Возможное решение загадки нашла Зоя. Она сказала, что многие люди старой закваски не приняли орфографическую реформу и продолжают писать по-старому: с ятями, ижицами и твердыми знаками. Наверняка таков и «Оракул». И пока это единственное, что о нем можно предположить с определенной степенью вероятности.
Возможно, это какой-то старорежимный ученый, обладающий уникальным запасом знаний, но не желающий ими делиться с Громовым и его покровителями. Однако у этого человека есть (или была) возможность оставлять в самых неожиданных местах подсказки для тех, кто захочет его найти…
Тут возникает масса вопросов, и ни на один пока нет ответа. Что может быть соблазнительней для исследователя?
Ах, как будет обидно сейчас умереть, не разгадав тайны! Это было бы чудовищной несправедливостью, возмутительной нелепостью!
Доктор Норд вытер губы, на которых остался легкий привкус аниса, и скрипнул зубами — не от страха, а от азарта и нетерпения.
Ну же, голос! Давай, звучи!
— Судороги не начинаются? Мышцы не деревенеют? — деловито спросил Айзенкопф.
Зоя всхлипнула и отвернулась. Ее рука делала быстрые, мелкие движения — кажется, княжна крестилась. Вот тебе и передовая женщина.
Биохимик взял Гальтона за кисть.
— Что у нас с пульсом? Частит, частит… При первых же симптомах отравления, скорей суйте пальцы в горло. Рвота может ослабить эффект. Я приготовил тазик…
— Тихо вы!!!
Норд оттолкнул заботливого Сяо Линя с такой силой, что тот отлетел к стене.
— Ручку, дайте ручку!
Прохладная немота окутала голову Гальтона. Все внешние звуки отдалились, съежились, и в гулкой тишине зазвучал знакомый голос. Отчетливо выговаривая каждое слово, он произнес по-французски: «Всё оказалось гораздо сложнее. Он очень опасен. Даже вы с вашим умом и целеустремленностью с ним не справитесь. Заручитесь поддержкой людей власти, без этого больше ничего не предпринимайте!»
Гальтон был сосредоточен только на том, чтобы не упустить ни единого слова. О смысле послания он пока не задумывался. Карандаш лихорадочно строчил по бумаге. Но, уже дописав последнюю фразу «Faites en sorte que les gens du pouvoir vous assurent de leur assistance, sinon n’entreprenez plus rien», доктор вновь, как в прошлый раз, почувствовал, что никогда не забудет сказанного: слова, интонация, странноватый, без грассирования выговор останутся в его памяти навсегда. Таким уж свойством обладает самсонитный перенос информации.
Коллеги рвали листок друг у друга, Гальтон же отвернулся к стене и схватился за виски.
Айзенкопф прочитал запись вслух.
— Главнокомандующий, что вы отвернулись? — бодро воскликнул немец. — Во-первых, поздравляю, вы остались живы. Меня это радует. Во-вторых, генерал, нам предстоит мозговой штурм и вы должны его возглавить!
Когда доктор не ответил, Зоя подошла к нему и взяла за руку.
— Молчи, молчи… — шепнула она. — Тебе нужно прийти в себя. Господи, у меня чуть не остановилось сердце… Я чувствую себя так же, как ты — будто заново родилась на свет.
В ее глазах застыли слезы. Она нежно взяла Гальтона за плечи, повернула к себе.
Выражение лица у доктора было не растроганное, не размягченное, не расчувствовавшееся, а ошеломленное.
— Я не чувствую себя так, будто заново родился на свет. Я чувствую себя так, будто у меня поехала крыша … Ты вчитайся в текст! — Норд растерянно моргал. — Он обращается персонально ко мне! «Даже вы с вашим умом и целеустремленностью»! Но пузырьки заложены под паркет бог знает когда! Возможно, десять лет назад! Или даже больше! Я в то время еще думать не думал, что попаду в Россию! Бред!
— А если это была слуховая галлюцинация? — спросил Айзенкопф. — Послание действительно выглядит странно.
— Не знаю… Но голос тот же самый, что в прошлый раз. А как мы знаем, это не была галлюцинация…
Зоя снова схватила бумажку.
— У меня кружится голова, — сказала она. — Всё это слишком странно. Никак не приду в себя. Переволновалась… Извините, извините… — И быстро вышла за дверь.
— Черт с ней, нам сейчас не до женских слабостей. — Биохимик остановил Гальтона, двинувшегося за княжной. — Давайте обсудим ситуацию. Если то, что вы услышали, не галлюцинация, нужно что-то решать! Вы правы, это полная чертовщина! Такое впечатление, что голос знал о вашем неудачном покушении на Громова. Голос вообще обо всем знает заранее! Он не обманул нас в прошлый раз. Значит, мы должны последовать его рекомендации и теперь. Очевидно, орешек нам не по зубам. Без подмоги с Громовым не справиться. Хочу напомнить, к тому же склонял вас и я, когда предлагал вернуться в Нью-Йорк. Вы зря рисковали жизнью. «Gens du pouvoir»[81] это безусловно мистер Ротвеллер. Нужно отправляться к нему, доложить о проделанной работе и о возникших проблемах. Он найдет способ нам помочь.
Наверное, Айзенкопф был прав. Однако возвращаться побитой собачонкой, поджав хвост? Ни за что! «Оракул», кто бы это ни был, звал Гальтона Норда, прокладывал ему фарватер через бурное море, освещал путь мерцанием дальнего маяка. Внутреннее чувство подсказывало доктору, что поворачивать назад ни в коем случае нельзя. По фарватеру может пройти кто-то другой. Или же маяк возьмет и погаснет.
Излагать прагматичному Курту эти туманные, крайне неубедительные соображения было бы пустой тратой времени. Требовалась иная аргументация.
— Нет, я не могу предстать перед мистером Ротвеллером, пока не нашел ответов на все вопросы. Я имею в виду папку из сейфа Громова. Уж она-то точно не галлюцинация. Там остается слишком много нерешенных загадок. Что за «Спас Преображенский»? Что за «черный пополон»?
— Около этого слова на листке знак вопроса. Возможно, имеется в виду «поролон», — предположил Айзенкопф. — Это одно из названий пенополиуретана. Эластичный, мягкий, ячеистый материал, разработкой которого занимаются химики Германии. Поролону сулят большое будущее. Он обеспечивает хорошую виброзащиту и шумоизоляцию.
Гальтон пожал плечами.
— Может, и так. А может, и не так. Я думаю, мы должны поступить следующим образом. Попытки добраться до Громова временно прекратим — прислушаемся к совету «Оракула». Но прерывать миссию не будем. До тех пор, пока не выясним всё, что удастся выяснить.
Узенькие глазки поддельного китайца сощурились в две щелочки.
— Вы полагаете, что в «Ответах» из папки содержатся указания еще на какие-то тайники?
— Уверен в этом. Как же можно уезжать, не попытавшись их найти? …Что-то они сегодня расплясались шумней обычного, — с досадой заметил Гальтон.
Уже минуту или две снизу, из клуба, неслись крики и топот, которые мешали важному разговору. Приходилось повышать голос.
В коридоре послышались быстрые шаги. Дверь распахнулась.
— Братва, шухер! — На пороге возник Витек. Его глаза были навыкате, смуглая физиономия перекошена. — Наши звонили! Облава!
— Какая облава?
— На цыган! В Ростокине, в Останкине — там большие таборы стоят! Легавые меня ищут! Картинку показывали, карандашную. Наши говорят, похож — сразу признали. Не выдали, конечно, но легавые всюду шмонать будут! В Марьину Рощу едут, и к нам сюда тоже! Уматывать надо!
Гальтон выругался. Как это было некстати — снова бежать куда-то, срываться с места.
— А хвастался! — напустился он на Витька. — «Сыскать меня начальникам будет трудно». Я говорил, что они твой словесный портрет составят. Немедленно уходим! Я скажу Зое.
* * *
Каждый со своим багажом (то есть Норд с Зоей почти налегке, а биохимик с тяжеленным «конструктором») они сбежали вниз, где происходило столпотворение. Мужчины волокли какие-то тюки и свертки, женщины бегали и голосили, дети путались у взрослых под ногами. Старый цыган тащил раскрытый мешок, в который женщины бросали, снимая с себя, мониста из золотых монет.
— Зачем это они? — спросил доктор у Витька.
— По-нашему, бабе без монист нельзя. А по-ихнему, по-теперешнему, золотые монеты — валютная спекуляция. Прятать надо, чтоб начальники не нашли.
«Рено» рванулся, подняв тучу пыли, и укатил прочь из двора, куда вот-вот должны были нагрянуть «начальники». Витек гнал машину задворками, закоулками, мимо грязных фабрик, убогих домишек, через железнодорожные пути, через пустыри.
— Куда ехала? Куда нас возила? — строго спросил Сяо Линь с китайским акцентом, вспомнив, что он «пахан».
— В одно местечко, батя, — почтительно ответил Витек. — Там точно искать не будут. Отсидимся, а потом видно будет. Москва, она большая.
— Какая-такая местеська?
— «ЦыгЦИК».
— Сево твоя мне цык-цык говолила? Я тебе дам цык-цык!
Гальтон тоже удивился.
— Витя, ты что сказал?
— ЦыгЦик — это «Цыганский Центральный Исполнительный Комитет». Навроде цыганского наркомата.
Айзенкопф схватил шофера цепкими пальцами за плечо: