда с Гномом, и они подолгу беседовали с директорами или с главными бухгалтерами. Следствие продвигалось черепашьими темпами, так как банкиры и финансисты, из которых Шкабара, как пиявка, сосал кровь, ничуть не помогали прояснить ситуацию. Боялись бандитской мести, не верили власти, что она способна сегодня кого-либо защитить, а кроме того, наверняка у многих из них было рыльце в пушку. Нынче капиталы честно не делаются, опять же по причине воровского и чиновничьего рэкета и высоких налогов.
-- Что же вы не прищемите хвост этому бухгалтеру? -- задал вроде бы беспристрастный вопрос Самурай, хотя ответ волновал его чрезвычайно.
-- Как только мы установили, что перекачкой денег на Запад специально занимается бухгалтер Звонарев, -- устало, вполголоса ронял слова в пустой электричке следователь, -- я тут же получил у прокурора санкцию на его арест. Впрочем, оказывается, Звонарев и по другим делам числился во всероссийском розыске. Но задержать его не удалось. Он пропал на другой день после того, как ты задержал Шкабару. Теперь обвинение строим по косвенным доказательствам. Ты ж понимаешь, что такой Шкабара в России не один. И сколько же денег в стране уходит в трубу. В их трубу, на Запад... Все туда... И попробуй их найди, обнаружь...
Кольцов согласно кивал в такт словам попутчика: что уж тут, мол, говорить...
На самом же деле о существовании бухгалтера под фамилией Звонарев Герман узнал в тот же трагический день задержания, только не предполагал, что дружок Шкабары такую кликуху имеет плюс несколько ходок в зону и находится во всероссийском розыске, но это сути дела не меняло. Самурай, как и следак, сразу уразумел, что ключ или отмычка к секретным счетам Шкабары за границей находится у человека с распространенной русской фамилией Звонарев. В бумагах Шкабары были и координаты, как ни странно, оказавшиеся подлинными. Кольцов позвонил по указанному в папке телефону на следующий же день; на другом конце провода испуганно ответили: его нет дома. Несмотря на опасную ночную операцию и суету, выпавшую ему как командиру с предстоящими похоронами товарищей, Кольцов из Солнцево снова отправился в город, на Ленинский проспект, где проживал бухгалтер, имевший двусмысленное погоняло Гном.
Из всей школьной политграмоты Герман знал лишь одно изречение, касавшееся даты революции: промедление смерти подобно. Эту фразу он считал универсальной на все случаи жизни и всегда трактовал ее по-своему. В отношении бухгалтера эта фраза, на взгляд Самурая, звучала весьма актуально. В течение дня Звонарев мог узнать по многим каналам, что Шкабара не вылетел в Австрию, а задержан милицией. В таком случае человеку, знавшему о тайных миллионах банды и тем более разыскиваемому по прежним преступлениям, не имело никакого смысла задерживаться в белокаменной. Москва могла стоить ему свободы или даже жизни. 4
Герман отправился к дому Звонарева в камуфляжной форме, с оружием, так как имел право носить его и вне служебного времени; захватил он с собой и наручники. Он знал, что без бухгалтера миллионы Шкабары за кордоном -просто приятная, навевающая грезы сказка. А деньги, казалось, были так заманчиво близки! Для бухгалтера арест не оказался бы неожиданным даже без санкции прокурора, хотя тогда Герман еще не знал, что Звонарев находится в розыске, как не знал и других, особо пикантных подробностей его лихой жизни. Кольцов понимал, что секреты зарубежных счетов он должен выбить из Звонарева или в обмен на его жизнь -- метод радикальный, но эффективный, -- или войти с ним в долю. Тут интересы их совпадали полностью: ни бухгалтер без документов, находящихся у Кольцова, не мог воспользоваться миллионами, ни Герман, обладающий половиной тайны, не мог разжиться со швейцарских счетов и копейкой.
Замыслив "арестовать" бухгалтера, Кольцов еще не определил, куда его спрятать, но понимал, что Звонарева нужно перехватить позарез. Несколько дней его можно продержать у себя -- жена как раз накануне задержания Шкабары улетела к родителям во Владивосток: женился ее младший брат, а свадьба да похороны -- дело святое. В конце концов он мог рассчитывать и на помощь Хавтана, тот за последние годы круто поднялся вверх: разъезжает на "саабе", купил шикарную квартиру в сталинском доме, кажется, в том самом, что описал некогда Юрий Трифонов в знаменитой повести "Дом на набережной". Теперь ему принадлежал ресторан "Золотой петушок", где некогда Хавтан угощал их, бритоголовых, перед отправкой в армию.
Впрочем, здесь, в "Золотом петушке", он с Хавтаном и повстречался снова, когда после службы в армии и работы во владивостокской милиции вернулся в Москву через пять лет. Много воды утекло в России за пять лет, многое изменилось в жизни обоих. Ресторан этот, "Золотой петушок", был первым в жизни Германа Кольцова, где он гулял по-настоящему, и на всю жизнь произвел на него неизгладимое впечатление: и интерьером с его искусственными деревьями в пластмассовых кадках, и яркими голландскими цветами из шелка, которые ежевечерне пылесосили, и огромными зеркалами в аляповатых рамах под старину, занимавшими простенки, -- все это показалось тогда Кольцову верхом роскоши, изящества и вкуса, атрибутами другой жизни. И как-то под настроение, через полгода после возвращения в Москву, он предложил своей жене Леночке: а свожу-ка я тебя в ресторан, куда до армии любил захаживать. Об убранстве, о деталях интерьера, когда-то так поразивших его, Герман Леночке не рассказывал, хотел ошеломить ее, тем более что в ресторанах они вообще не бывали, да и какие во Владивостоке рестораны? Так... пункты общественного питания... Леночка конечно же ахнула, ибо она не знала, что от прежнего "Золотого петушка" осталось только место да название. Перестроенное, перепланированное лучшими архитекторами и дизайнерами заведение стало рестораном, сделавшим бы честь любой европейской столице, будь то Париж или Лондон. Здесь царил хваленый евростандарт плюс российская роскошь на грани милого излишества, а главное -- был простор, то, чего так не хватает старушке Европе; она давно перестроилась и лишних метров и капиталов ей взять просто неоткуда.
За время службы в милиции научившийся ничему не удивляться, а главное -- владеть паузой, держаться спокойно, Герман только теперь понял, каким жалким был тот прежний "Петушок". И еще Герман сразу смекнул, что в сто долларов, на которые он рассчитывал в тот вечер, в таком ресторане не уложиться, но нисколько об этом не пожалел, потому что видел, какой истинный восторг, радость вызвал "Золотой петушок" у Леночки. Однако чудеса на этом не закончились... Позже, анализируя событие, Кольцов пришел к мысли, что встреча со старым знакомым по прежнему адресу была суждена ему свыше. Как все люди, живущие двойной жизнью, он был суеверен без меры...
Зал к их приходу был заполнен уже наполовину, но на многих столиках стояли таблички с надписью на двух языках: "Зарезервировано". Пока Леночка, не остывшая от восторга, выбирала место по своему усмотрению, мимо них прошел к выходу, благоухая прекрасным одеколоном, элегантный господин в светлой тройке и ярком шейном платке вместо галстука. Герману в какое-то мгновение показалось, что он знает этого сухощавого человека со стремительной походкой и цепким, всевидящим взглядом. Мужчина, быстро проскочивший мимо них, вдруг словно наткнулся на невидимую преграду, обернулся и вопрошающе-азартно крикнул:
-- Гера, дружище, ты ли это?!
-- Хавтан?!
И старые друзья кинулись друг к другу в объятия -- слава Богу, что русские еще не научились скрывать свои истинные чувства и не думают, как это выглядит со стороны и какова будет реакция окружающих на шумную встречу.
Герман представил Хавтану свою жену, и тот, поцеловав ее протянутую руку, церемонно отрекомендовался: Леонид Андреевич. Так Кольцов впервые узнал, как зовут давнего приятеля.
Леонид Андреевич без слов понял, что гости никак не найдут удобный столик, все лучшие уже были заняты или заказаны.
