— Я безоружный, не стреляйте. Вяжите меня.
Другая сотрудница спокойно сказала:
— Вы мешаете людям работать.
На эту реплику я ответил репликой:
— Вижу, как вы работаете… От напряжения аж взмокли.
Как по команде, все отпрянули от дисплеев. На серых экранах возникли схемы и колонки цифр: пятизначные, шестизначные. Похоже, то были неучтенные налоговиками тайные взятки.
Я ушел по-английски: не извинившись, не попрощавшись.
Однако оставался открытым вопрос: где же сидит искомый г-н Завалев?
Снова вышел наружу, кружным путем направился к справочному бюро. За время моего отсутствия у девицы в окошке настроение изменилось. Она первая спросила:
— Только ради Усковой вы к нам и явились?
Тут я извлек из папки манускрипт.
— Ищу господина, который поставил подпись под этим вот письмом.
Гербовая бумага перекочевала в ладони девы. С сильно накрашенных губ слетела информация:
— Сразу б так и сказали… Это один из заместителей руководителя Роснадзора по Москве. За церквушкой первый подъезд.
То был Первый Славянский тупик, в прямом и переносном смысле. Дорога в Горздравнадзор оказалась куда сложней. И в том «барышня из окошка» не виновата. События последнего года опередили ее компьютерное мышление. Дело в том, что ради удобства москвичей и жителей Подмосковья вышеназванный департамент отселили на окраину столицы. Но из экономии средств адрес на старых бланках не поменяли. Вот жалобщики и бродят по Белокаменной туда-сюда, как стадо без пастуха. Каким-то чудом угодил я в безымянный подъезд. Секретарша (для будущих исследователей нравов нашего времени сообщаю ее имячко: Маргарита Николаевна) своим телом преградила путь к кабинету обожаемого шефа. Отступив на шаг и смерив меня испепеляющим взглядом карих глаз, через губу обронила:
— С чего это вы взяли, что Александр Сергеевич вас ждет?
Я признался:
— С господином Карповым я нахожусь в многомесячной переписке.
Через головы современников снова обращаюсь к потомкам: «Вот какие слова прозвучали в приемной главного кормчего Росздравнадзора»:
— Таких, как вы, у Карпова миллион с хвостиком… Потому катитесь к Завалеву.
О, где вы, Гоголь, Салтыков-Щедрин, Сухово-Кобылин, Ильф с Петровым! Как нынче не хватает вашего ума, хватки и ваших острых перьев! Поглядели б, какое чудище объявилось на святой Руси, сотворенное по прихоти и наброскам наших суверенных демократов и их тайных приспешников псевдолибералов из занюханной Вороньей Слободки. В результате манипуляций нечестивцев на свет явилась химера в образе миллионорылого чиновничества. Это его словесный портрет изобразил гусиным пером служащий царской канцелярии Николай Радищев в своем художественном трактате: «Чудище ужасно, обло, стозевно и лайяль…» Каким оно было, таким и осталась. Да разве только ушлости да хитрости прибавилось.
Путь мой на сей раз был неблизкий, до станции метро «Тимирязевская». Далее сорок минут пеше, на улицу Вучетича. Без малого два часа добирался.
— Здравствуйте.
В кресле восседал типичный менеджер формата двадцать первого века. Свежайшая сорочка. Без пиджака. Холеное, загорелое лицо, загривок каратиста. На шее болтался длинный галстук в косую полоску. Головы не поднял, лишь бровью шевельнул. На столе лежал полуразгаданный скандкроссворд.
— К сожалению, принять не могу, через пять с половиной минут обеденный перерыв. Потом экстренное совещание. А вы, собственно, по какому вопросу?
Пошлая отговорка бездельника: чрезвычайная загруженность, дефицит времени. Жду вызова к руководству с минуты на минуту. Следом оперативка с собственным аппаратом… Как видите, работа адова. Все хорошо знакомо, лично пережитое.
— Валентин Иванович, мне больше уже ничего и не надо… Просто хотелось услышать ваш голос, увидеть глаза.
Реакция космическая:
— Вы портретист?
— Обыкновенный журналист.
— О, вы меня заинтриговали. В чем вопрос?
Я назвался. Вкратце изложил письмо вице-премьеру господину Медведеву.
— И чего же еще вы желаете?
— Я же сказал: глянуть хотя бы одним глазом на подписавшего вот этот ответ, — и протянул увенчанные подписью хозяина кабинета бумаги.
Будто лазером прошелся Завалев по строкам. Самоуверенность с лика чиновника слетела, как мыльная пена. Под глазами, в складках рта возникла скорбь, готовность к сотрудничеству.
— Вы хотите оставить меня без обеда?
Выпрямился и по внутренней связи вызвал свою сотрудницу Л. П. Коврижину. Ее фамилия (и номер телефона) значились в самом в конце документа, что указывало на конкретную персону, ответственную за сбор и подготовку текста, который начальство венчает своей подписью. В конечном счете именно руководитель персонально отвечает за каждое слово, равно как и за общее содержание документа. Не зря же в учрежденческом мире некогда бытовала жесткая формула: «За каждым письмом — человек!»
Пять с лишним месяцев тянулась канцелярская волокита вокруг моего обращения ко второму лицу в федеральном правительстве. За этот срок в реках отечества много воды утекло и много разных событий произошло на земле. Нетрудно было догадаться: это неспроста… Признаюсь, о судьбе своего послания в Белый дом не терпелось узнать не на том свете, а в реальном мире. Потому многократно пытался созвониться с Л. П. Коврижиной, но между нами стояла нечистая сила. Как только называл свою фамилию в трубку, связь обрывалась. Схожие фокусы возникали на линии с другими подразделениями здравнадзора, прямо или косвенно задействованные в этой склоке.
Наконец нашлась добрая душа. Сотрудница отдела по работе с обращениями граждан Е. В. Денисова намекнула: мое досье находится в руках заместителя директора Департамента по управлению делами Минздрава господина Калатанова. А у Юрия Николаевича, дескать, мертвая хватка: никому спуску не дает!
Наши души изнежены социализмом. Мы наивней Буратино. Все еще хочется верить в добро, в хорошее. Чем нагло и пользуется бюрократия рыночного пошиба. Нас водят за нос по замкнутому кругу, создают видимость неуклонного движения вперед, к прогрессу. Проще сказать, к великолепному земному раю, когда столы будут ломиться от колбас всех сортов; у каждого шалопая в гараже будет стоять как минимум два авто (один, разумеется, внедорожник); самые-самые крутые будут иметь личный самолет. Ну а далее подразумевается разная мелочовка: все поголовно будут ходить в модных джинсах, в кожаных куртках, отделанных стразами, золотым позументом. Разумеется, все будут богатырски здоровы… Не зря власть предержащие приняли проект, которому присвоен титул — национальный. И пошло! Не успели СМИ его обнародовать, с мест валом повалили реляции и благие вести. Основные-де показатели в больницах, в поликлиниках, в амбулаториях и прочих медучреждениях там и сям резко полезли вверх… Сразу ж подсуетились и расторопные счетоводы из ВЦИОМ. По результатам опросов населения в первые же месяцы реализации вышеназванного нацпроекта, доля негативных оценок работы всякого рода медицинских заведений составила всего-навсего 67 %. Через год неустанной работы процент понизился еще на четверть… Сей феномен многие комментаторы объясняют отставкой Зурабова.
Впрочем, есть еще маловеры, пессимисты. Несмотря на очевидные сдвиги в сфере деятельности органов управления здравоохранением, за тот же период численность недовольных работой жрецов Гиппократа, как ни странно, почему-то возросла: с 29 % в 1998 г. до 58 % в 2006 г. На чем сей негатив основан? Выясняется: большинство неудовлетворены качеством медицинской помощи (услуг). К тому же, как ни странно, больше половины пациентов оплачивают труд медиков из своего кармана. Чуть дешевле обходятся простым смертным амбулаторно-поликлинические манипуляции персонала. Зато услуги стоматологов мы компенсируем — перекрываем на 65 процентов сверх того, что они имеют от государственной казны. (Для сравнения: в западных странах доля личных расходов на поддержание здоровья граждан составляет от 10 до 30 процентов.)
Такова, товарищи, статистика! А ведь, кроме нее, есть еще и жизнь со своими красками, причудами, ароматами, смрадом.
Визит мой на пятый этаж Росздравнадзора (по Москве и области) вызвал в стане сотрудников замешательство и переполох, сравнимый разве с явлением Хлестакова в уездный город N. Во-первых, сразу ж был отменен обеденный перерыв; во-вторых, на неопределенный срок перенесено плановое совещание аппарата.
— А разве вы еще не получили наш ответ? — с тревогой в голосе произнесла Л. П. Коврижина.
Не кривя душой, я признался: чудодейственную бумаженцию из Росздравнадзора получил, вот из-за нее-то теперь я здесь.
— У вас претензия? — мрачно и глухо изрек ее шеф.
На прямо поставленный вопрос я прямо же и ответил. Или же, как нынче чиновники выражаются, — однозначно.
