Нельзя же было вас выпустить из зала суда. Согласитесь, вы с Якиром наломали немало дров. Кроме того, ваш процесс мы широко освещали в печати. А приговор по кассации публиковать не будем".
Хозяин закончил первую часть речи. Потом сказал: "Вот вы пишете в своих документах, что в СССР происходит возрождение сталинизма. Вы действительно так думаете?" Я сказал, что имеется много фактов, свидетельствующих об этом. "Это чепуха, — сказал Андропов. — Возрождения сталинизма никто не допустит. Вы хорошо помните, что было при Сталине. Я знаю, что Якир и вы незаслуженно пострадали в сталинские годы. Знаю, что погибли ваши отцы. Все это не прошло бесследно для вас. Между прочим, после войны я тоже ждал ареста со дня на день. Я был тогда вторым секретарем Карело-Финской республики. Арестовали первого секретаря. Я ждал, что арестуют и меня, но пронесло". Лирическая часть окончилась. Андропов приступил к делу. "А как вы смотрите на то, чтобы выступить на пресс- конференции перед иностранными журналистами? Они столько пишут лжи о вашем деле. Нужно прочистить им мозги. Чтобы на Западе знали, что вы говорили на суде не под давлением, а по доброй воле. Только не думайте, что я вас покупаю; Если не хотите, то и не надо. Все то, о чем я говорил, будет и без этого".
Нужно было отвечать. Времени на обдумывание было несколько секунд. Я ответил: "Я уже говорил о своей вине на суде. Могу повторить это и на пресс-конференции. Какая разница?" "Ну вот и хорошо, — сказал Андропов. — Это правильное решение. А то подняли целую бучу вокруг вашего процесса. Кто вы по специальности?" — спросил он. "Экономист".
"Когда вы освободитесь, мы возьмем вас в наш научно- исследовательский институт". Я промолчал. "Есть ли у вас какие-нибудь вопросы или просьбы ко мне?" — спросил он».
Красин обратился с просьбой об освобождении одного известного диссидента, который отбывал в 1973 году наказание в психиатрической больнице. Он не называет фамилии, но я полагаю, что речь шла о П. Г. Григоренко, борьба за освобождение которого в это время велась в нашей стране и за рубежом.
«"Но ведь он больной человек", — возразил Андропов. "Я не врач, — сказал я, — но из общения с ним, а я его близко знал, у меня сложилось твердое убеждение, что он вполне здоровый человек. Но дело даже не в моем мнении. Я знаю, что недавно врачи рекомендовали его на выписку из психиатрической больницы, а прокуратура отменила это решение". "Я этого не знал, — сказал Андропов. — Если это так, то я посмотрю, что можно сделать. Вы напишите заявление о своих предложениях. Я с ним ознакомлюсь".
Как он понял то, что я ему сказал? Конечно, как торг: я прошу дать сдачу за свое участие в пресс-конференции. И он понял правильно. Разве меня волновала участь людей, о которых я собирался писать в заявлении? Волновала, но далеко не в первую очередь. Я заботился о другом — подготовить оправдание своему поведению в Лефортово, когда выйду на волю. Для этого я и просил дать сдачу людьми. Перед тем как отпустить меня, Андропов сказал: "Если у вас будут какие-либо жалобы, предложения, в том числе и личные, не стесняйтесь, пишите. Обещаю вам, что я прочту все и сделаю все, что можно". Аудиенция закончилась. Вошел Петренко и повел меня назад в камеру»[107].
Известно, что пресс-конференция Красина и Якира состоялась. Она проходила в большом зале кинотеатра «Октябрь» на проспекте Калинина. Зал был переполнен. С точки зрения организаторов представления, все прошло удачно и цель достигнута. Эту акцию долго и по-разному комментировали в западной и особенно в эмигрантской печати. Позиция советской подцензурной прессы была однозначной, но общественность также много и по-разному оценивала проведенный спектакль. Разумеется, мало кто верил в искренность раскаяния Якира и Красина. Однако их моральная и политическая нечистоплотность была очевидна, а это, несомненно, и являлось главной задачей, которую ставил КГБ. Ослабло движение диссидентов, ослабли на некоторое время и репрессии. В 1974 году по политическим мотивам осудили 178 человек, в 1975 году — 96, а в 1976 году — 60.
С высылкой и выездом за границу большинства наиболее известных лидеров оппозиции ее масштабы внутри страны сократились, однако в целом оппозиция не исчезла. В ней начали участвовать новые люди. В оппозиционной среде стали появляться полуподпольные или даже глубоко законспирированные организации и группы, программные требования которых нередко строились на национальной и религиозной почве. Работы для органов КГБ, в частности для Пятого управления, хватало. На заводах и в НИИ, даже не имеющих отношения к оборонной тематике, стал усиливаться режим секретности; вводились пропуска в учреждениях, где раньше их никогда не имелось. Даже в обычную московскую гостиницу теперь было трудно войти без специального пропуска.
В своих нечастых выступлениях перед общественностью Ю. В. Андропов утверждал, что неусыпная борьба против диссидентов — одна из важных обязанностей возглавляемого им учреждения. В 1977 году в докладе по случаю 100-летия со дня рождения Ф. Э. Дзержинского он говорил: «Надо сказать, что сам термин "диссидент" является ловкой пропагандистской выдумкой, призванной ввести в заблуждение общественность… Пустив его в ход, буржуазная пропаганда рассчитывает изобразить дело так, будто советский строй не терпит самостоятельной мысли своих граждан, преследует любого, "кто думает иначе"…
Господа буржуазные идеологи, посмотрите на 49-ю статью проекта новой Советской Конституции. Там четко сказано о праве граждан СССР и на критику, и на внесение предложений… Другое дело, когда несколько оторвавшихся от нашего общества лиц становятся на путь антисоветской деятельности, нарушают законы, снабжают Запад клеветнической информацией, пытаются организовать различные антиобщественные вылазки. У этих отщепенцев нет и не может быть никакой опоры внутри страны. Именно поэтому они не решаются выступать где-либо на заводе, в колхозе, в учреждении.
Оттуда им пришлось бы, как говорят, поскорее уносить ноги. Существование так называемых "диссидентов" стало возможным лишь благодаря тому, что противники социализма подключили к этому делу западную прессу, дипломатические, а также разведывательные и иные специальные службы. Уже ни для кого не секрет, что "диссидентство" стало своеобразной профессией, которая щедро оплачивается валютными или иными подачками, что по существу мало отличается от того, как расплачиваются империалистические спецслужбы со своей агентурой…
Развитый социализм не застрахован от появления отдельных лиц, чьи действия не вписываются ни в моральные, ни в юридические рамки советского общества… Причины тут, как известно, могут быть разные — политические или идейные заблуждения, религиозный фанатизм, националистические вывихи, личные обиды и неудачи, воспринимаемые как недооценка обществом заслуг и возможностей данного человека, наконец, в ряде случаев психическая неустойчивость отдельных лиц. И со всем этим нам приходится встречаться. Строительство нового общества, новой коммунистической цивилизации — сложный и нелегкий процесс. Иным он быть и не может»[108].
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
