и это письмо, как видишь, мне пришлось продиктовать. Постарайся, пожалуйста, привезти своего друга.
Твой старый школьный приятель
Перси Фелпс».
Письмо меня взволновало: уж очень жалобными показались мне мольбы привезти Холмса. Я был так тронут, что взялся бы и за более сложную задачу, но мне было известно, что Холмс любит свое ремесло и с готовностью откликается на такого рода просьбы. Жена согласилась, что мне следует связаться с Холмсом незамедлительно, и в то же утро я снова посетил знакомую квартиру на Бейкер-стрит.
Холмс, одетый в халат, сидел за пристенным столиком и занимался химическими опытами. Над голубым пламенем бунзеновской горелки кипела в большой изогнутой реторте какая-то жидкость, в двухлитровой емкости осаждались капли конденсата. Мой друг едва скользнул по мне взглядом, и я, видя, что застал его за важным исследованием, сел в кресло и стал ждать. Он набрал стеклянной пипеткой по две-три капли из нескольких колб, затем поместил пробирку с раствором на стол. В правой руке Холмс держал полоску лакмусовой бумаги.
– Вы явились в самый ответственный момент, Ватсон, – сказал он. – Если эта бумажка останется голубой – все хорошо. Если же она покраснеет, кое-кому это будет стоить жизни. – Он обмакнул полоску в раствор, и она окрасилась в густой темно-малиновый цвет. – Хм! Так я и думал! Еще минута, Ватсон, и я буду в вашем распоряжении. Возьмите табак – вот там, в персидской туфле.
Холмс вновь обернулся к столу, чтобы нацарапать несколько телеграмм, которые отдал мальчику-слуге. Потом он опустился в кресло напротив меня, притянул колени к груди и обхватил пальцами свои тощие лодыжки.
– Самое заурядное убийство, – заметил он. – У вас, похоже, имеется нечто занимательней. Вы, Ватсон, настоящий буревестник преступлений. И что же произошло?
Я протянул Холмсу письмо, и тот внимательнейшим образом его изучил.
– Не очень-то много из него узнаешь, да? – Он вернул мне письмо.
– Почти ничего.
– Но почерк все же небезынтересный.
– Это не его почерк.
– Именно. Почерк женский.
– Да нет же, мужской! – вырвалось у меня.
– Нет, женский, причем женщины весьма своеобразной. Начнем расследование с того интересного факта, что клиент тесно связан с человеком столь исключительных свойств – не знаю уж, к добру они или к худу! Я уже заинтригован. Если вы готовы, отправимся в Уокинг прямо сейчас, посмотрим на вашего попавшего в беду дипломата и женщину, которой он диктует письма.
Нам повезло попасть на ранний поезд с вокзала Ватерлоо, и через неполный час мы оказались среди еловых лесов и верещатников Уокинга. Брайарбрей, как выяснилось, находится в нескольких минутах ходьбы от станции; это большой особняк, окруженный обширным двором. Мы отдали визитные карточки, и прислуга провела нас в элегантно обставленную гостиную, куда вскоре явился мужчина довольно плотного сложения, оказавший нам очень дружелюбный прием. Ему было за тридцать, ближе к сорока, но благодаря румяным щекам и веселым искрам в глазах он походил на пухлого проказливого мальчишку.
– Я так вам рад, – произнес незнакомец, восторженно тряся нам руки. – Перси справлялся о вас каждое утро. Ах, бедняга, он цепляется за каждую соломинку! Его отец с матерью просили, чтобы я вас принял: им самим слишком мучительно даже упоминать об этой истории.
– Нам пока о ней не известно ровно ничего, – заметил Холмс. – Вы, как я понимаю, не родственник?
У нашего собеседника округлились глаза, но, опустив взгляд, он тут же рассмеялся.
– Понятно, вы заметили монограмму «Дж. Х.» у меня на медальоне. А я-то подумал – что-то мудреное. Меня зовут Джозеф Харрисон. Перси собирается жениться на моей сестре Энни, так что я стану если не родственником, то свойственником. Сестра сейчас у него; эти два месяца она не отходит от его постели. Наверное, нам лучше поспешить: я знаю, он изнывает от нетерпения.
Комната, куда нас провели, находилась на том же этаже. Обставлена она была частью как гостиная, частью как спальня; по всем углам стояли изящные букеты. Молодой человек, очень бледный и изможденный, лежал на кушетке у открытого окна, из которого тянуло ароматным летним воздухом и пряными запахами сада. У кушетки сидела женщина, при нашем появлении она встала.
– Перси, мне уйти? – спросила она.
Он удержал ее за руку.
– Как поживаешь, Ватсон? – сердечно приветствовал он меня. – Никогда бы не узнал тебя с этими усами, да и ты не подтвердил бы под присягой, что я – это я. А это, как я догадываюсь, твой знаменитый друг, мистер Шерлок Холмс?
Я кратко представил их друг другу, и мы сели. Толстячок вышел, но его сестра (больной по-прежнему держал ее за руку) осталась. Эта женщина сразу приковывала к себе внимание – не изяществом пропорций (она была полновата для своего роста), но нежной смугловатой кожей, большими и темными глазами, как у итальянки, и копной черных волос. Рядом с такой яркой красотой еще больше бросались в глаза бледность и худоба мужчины.
– Не стану злоупотреблять вашим временем, – сказал Перси, приподнимаясь, чтобы сесть, – обойдусь без предисловий. Я был счастливым и успешным человеком, мистер Холмс, как раз собирался вступить в брак, но тут случилось страшное несчастье, обратившее в прах все мои планы и надежды.
Как вы, наверное, уже слышали от Ватсона, я поступил в Министерство иностранных дел и, пользуясь протекцией своего дяди, лорда Холдхерста, быстро дослужился до ответственной должности. Когда дядя занял в нынешнем правительстве пост министра иностранных дел, он дал мне несколько доверительных поручений, которые я успешно выполнил, чем окончательно убедил его в том, что на мою умелость и такт можно положиться.
Примерно два с половиной месяца назад – а точнее, двадцать третьего мая – дядя пригласил меня в свой личный кабинет и, похвалив за предыдущую работу, сказал, что намерен поручить мне еще одно дело.
«Это, – сказал он, вынимая из бюро серый бумажный свиток, – оригинал секретного договора между Англией и Италией. Как это ни досадно, слухи о нем уже просочились в печать. Крайне важно, чтобы не случилось новых утечек. Французское и русское посольства заплатили бы громадные деньги, чтобы узнать, что содержится в этих бумагах. Их не следовало бы вынимать из бюро, но необходимо сделать с них копию. У тебя в конторе есть свой письменный стол?»
«Да, сэр».
«Тогда запри договор там. Я распоряжусь, чтобы тебя оставили в помещении, когда другие сотрудники уйдут, и ты сможешь без помех и опасений скопировать договор. Когда закончишь, запри и оригинал, и копию в стол, а завтра утром сам их мне принесешь».
Я взял бумаги и…
– Одну секунду, – прервал его Холмс. – Вы разговаривали без свидетелей?
– Кроме нас, не было ни одной живой души.
– В большом помещении?
– Тридцать на тридцать футов.
– Вы находились в центре?
– Да, приблизительно.
– Разговаривали негромко?
– У дяди на редкость тихий голос. А я почти не открывал рта.
– Спасибо. – Холмс закрыл глаза. – Продолжайте, прошу
