одаренных детей, но лагерь казался мне жутко скучным. Все задания были слишком простыми. Единственное, что мне нравилось, –
шахматы, но в них можно играть где угодно. Я пожаловался родителям, и вчера они приехали за мной и забрали домой.
Я вытирал руки, когда вдалеке раздался громкий хлопок, а потом крики.
Я побежал в гостиную и увидел, что родители ведут Нину к потайному ходу за камином. Я очень любил за это наш дом – он был полон потайных проходов и секретных местечек. Мы с Ниной провели бесчисленные часы, исследуя каждый укромный уголок, – игры в прятки становились куда увлекательнее.
– Алекс, сюда. Скорее! – Мамино лицо исказилось от паники. Она схватила меня за руку сильнее, чем когда-либо прежде, и толкнула в темноту.
– Что происходит? Кто здесь?
Сердце забилось в бешеном ритме. Я слышал странные голоса, и они приближались.
Нина съежилась в тоннеле, прижимая к груди любимого кота Пятнистика. Мы однажды наткнулись на него во время семейного пикника в парке, и Нина так плакала и умоляла, что родители позволили ей оставить его себе в качестве домашнего питомца.
– Все будет хорошо, – у папы в руке был пистолет. Он всегда держал его дома, но я никогда не видел, чтобы он им пользовался. От блеска черного металла под светом ламп в моих жилах похолодела кровь. – Сидите там с сестрой и матерью и не издавайте ни звука. Все будет хорошо… Люси, что ты делаешь?
Мама захлопнула вход в тоннель, пока мы с Ниной смотрели на них, испуганно вытаращив глаза.
– Я не оставлю тебя одного, – яростно произнесла она.
– Черт подери, Люси. Ты должна…
Звук разбившейся об пол вазы оборвал папу и напугал Пятнистика, который заорал и вырвался у Нины из рук. Он проскользнул в щель между стеной и закрывающейся дверью.
– Пятнистик! – завопила Нина и поползла следом.
Я попытался схватить ее, но она вырвалась и бросилась за котом.
– Нина, нет, – отчаянно прошептал я, но было слишком поздно. Она ушла, и дверь захлопнулась, погрузив меня во тьму. Я сидел, и в ушах шумела кровь, пока глаза пытались привыкнуть к темноте.
Мама и папа посадили меня сюда не просто так, и я не хотел тревожить их своим выходом. Но еще нужно было узнать, что происходит, хотя интуиция кричала мне отвернуться, закрыть глаза и спрятаться.
Я спрятался, но глаза закрывать не стал.
В тоннеле за камином было окошко, замаскированное под глаза в картине над каминной полкой. Я чуть-чуть до него не дотягивался, но, если встать на цыпочки и как следует потянуться, можно было выглянуть в гостиную.
И от увиденного в моих жилах застыла кровь.
В гостиной было два чужака. У них были лыжные маски и пистолеты – крупнее, чем папин, который теперь лежал возле его ног. Один из пистолетов был направлен на папу, другой – на маму и Нину. Мама закрывала собой Нину, а сестренка рыдала, крепко обнимая Пятнистика, Кот был в ужасе и орал изо всех сил.
– Заткните проклятую тварь, – прорычал один из мужчин. – Или я сделаю это сам.
Нина зарыдала сильнее.
– Забирайте что хотите, – сказал побледневший папа. – Только не трогайте мою семью.
– О, мы заберем все, что захотим, – заявил второй. – А вот второго, к сожалению, гарантировать не могу. Но давайте поторопимся, верно? Нет смысла оттягивать неизбежное. У нас, знаете ли, не почасовая оплата.
Прозвучал выстрел. Где-то завопили мама и Нина. Я тоже должен был завопить, но не стал. И мог только смотреть широкими, остекленевшими глазами, пока ноги горели от долгого стояния на цыпочках, как у папы на груди расплывается ярко-красное пятно. Он пошатнулся и задвигал губами, но не смог произнести ни слова. Возможно, он смог бы пережить один выстрел, но потом прозвучал второй, и еще, и еще, пока большое сильное тело папы не повалилось на пол. Оно лежало, затихшее и недвижимое.
«Оно», нет, «он». Потому что труп не был моим папой – папино лицо, папины волосы, папина кожа, но не сам папа. Я видел, как он уходил, как в его глазах потух свет.
– Нет! – завопила мама. Она бросилась к папе, но преодолела лишь полпути. Ее тело обмякло, рот раскрылся. Она тоже упала, и ее кровь хлынула на пол.
– Черт, ну зачем? – возмутился первый. – Я хотел с ней сначала развлечься.
– Сучка действовала мне на нервы. Не выношу воя, и мы пришли сюда делать работу, а не ублажать твой член, – прорычал второй.
Первый скривился, но спорить не стал.
Мужчины уставились на Нину, которая так рыдала, что ее лицо залилось ярко-красной краской, а тело вздрагивало от всхлипов. Пятнистик шипел, глазенки на крошечной мордочке светились от ярости. Он был лишь котенком, но в тот момент превратился в льва.
– Слишком маленькая, – с отвращением сказал первый.
Второй его проигнорировал.
– Прости, малышка, – обратился он к Нине. – Ничего личного. Тебе просто не повезло родиться в этой семье.
Рев в ушах становился все громче. По запястью потекла какая-то жидкость, и я понял: я так сильно вонзил ногти в ладони, что пошла кровь.
Кап. Кап. Кап.
Каждая капля гремела в темноте узкого тоннеля, как сверхзвуковой хлопок. Они могли услышать? Могли услышать меня, сидящего за камином, словно трус, пока они убивали мою семью?
Я хотел выбежать. Хотел броситься на мужчин, пинаться и царапаться. Хотел разбить их головы тяжелой скульптурой с каминной полки и сдирать с их костей мясо, кусок за куском, пока они не начнут молить о смерти.
У меня впервые возникли столь жестокие мысли. Мама была нежной и любящей, а папа – жестким, но справедливым. Человеком чести. И нас с Ниной растили такими же.
Но увидев деяния этих людей, я захотел их пытать, медленно. И бесконечно.
Только не мог. Если бы я вышел, они застрелили бы и меня, и не осталось бы шанса на возмездие. На справедливость.
Кап. Кап. Капкапкап.
Кровь пошла быстрее. Я не смог отвести взгляда, когда второй человек снова поднял оружие и выстрелил.
Один выстрел. Этого оказалось достаточно.
Пятнистик словно взбесился. Он налетел на мужчин, шипя и царапаясь. Один из них выругался и попытался его пнуть, но кот вовремя увернулся.
– Плюнь на проклятого кота, – выпалил второй. – Давай закончим дело и скорее свалим.
– Ненавижу животных, – с отвращением пробормотал первый. – Слушай, разве он не говорил про еще одного ребенка? Где мелкий засранец?
– Не здесь, – его партнер огляделся: его взгляд мазнул по камину и остановился на маленькой изящной нефритовой статуэтке на журнальном столике. – В лагере или типа того.
– Черт, а я никогда не был
