Тем не менее ни Николай II, ни его правительство не могло не осуждать факт цареубийства и поэтому присоединилось к требованиям жестоко наказать убийц и стоящих за ним террористических организаций. Однако при этом Петербург считал, что за это преступление должны были ответить его организаторы и исполнители, но не должны были быть наказаны все сербы.
Тем не менее в Вене партия войны в лице начальника генерального штаба генерала Конрада фон Гетцендорфа и министра иностранных дел Австро-Венгрии графа Берхтольда потребовали расправиться со всем непокорным народом. В этой связи уже 30 июня немецкий посол в Вене фон Чиршки докладывал в Берлин:
«Теперь я многократно слышу здесь даже со стороны весьма серьезных людей, что нужно раз и навсегда свести счеты с сербами…»
Здесь и далее комментарии кайзера Вильгельма, собственноручно написанные им на полях дипломатических депеш, выделены подчеркиванием. Именно эти комментарии, опубликованные Каутским вскоре после поражения Германии в Первой мировой войне в четырехтомном сборнике немецких документов, и являются исчерпывающим доказательством агрессивных намерений кайзера и его клики:
«Теперь или никогда! Вильгельм».
«…Я использую любой повод, чтобы сдержанно, но весьма настоятельно и серьезно предостеречь (австрийские власти. — Авт.) от необдуманных шагов».
«Кто его уполномочил на это? Какие глупости! Пусть Чиршки соблаговолит прекратить этот вздор! С сербами следует покончить, и именно сейчас, Вильгельм».
Тем не менее престарелый австрийский император решил обратиться за поддержкой в этом вопросе к своему берлинскому союзнику. В своем письме Вильгельму Франц Иосиф писал, что хотя в сараевском деле «будет невозможно доказать соучастие сербского правительства, тем не менее, по существу нельзя сомневаться, что политика сербского правительства направлена на объединение южного славянства и, следовательно, против владений габсбургского дома…
Нужно, чтобы Сербия, которая является ныне главным двигателем панславянской политики, была уничтожена, как политический фактор на Балканах».
5 июля Вильгельм II принял в Потсдамском дворце посла Австро-Венгрии графа Сегени и дал ему ясный ответ: «…не мешкать с этим выступлением». Вот как Сегени описывал точку зрения германского императора в этом вопросе:
«Позиция России будет во всяком случае враждебной, но он (кайзер. — Авт.) к этому уже давно подготовлен, и если даже дело дойдет до войны между Австро-Венгрией и Россией, то мы можем быть уверены в том, что Германия с обычной своей союзнической верностью будет стоять на нашей стороне».
Эту же позицию Берлина подтвердил во время встречи с Сегени и канцлер Бетман-Гольвег, заявивший, что в конфликте из-за Сербии Австрия «может с уверенностью рассчитывать на то, что Германия будет стоять за нею в качестве союзника и друга». Так Вильгельм II обеспечил победу военной партии в Вене и сделал решающий шаг к развязыванию мировой войны.
7 июля по получении ответа из Берлина в Вене состоялось заседание Совета министров, в протоколе которого было записано:
«Все присутствующие, за исключением королевского венгерского председателя Совета министров (графа Тиссы. — Авт.), придерживаются мнения, что чисто дипломатический успех, даже в том случае, если бы он закончился полнейшим унижением Сербии, не имел бы ценности. Поэтому нужно предъявить к Сербии настолько радикальные требования, чтобы можно было заранее предвидеть их отклонение, дабы приступить к радикальному же разрешению вопроса путем военного вмешательства».
Позиция графа Тиссы объяснялась тем, что в случае победы он опасался аннексии славянских областей и последующей замены австро-венгерского дуализма австро-венгерско-славянским триализмом и, следовательно, умаления роли Венгрии. Лишь с большим трудом к середине июля сторонникам войны удалось склонить венгерского премьера на свою сторону.
Тем временем 8 июля фон Чиршки в своем очередном послании в Берлин следующим образом описывает готовящуюся в Вене провокацию:
«Если бы сербы приняли все предъявленные им требования, для Берхтольда это был бы крайне неприятный исход. Он ломает себе голову над тем, какие еще можно было бы поставить Сербии требования, приемлемость которых была бы совершенно исключена».
Но Вильгельму этого было явно мало, он прямо призывает Вену к началу агрессии против Сербии:
«Очистить санджак! (санджак — территориально-административная единица в османской империи. — Авт.) Тогда свалка немедленно налицо. Вильгельм».
Из донесения фон Чиршки от 10.VII.1914 г.:
«Австрийский военный министр с завтрашнего дня уедет в отпуск; Конрад фон Гетцендорф тоже временно оставит Вену. Это делается умышленно — чтобы раньше времени не вызывать тревогу».
«Ребячество. Вильгельм».
Из донесения фон Чиршки от 12.VII.1914 г.:
«С передачей Сербии ультиматума здесь решили подождать, пока не уедет из Петербурга президент Пуанкаре».
Момент вручения ультиматума намеренно был выбран Веной таким образом, чтобы о нем в Петербурге могли узнать только после завершения визита в Россию французского президента Пуанкаре. Таким образом, Франция и Россия были лишены возможности оперативно скоординировать свои совместные действия, а для президента, премьера и министра иностранных дел Франции, находившихся в пути домой на броненосце «Франция», при существовавшей в то время технике связи, были весьма затруднены сношения как с Парижем, так и с Петербургом.
Но Вильгельм явно жаждал большой крови. Для него вся эта дипломатическая игра Вены лишь досадная помеха его агрессивным планам:
«Какая досада! Вильгельм».
Наконец 23 июля австрийский посланник в Белграде барон В. Гизль фон Гизлингер вручил сербскому правительству ультиматум. Указав при этом, что если через 48 часов ультиматум не будет принят целиком, то Австрия порвет дипломатические отношения с Белградом, что было равносильно угрозе объявления войны.
Как и было заранее задумано Веной, ультиматум состоял почти сплошь из пунктов, затрагивающих достоинство Сербии как суверенного государства и означавших неприкрытое вмешательство в ее внутренние дела. В ультиматуме были такие пункты, как запрещение в Сербии всех антиавстрийских организаций, осуждение всякой пропаганды, направленной против Австрии, увольнение из армии офицеров по спискам, представленным австро-венгерским правительством, наказание работников пограничной стражи, якобы способствовавших переходу границы организаторам убийства Франца Фердинанда. И в заключение содержалось требование о допуске представителей австро-венгерского командования и контингентов австрийской полиции в Сербию для участия в расследовании убийства австрийского престолонаследника.
На следующий день после вручения ультиматума германское посольство в Белграде телеграфировало в Берлин:
«Энергичный тон и резкие требования австрийского ультиматума вызвали явное смятение у правительства Сербии…»
Это сообщение вызвало бурю восторгов кайзера:
«Браво! Признаюсь, от венцев я подобного уже не ожидал. Вильгельм».
«…С сегодняшнего утра здесь идет заседание сербского совета министров под председательством престолонаследника».
Тут уж Вильгельма просто прорвало:
«Видимо, сам его величество уже соизволил из Белграда удрать. Вот какова оказывается на деле сербская дутая так называемая державность. И так обстоит дело со всеми славянскими государствами. Этой сволочи надо лишь покрепче наступать на мозоли! Вильгельм».
Здесь надо вспомнить, что еще задолго до убийства эрцгерцога Вена настаивала на необходимости разгрома, уничтожения или резкого ослабления сербского государства, что прекрасно было известно и в Берлине. Именно поэтому с благословения Вильгельма Белграду и был намеренно предъявлен такой австрийский ультиматум, который он ни при каких условиях не мог бы принять полностью, что документально зафиксировано в протоколе Совета министров Австро-Венгрии от 7 июля. Следовательно, убийство эрцгерцога было бессовестно использовано Веной лишь в качестве удобного предлога для расправы над своим политическим противником.
Этот факт был вынужден признать в своих мемуарах один из творцов германской военной мощи адмирал А. фон Тирпиц:
«Тогдашнее германское правительство несет долю вины за австро-сербский конфликт, поскольку оно предполагало (что оказалось ошибочным), будто именно наказание Сербии Австро-Венгрией ликвидирует угрозу раздела габсбургской монархии, а следовательно, и мировую войну, которая, по их мнению, неизбежно вытекала из существования этой угрозы…
Промах нашего имперского руководства заключается в уверенности, будто австро-сербское вооруженное столкновение могло быть локализовано. В своем доверии к миролюбию, к справедливости других стран, особенно Англии, оно считало возможным провести в целях оздоровления Австро-Венгрии основательную экзекуцию Сербии, не вызывая этим мировой войны. Все шаги нашего имперского руководства, которые истолковываются нашими врагами как разжигание войны, относятся к одной Сербии и вызваны желанием не допустить проявления Австро-Венгрией слабости по отношению к этому жадному до грабежа маленькому государству».
