Секретарша работала местная, тихая, невзрачная, но, как уже убедились москвичи, – быстрая и точная.
Марат Сергеевич восседал в центре, в мантии, которая делала его похожим на настоящего вершителя судеб. Собственно, таковым он и являлся.
В клетке сидели ребята. Лешка – низко опустив коротко стриженную голову, Вася – наоборот, ее задрав и напряженно что-то выискивая в зале. «Маму ищет!» – вдруг интуитивно, женским сердцем, поняла Шеметова. Этот восемнадцатилетний юноша нуждался в маме гораздо больше, чем она – в сыне.
Рядом с клеткой находился Григоренко при оружии, причем прапорщик зачем-то расстегнул кобуру. Ассистировали ему два бойца-срочника, тоже вооруженные, сидевшие на скамеечке чуть поодаль, сбоку от клетки.
Зал, несмотря на утреннее, рабочее время, был полон.
Пришли не только любичане, но и жители окрестных сел и деревень. Впоследствии Ольга заметила, что публика в течение дня частично менялась. Кто-то уходил, исчерпав лимит времени, кто-то немедленно занимал его место, урвав часик-другой у срочных дел. Полупустым действительно большой зал Дворца культуры не был ни разу.
Ах да, еще очень важный момент.
Прямо напротив судьи, в первом ряду, сидела обезглавленная семья Куницыных в полном составе: бабушка, Наталья, две похожие на нее востроносые дочки. Все в черных платках, нахохлившиеся – ни дать ни взять воронья семейка. Рядом с ними сели сподвижники, не близкие родственники, но все равно связанные клановыми представлениями или старыми деловыми отношениями, как те же Караваевы. Всего клан майора на суде насчитывал не менее тридцати человек. Несмотря на то что они расселись кучно, одно место – между бабушкой и вдовой майора Натальей – пустовало, и его не занимали.
Время от времени представители потерпевшего семейства бросали взгляды на московских адвокатов. Бабушка – настороженные, сестры – опасливые, Наталья – откровенно враждебные.
Анна Ивановна пристроилась сбоку, поближе к сыну и адвокатам, в которых сконцентрировалась вся ее оставшаяся надежда. Она заставляла себя не смотреть на Лешку, чтобы не причинять ему боль. Но ничего не могла с собой поделать и смотрела, смотрела на его худые руки, на впалые щеки, на совсем еще мальчишеское лицо и тело сыночка. Который, несмотря на возраст, успел сотворить такое, что теперь не отменить, не переделать.
Лешка чувствовал ее взгляды, отворачивался, морщил нос, чтобы на глаза не натекли предательские слезы. Он так любил мать, он все сделал ради нее, а получалось, что принес боли больше, чем было раньше.
Виктор прийти в первый день не смог. Накопилось много работы в мастерских. Да и удобнее было так: когда не получится присутствовать у матери, вахту подхватит отец. Лешкину бабушку, Марию Петровну, на суд не взяли. Сердце у нее без того пошаливало, а случись что на процессе – плохо будет всем. Вот она и не спорила, осталась дома. Тем более нужно было проследить за младшими отпрысками Куницыных.
Судопроизводство тем временем шло своим чередом.
После торжественных слов председательствующего, когда весь зал разом встал, аж волна прошла, сразу же «прочувствовалось» огромное количество собравшегося народа.
Ну а дальше – рутинная, в строгом соответствии с Уголовно-процессуальным кодексом, работа.
Председательствующий Денисов открыл судебное заседание и – как будто все попали сюда случайно – подробно объявил дело, которое будет сегодня рассматриваться.
Затем вступила Марина Сергеевна, секретарь суда, перечислила всех вызванных и явившихся на процесс. Их было много. Вызванных, но не явившихся не было ни одного.
Длинное перечисление заняло время.
Ольга вдруг не к месту подумала, как бы они работали, будь в этом процессе присяжные заседатели.
Олег, словно почувствовав ее мысли, шепнул:
– Хорошо, что без жюри.
– Почему? – тоже шепотом спросила Шеметова. Но уже сама себе ответила. Судя по дисциплинированности местных жителей и по тому, как четко они могли управляться местной же властью, такой процесс был бы вдвойне опасным. По крайней мере, Марат Сергеевич был опытнейшим судьей, хорошим юристом – Ольга уже навела справки. Он не пойдет на грубые нарушения и нагнетание истерии.
Есть, правда, и обратная сторона медали: опытные судьи, в отличие от присяжных заседателей, всей своей прошлой жизнью настроены на суровые приговоры и уж никак не настроены на оправдательные.
Впрочем, в случае Леши и Василия суд присяжных вообще не грозил. Его можно требовать, если подсудимый – в данном случае двое подсудимых – заявляют о своей невиновности. В нынешней же истории есть убитый и есть несомненный убийца, какая тут невиновность.
Тем временем из зала удалили сегодняшних свидетелей. Непреложное правило: недопрошенный свидетель не должен слышать, что происходит в суде. И категорически не должен встречаться с уже допрошенными – их разъединяет судебный пристав, благо свободных помещений во Дворце культуры имелось достаточно.
Затем полуритуальная деятельность продолжилась.
Председательствующий начал устанавливать личность подсудимых.
– Подсудимый, назовите вашу фамилию, имя и отчество, – судья начал с Куницына.
– Куницын, Алексей Викторович, – запинаясь, ответил вставший со своего места Лешка.
Он смотрел сквозь прутья на председательствующего, слегка наклонив голову, чтоб лучше видеть. Теперь его худоба бросилась в глаза всем. И еще: когда дохленький и зашуганный Лешка поднялся, ненависть в глазах многих зрителей (а она была, точно была, подогретая сплетнями и средствами массовой информации) как-то чуть подрассосалась. Не ожидали, наверное, земляки увидеть такого тщедушного злодея.
– Дата рождения?
– Тысяча девятьсот девяностый год, двадцать третьего августа, – Лешка снова опустил свою невезучую голову.
– Место рождения?
– Здесь.
– Где здесь? – не понял Марат Сергеевич.
– Здесь, в Любине, – пожал плечами парнишка.
А где ж еще? Он за свою жизнь дальше Любина не выезжал.
Далее у него выяснили, владеет ли парень языком, на котором ведется судопроизводство. Парень владел. Другими языками не владел, а русским владел точно. Место работы, род занятий, образование, семейное положение – все это судья устанавливал лично, соблюдая одно из основных правил честного правосудия – устность процесса и выяснение обстоятельств дела непосредственно в суде.
В общем, нужная вещь и обязательная.
Но не очень быстрая.
После Лешки Куницына председательствующий выяснял те же вопросы, но теперь с Васькой. Тот, в радостной полуулыбке приоткрыв рот, смотрел на судью, и было ему почему-то весело. Может, потому, что чуть ли не впервые в жизни внимание серьезного человека было обращено только на него?
