Султан (значит «власть») стал светским правителем мусульманского мира. Титул ввел сам Махмуд Газневидский, первый по счету и по весу султан тюрков.
Любопытно, в XII веке титул хотели поменять на «шахиншах», но человека, произнесшего «это слово», тут же убили. «Это слово» означало «царь царей» и относилось только к Всевышнему. Мусульмане не пожелали так назвать своего правителя, потому что они не желали иметь в Халифате второго «папу римского», этакого «наместника Бога на Земле». Они, как истинные тюрки, были против язычества.
Теперь ислам рос со своей культурой и кодексом чести, султан Махмуд велел делами доказывать превосходство мусульманства. Честь для него была превыше всего, что видно даже на мелочах жизни.
Однажды ему пожаловался бедняк, у которого знатный воин отобрал дом и жену. «Я сам вынесу приговор», – сказал султан. Ночью он проник в дом и в темноте исполнил закон. Исполнив, зажег факел. С минуту он стоял молча, потом опустился на колени и стал молиться. Затем велел хозяину принести еду. С жадностью нищего султан набросился на хлеб. Долго молчал, много съел. Хозяин не выдержал: «Что с тобой?» Всесильный правитель Востока, султан Махмуд так ответил ему: «Я не ел и не пил три дня, думал, что преступник – мой сын. Поэтому сам взялся исполнить приговор. А чтобы суд был неумолим, я не зажег факел. Теперь вижу, слава Аллаху, то не мой сын».
Вот так правили настоящие тюрки. Честь превыше всего.
Конечно, иные тюркские традиции отмирали в Халифате, иные, наоборот, приживались навсегда. Чем богаче старая жизнь, тем лучше новая, каждое новое поколение крепило устои веры… Бухара, Гянджа, Нахичевань, Туркестан, Самарканд – истоки реки знаний. Слово «Тенгри» здесь долго держалось на устах людей.
Первые мусульманские слова «Тенгри», «Ходай» и «Алла» ставили рядом. Это одно и то же. На Древнем Алтае, например, «Алла» означало «дающий и забирающий», «Дух-хранитель». «Алла Чайан» – «Творец», «Бог». Как и слово «Ходай» – «Бог», «Господь». До сих пор там произносят именно так. В исламе остались – «Аллах» (у суннитов) и «Ходай» (у шиитов).
Имя Тенгри в мусульманском мире звучало реже и реже, не потому, что хотели забыть. Нет. Причина в христианах – и они говорили «Тенгри» или «Дангри», «Дангыр», обращаясь к Небу. Восток желал отличия даже здесь.
Так было надо… И лишь истинные тюрки – их не переделать – твердили «Тенгри», «Ходай», невзирая на запреты. Берегли эти величественные слова, словно бриллиант, оставленный в наследство дедами и прадедами.
Огузы оказались настоящими лекарями человеческих душ, их умелыми ловцами… Они тонко вели политику, умело меняли жизнь. Например, сменили название Алтаю. Для мусульман он стал священной горой Каф. Горой, стоящей на изумруде, отблеск которого придает небесам лазурный оттенок. Тогда зеленый цвет – цвет изумруда! – и пришел в ислам.
Каф живет по воле Неба, учили они, отсюда начинается все – землетрясения, ураганы и другие превратности Судьбы. Это – святое место планеты. Мусульмане тогда, как и христиане, молились на восток, обращая взор к Алтаю. Теперь к горе Каф. Лишь потом, много позже, эту традицию им изменили аравийские арабы, повернув лица верующих в сторону Мекки.
Словно хирурги, огузы резали по живому тюркскую культуру, утверждая обряды ислама. Терпели нестерпимую боль, но продолжали резать. Они отвечали на каждый удар христиан. На каждый их выпад.
Шла борьба за господство в геополитике, ее маскировали борьбой за веру, за покровительство Бога Небесного, за иконы, за его крест…
Например, в VIII веке в Византии стали портить иконы. Делалось это сознательно и умело. В 691 году Трулльский церковный собор повелел заменить на иконах образ Христа, которого рисовали агнцем – ягненком с посохом. Теперь вместо «ветхого агнца» стали изображать Христа в человеческом образе. Христу придали лицо Бога Небесного, Тенгри. Это было откровенным вызовом и чудовищной несправедливостью. Неуважением к исламу и другим религиям, почитающим власть Неба. Ведь Всевышнего изображали на иконах и мусульмане, и христиане, и тенгриане, и буддисты, верившие в Тенгри.
Изображение Христа на троне.
Мозаика из храма Святой Софии в Константинополе
В действиях византийцев был сознательный обман и тонкий расчет: Христос, по их мнению, становился как бы всеобщим богом.
В ответ халиф Абд аль-Малик вообще запретил мусульманские иконы, с тех пор перестали изображать Аллаха и все живое, созданное Им. К IX веку запрет стал правилом для мусульманской живописи. Но его никогда не выполняли, ссылаясь на Коран. Рисовали. И рисовали талантливо… Правда, иконы навсегда ушли из обихода мусульман.
Хызр
В борьбе с Византией ислам искал и находил себя. А это очень трудно – найти себя на зыбкой почве духовного спора.
Скажем, ввели в мусульманскую культуру Джаргана, героя тюркского народа. Но ввели не тем, кем он был у тюрков. Другим… Огузы всегда мастерски умели варить напиток забвения. Джаргану сменили имя. А старую его историю люди, отведавшие «напиток забвения», просто забыли. Но образ и подвиг героя навсегда остались в мусульманской культуре.
Марьям и Иса.
Старинная персидская миниатюра.
Не исключено, что именно этот сюжет присутствовал на уничтоженных иконах мусульман
Джор, Джирджис, Хызр, Хызыр-Ильяс, Хызыр-галя иссалям, Кедер, Кедерлес и даже Гесер называли того героя мусульманские предания. И все дальше и дальше уводили героя от истины. Он остался юношей, но с длинной седой бородой, стал бессмертным, жил на берегу моря, но не в Дербенте… В поэзии реальность всегда чуть-чуть невероятна. Этим и ценна настоящая поэзия.
«Невероятным» вошел Джарган в мусульманский мир.
Поныне в Стамбуле (Константинополе) в мечети Айя-София является он. Воин ночами время от времени ведет там невидимый людям бой с черными силами. К утру на стене мечети остаются пятна крови – следы той войны. Кровь вытирают, а пятна потом проступают вновь. Уже в другом месте.
И в Дербенте, у могилы Джаргана, случаются чудеса. Местные жители не раз видели его – живым! Хотя прошли века. Он – бессмертный, утверждают они. Ходит по ночам, разговаривает, подходит к роднику, который открылся здесь на третий день после его казни. Наказывает грешников, помогает страждущим. Его могила – место паломничества.
Отведав «напиток забвения», люди и не помнят уже, что христиане назвали Джаргана святым Георгием, там своя легенда. Да, и зачем все это помнить простым людям?.. Главное – культура ислама и христианская культура получили еще одного легендарного героя. И опять тюрка.
«Перерождения» героев – в истории дело обычное. Скажем, у мусульман Христос стал Исой, Моисей – Мусой, а их жизнь чуть иной, чем в христианстве. Но это не имеет абсолютно никакого значения, они – память о раннем исламе. Мусульмане берегут и почитают их как пророков. И все.
К сожалению, и сюда, в мифологию, не раз и не два пробиралась политика. Она искажала, путала, придумывала ужасы. Когда-нибудь откроется тайна монастыря ал-Кусайр. Здесь, на Ближнем Востоке, по-прежнему живо имя Гесера – Пророка тюрков, но его упорно не замечают. А там когда-то был мусульманский монастырь, где начинал Хасан Басрийский, основатель исламского монашества. Он умер в 728 году.
…Много загадок и тайн оставило Средневековье.
Тогда Восток и Запад боролись за власть над миром. Боролись отчаянно. Ведь и там и там в подавляющем большинстве жили тюрки. Имена, названия, даты они меняли сами, меняли сознательно. За этим стояла политика: делили тюркское наследство. Вернее, культуру тюркского народа.
Запад хотел ее сделать своей, а Восток – своей.
Кануны больших перемен
Чтобы победить, Востоку нужна была свобода. Свобода во всем – в вере, в торговле, в политике. Лишь ислам мог обеспечить ее, ибо: «Чей Бог, того власть».
И Запад залог своих побед видел в силе духа – в вере. Во благо Церкви жили европейские страны. У руля власти там тоже стояли тюрки, не на троне были, рядом – в свите, давая советы. Вершили политику Европы не они, они участвовали в ней. Кипчаки стали европейцами! Не просто европейцами, а представителями аристократии. Этим и объяснялось все. Они защищали интересы своих стран, а не тюркского мира… Чужие интересы, ставшие своими. Столько поколений сменилось в Европе после царствования Аттилы, но тюркский язык сохранялся. Язык христианства.
Мусульманскому Востоку было труднее. Он долго жил под пятой Империи: создавал себя сам. Создавал в недрах Византии, из вчерашних рабов делать свободных людей не просто. Византийцы, тогдашние хозяева мира, смертельно боялись ислама, как боятся правды.
Даже купив себе в IV–V веках тюрков-наймитов, Византия не приблизилась к тюркскому миру. Наоборот, все время была в конфронтации с ним… Хотя ее благополучие во многом зависело от Шелкового пути, который проходил по Степи кипчаков. Богатства Востока везли в Константинополь именно тюрки, они же слыли там опасными врагами… Это необъяснимо.
