Еще издали он увидел, что прямо у входа в Город двое мужчин в грязных спецовках возятся на приставной лестнице, что-то делая с табличкой.
Саня подошел поближе.
Они прилаживали к дому табличку со словами «ул. Агве Котоко, 7».
Саня остолбенел.
– Что это? – недоуменно спросил он. – Какой еще Котоко? Это же Садовая!
Один из рабочих ухмыльнулся:
– Была Садовая! Переименовали, значить! Теперь этого самого Котоко улица.
– Зачем переименовали? – разозлился Саня. – Кто он, этот Котоко? Так нельзя! Это Садовая!
Рабочий назидательно поднял палец:
– Раз переименовали – значить, надо! Ишь, ты – зачем! А зачем Набережные Челны два раза переименовывали? Положено, значить!
Рабочие спустились и, взвалив лестницу на плечи, двинулись к следующему дому.
Саня тупо смотрел на новенькую табличку. «Улица Агве Котоко, 7».
«Все, – горько подумал он. – Конец всему. Станет в Городе на улицу меньше…»
Он повернулся, чтобы уйти.
«А может, не станет? Может, не в названии дело, а в улице?»
Пытаясь убедить себя, что это по прежнему Садовая, он торопливо шагнул под табличку, не зная еще, что его встретит – распахнутый вход или холодный камень стены.
©
Ноябрь 1988НиколаевЗабытая дорога
История византийских перстней
Ромка даже не подозревал, как отреагирует институтский друг Владислав Багдасаров на его неожиданную находку. Багдасаров был лет на пять старше Ромки и в институт поступил уже после службы в армии. Слыл он парнем серьезным, бесспорно – умным, но несколько замкнутым. Впрочем, он никому ни в чем не отказывал, но никогда и не делал и не говорил больше, чем требовалось. Со своим курсом у него сложились корректно-вежливые отношения; Ромка с Багдасаровым здоровался и на этом их знакомство исчерпывалось.
Жил Багдасаров в общежитии, и Ромка, коренной киевлянин и вчерашний школяр, несколько неуютно почувствовал себя у входа в этот особый, ни с чем не сравнимый уголок студенческого быта. Наконец, он вздохнул, решительно нагнул голову и вошел внутрь. Вскоре ему подсказали, что Багдасаров живет в восемьдесят восьмой комнате. Миновав восемьдесят седьмую, Ромка остановился, ожидая увидеть на очередной двери две восьмерки.
Восьмерок оказалось восемь. Две, ниже – четыре в ряд, и в самом низу опять две. Над этой кавалькадой восьмерок красовались два цветных снимка из «World Soccer»: Сократес, стоящий на коленях и воздевший руки к небу, и сосредоточенно глядящий куда-то влево Брайан Робсон. Насколько Ромка знал, оба эти футболиста играли под восьмыми номерами, Сократес – за Бразилию, Робсон – за Англию.
Ромка усмехнулся. Видать, цифру «8» здесь уважали.
Он осторожно постучался.
– Открыто! – рявкнули изнутри.
Ромка вошел. Багдасаров возлежал на койке, задрав ноги на пошарпанную спинку; за столом, покрытым бордовой скатертью, сидел его закадычный дружок Дима Федоренко, который сортировал пожелтевшие от времени газеты, аккуратно раскладывая их на три стопки. Багдасаров грыз яблоко и созерцал свои кроссовки, покоящиеся на спинке кровати.
– А, Ромка, – удивился он и сел. – Заходи.
Ромка шагнул через порог и огляделся. Все стены пестрели плакатами и постерами из журналов: футболисты, кадры из фантастических фильмов, рок-группы – все это придавало комнате богемно-многозначительный вид. За дверью притихли два спортивных велосипеда, рядом с лампочкой с потолка в специально сплетенной сетке свешивался дорогой футбольный мяч, на стене, в щели между атакующим Ван Бастеном и группой «Grand Funk Railroad», тускло отблескивала электрогитара, разрисованная крестами, иероглифами и самурайскими мечами. И книги, книги везде – на подоконнике, на столе, на полу – кипы, целые Эвересты книг. Корешок толстенного, обернутого хрустящей белой бумагой фолианта являл миру жирную надпись: «ДМБ-87».
Ромка печально заулыбался: «Весело живут! Не то что я – как мышь в аптеке, это не тронь, сюда не сядь, и не дай бог забудешь где-нибудь свет погасить! Хорошо, хоть свою комнату удалось отвоевать. Но какой кровью!»
Вздохнув, Ромка наконец поздоровался:
– Привет, граждане!
Дима, не отрываясь от газет, буркнул нечто приличествующее моменту, Багдасаров кивнул и осведомился:
– Там у нас на кухне супчик греется… Участвуешь?
Ромка замотал головой и подумал, что жизнь под маминым крылышком все же имеет и свои преимущества.
– Я, Славик, собственно, вот чего. Помнишь, я у тебя видел два перстня? Ну, такие, с неограненными камнями?
Багдасаров резко обернулся к нему, и на лице его Ромка уловил напряженнейшее внимание. Дима вздрогнул и тоже обернулся, оставив свои газеты. Ромка заторопился, сунул руку в карман и протянул вперед.
– Вот!
На ладони лежал потемневший от времени перстень. Обруч его был очень широк, даже шире камня. Сам камень бугрился едва обработанной поверхностью и поражал глаз странной асимметрией. До сих пор Ромка не видел несимметричных камней, вернее, до тех пор, пока не увидел два таких же перстня у Славки. Произошло это месяца два назад. Присмотревшись, легко было заметить, что обруч у перстня даже не цилиндрический, а слегка конический; отверстие для пальца по диаметру совпадало с обеих сторон, но внешний обвод обруча с одной стороны был устроен так, что мог подойти и прочно состыковаться с другой стороной еще одного перстня. Внутри на обруче виднелся выгравированный знак, замысловатый и непонятный.
Багдасаров трепетно взял перстень, оглядел его со всех сторон, словно хрупкую вазу эпохи Мин, на секунду задержав взгляд на знаке, и повернулся к Диме.
– Седьмой…
Еще с минуту он вертел в руках Ромкину находку, возбужденно блестя глазами.
– Где ты его взял? – спросил он, не отрываясь от перстня.
Ромка торжественно начал:
– А вот это – сплошной анекдот. Вчера случайно заглянул в кабинет отца, словарь искал, и на столе обнаружил эту штуку. Сразу вспомнил, что видел у тебя такие же. Ты ведь разыскивал их? Везде и у всех спрашивал, так ведь?
Багдасаров кивнул.
– Ну, вот. Дождался я отца, спрашиваю, откуда, мол, у тебя эта вещица? Он засмеялся. Оказывается, сей перстень ему всучили в одной антикварной лавке в Швейцарии.
– Когда? – быстро уточнил Багдасаров.
– Месяц назад.
– А почему твой отец оказался в Швейцарии?
Ромка улыбнулся не без гордости: отец его был достаточно известной личностью.
– Он – журналист-международник. Мотается по всему свету, я его месяцами не вижу, – Ромка секунду помолчал. – Ну, слушайте дальше-то. Зашел он в лавку просто так, из любопытства. А продавец, он же хозяин, как узнал, что посетитель – русский, непременно захотел вручить ему что-нибудь на память. Батя счел неудобным отказаться, тем более, что стоил перстень сущие гроши. Короче, купил, вернулся, принес домой – ума, говорит, не приложу, куда его приспособить. Положил на стол, да так и провалялся перстенек этот, пока я не наткнулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
