сигарет, то презерватив, то леденцы от кашля. Застегнула пуговицу.
– Некогда нам с тобой прощаться, Нюточка, – наконец сказал Радионов. – Поезжай от меня сразу в институт. Если спросят, скажи, что я тебе документы передал. В прихожей папка, я туда сложил ерундистику всякую. – Он шумно сглотнул. – На что только жизнь потратил…
Нюта не дала ему договорить. Оттолкнулась от подоконника и обняла Радионова настолько крепко, насколько хватило сил. Он был худым, мягким и ломким, каким-то даже ноздреватым, словно убежавшее и чуть подсохшее тесто. Радионов неловко застыл, но потом все-таки обнял ее в ответ, правда слабо, будто сил в его руках уже не осталось. Нюта искала слова, но все приходящие на ум казались неуместными. И она просто стояла, обхватив измученное страхом тело, пока в кармане его пиджака не зазвучал рингтон. Нюта не сразу поняла, что это телефон Радионова. Вместо тревожной виолончели играли скрипки, ритмичные, но нежные. Легкие, как ручей. Мелодичные, как мартовский ветер.
– «Весна»? – спросила Нюта, отстраняясь.
Радионов кивнул, сбросил звонок. И застыл, невидяще смотря в окно, за которым крупными хлопьями повалил снег.
– Там, в парке, – сказал Радионов позже, провожая Нюту к двери. – Это были настоящие нарциссы. Тот, кто их высадил, – гений. У меня не вышло повторить. Но даже мои корявые луковицы… Они помогут, Нют. Ты, главное, передай их.
В прихожей Нюта натягивала пуховик и отводила лицо, чтобы Радионов не понял, что она плачет. Но тот и сам смотрел строго поверх ее головы. И голос его звучал сдавленно ровно. От него хотелось лечь на пол и взвыть, но Нюта боролась с замком на молнии, слушала и кивала.
– Передай из рук в руки. Ничего не бойся. Там люди аккуратные, они тебя не подставят. Они очень ждут, Нюта. Ты передай.
Нюта кивнула еще раз, закинула в рюкзак папку с отчетами и дернула на себя дверь. В подъезде было пустынно. Под пуховиком в кармане Славиковой рубашки лежала карточка, за которую Нюту могли сослать на исправительные работы так далеко, куда она и доехать не успеет – раньше умрет от холода.
– Я передам, – сказала она, не оборачиваясь.
– Передай, – повторил Радионов. – Иначе получится, что я ни для чего жил. И умру просто так.
Он захлопнул дверь, как только Нюта шагнула через порог. Слезы потекли на первой ступеньке. И закончились на последней. Просто замерзли. На улице потемнело, началась метель. Нюта натянула поверх перчаток варежки и зашагала в сторону института.
17
К институту Нюта подошла напрочь запорошенная и заледеневшая изнутри, хотя холода она почти не чувствовала. Только ресницы потяжелели от налипшего снега и шагать стало тяжело. Она несла в себе замороженную соленую воду и прислушивалась к тому, как та продолжала легонько булькать, – значит, еще пока не превратилась в цельную ледышку, а лишь покрылась корочкой. Нужно дойти до кабинета раньше, чем та сорвется…
У проходной никого не было, даже охранника. Воротца с валидатором светились зеленым, извещая, что сегодня пропуск можно не доставать. Нюта протиснулась между распахнутыми пластмассовыми лопастями и оказалась во дворе, где нервно курила добрая половина всех сотрудников. Люди кучковались по двое-трое, кочевали от группы к группе и выпускали в воздух дым, пахнущий сырым табаком и тревогой. Стоило Нюте приблизиться, как гул разговоров стих. Она оглядела собравшихся, но в пелене сыпавшего снега не смогла толком разглядеть лиц. Точно знакомые, но безликие и испуганные, внезапно объединившиеся в один настороженный организм, смотрящий на Нюту с любопытством. Она неловко кивнула. От этого организма отделилась фигура и решительно двинулась на Нюту. Через снег она не сразу узнала в ней Кешу: тот завязал ушанку под самым горлом, накинул дубленку с меховым воротником и стал похож на извозчика.
– Синицына! – крикнул он.
Но Нюта уже рванула на себя дверь и оказалась в фойе. Она неслась к лифту, сама не понимая, зачем бежит. Если Кеша не догонит ее тут, то заскочит вместе с ней в лифт. Если не успеет в лифт, то отыщет на этаже. Или в кабинете. Либо в туалете. Нюта думала так, пока бежала, нажимала на кнопку вызова лифта и сразу на кнопку закрытия дверей, потому что тот оказался как раз внизу. Кеша махал ей и решительно шагал по плиткам фойе, когда двери съехались и лифт понес Нюту наверх. Мужик на экране продолжал есть борщ, только изображение немного подрагивало по углам. Нюта смотрела ему куда-то между бровей и считала этажи. На нужном двери разъехались, ключи звякнули на самом дне рюкзака, Нюта на ходу принялась их нащупывать, а когда нащупала наконец и вытащила наружу, то сбилась с шага. Дверь в ее кабинет была распахнута. Внутри толкались трое холодовиков.
«И как они там поместились, тесно же», – рассеянно подумала Нюта, и лишь после этого ее накрыл страх. Она попятилась, но было поздно. Один из холодовиков уже смотрел на нее через прорезь в балаклаве. Там, где белую ткань оттопыривал нос, расползлось желтое пятно. Нюту гадливо передернуло. Холодовик это заметил, глаза его сузились.
– Вот вы, – сказал он. – Документы покажите.
Нюта выронила из рук ключи, и те с лязгом ударились об пол. Она нагнулась, подняла их, забросила в рюкзак и достала из внутреннего кармана паспорт и удостоверение сотрудника института. Передала их холодовику, уже нависшему прямо над ней.
– Си-ни-цы-на, – по слогам прочитал он и обернулся к двоим оставшимся в кабинете. – Синицына нужна?
Один проигнорировал вопрос, а второй начал перебирать бумаги и водить пальцем по отпечатанным строчкам, пока не нашел нужную.
– Есть, – сказал он то, что Нюта и без того знала. – Берем.
От его повседневного тона захотелось взвыть. Нюта сглотнула, загоняя в себя липкий страх. Холодовик рядом с ней деловито кивнул, схватил ее за локоть и потащил по коридору.
– Пройдемте, Синицына.
Нюта с трудом перебирала обмякшими ногами. Она знала, что так будет. Если пришли за Радионовым, перетрясут весь отдел. Но, даже зная, она не успела к этому подготовиться. Не нашла сил на то, чтобы презрительно вырвать локоть, мол, сама пойду, не тащи. И холодовик волок ее по коридору, а она подскальзывалась и семенила, послушная и бескостная.
– Сюда вот заходите. Куртку в кабинете можете оставить.
Он завел Нюту в комнату, где обычно хранилась «печатка» – брошюры, макеты и никому не нужные копии квартальных отчетов. Теперь там расчистили стол и два стула, поставили лампу. Стоявший у стены невысокий полный мужчина в сером костюме разглядывал стопку учебников по биологии, которые до зимовья разрабатывали преподаватели вуза по государственному гранту. Холодовик подтолкнул Нюту вперед и закрыл за
