Абрамс прошел к холодильнику и налил себе еще сока. Он сделал большой глоток, затем спросил:
– Николас Уэст. Вы следите за ним?
– Ага. Такое впечатление, что за этим птенчиком все следят. Кто он такой?
– Человек, знающий ответы на многие вопросы.
– А-а, тогда понятно. Нам даже не дают поговорить с ним. Но он был в клубе «Принстон».
– Ладно. А как насчет…
– Подожди-ка. Теперь твоя очередь, Абрамс. Давай, колись. Что это вообще за штука такая, эта фирма О'Брайена? Почему весь этот бедлам происходит на моей территории? Почему не в Ньюарке, Берлине или где-то еще?
– По этому телефону говорить небезопасно.
– Да брось ты!
Абрамс решил, что не будет рассказывать Спинелли ничего об О'Брайене и ветеранах УСС, и похвалил себя за такое решение. В этот момент шум воды в ванной стих.
– Ну ладно, давай закругляться…
– Мы приглядываем за твоим домом и за домом на Тридцать шестой, – сказал Спинелли.
– Я знаю. Поставьте пост и возле дома номер 39 по Кармин-стрит. Спасибо.
– В морге будешь благодарить. Как только придешь домой переодеться, я тебя возьму. У меня ордер на твой арест.
Абрамс допил сок.
– Слушай, к черту ордер! Я буду у тебя в кабинете завтра в девять утра.
– У меня уже была назначена встреча с барменом на девять утра. А вы любите с утра пораньше попадать в морг.
– Мне нужно еще кое-что сделать сегодня, к завтрашнему дню у меня будет больше информации.
Спинелли надолго замолчал, затем неохотно выдавил:
– Хорошо, завтра в девять. Эй, Тони, поостерегись! Понял?
– Понял. – Абрамс положил трубку и прошел в гостиную. Он услышал шум фена из спальни. Тони подумал было надеть брюки, чтобы пройти мимо Катрин в ванную, но потом ему пришло в голову, что она все равно уже видела его в трусах, а казаться в ее глазах слишком скромным или застенчивым ему не хотелось.
Шум фена прекратился, и в проеме двери показалась Кэтрин в халате.
– Вы хотите принять душ? На полочке бритвенные принадлежности и одноразовые зубные щетки.
– На них нет моих инициалов?
– Возможно. Поищите с буквой «Т». – Она пошла обратно в спальню. Снова зашумел фен.
Абрамс перекинул кобуру через плечо и вошел в спальню. Она сидела у трельяжа с феном и расческой и, похоже, не обратила на него никакого внимания. Он вошел в ванную и закрыл за собой дверь. Интерьер ванной был достаточно современным – так, середина пятидесятых.
Он сбросил трусы и встал перед зеркалом. На полочке раковины были аккуратно разложены бритвенные принадлежности, там же стояли баллончик с пеной для бритья и флакон с лосьоном. На флаконе был изображен игрок в поло. Кто-то когда-то пытался объяснить Тони, почему лосьон с игроком в поло на этикетке стоит на двадцать – тридцать долларов дороже, чем с изображением крокодила или пингвина. Он понюхал пробку. Это был, несомненно, запах Торпа.
Абрамс побрился и принял душ. К лосьону он не притронулся. Обернув полотенце вокруг талии, с трусами в одной руке и с кобурой в другой, он открыл дверь и шагнул в спальню.
Кэтрин стояла перед зеркалом. На ней были только спортивные трусики, футболку она держала в руках. Их глаза встретились. Они молча смотрели друг на друга несколько секунд, затем Абрамс прошел через спальню в гостиную.
Он сел на кушетку и закурил. Да, много воды утекло с утра пятницы, когда он пришел на работу и нашел на своем столе кипу коротких служебных записок с подписью «Кимберли».
В дверь постучали. Послышался голос Кэтрин:
– Мне можно войти?
– Конечно.
На ней были белые трусы для бега и голубая футболка, в руках – кроссовки и носки. Кэтрин оглядела Абрамса, завернутого в зеленое банное полотенце.
– В этом вы далеко не убежите. – Она улыбнулась, села в кресло и натянула мягкие носки. Абрамс поймал себя на том, что не отрывает взгляда от ее ног.
После нескольких секунд молчания они одновременно сказали:
– Извините…
И оба рассмеялись.
– Я должен был постучать, – сказал Тони.
– Ну, а я должна была быстренько одеться, когда услышала, что вы выключили воду.
– Так и сделаем в следующий раз.
Кэтрин завязывала шнурки на кроссовках.
– Я вижу, вы очень аккуратно сложили свою одежду на столе. Идите и одевайтесь за моей спиной, пока мы будем разговаривать.
– И то верно. – Абрамс прошел к небольшому толику в углу и стал одеваться.
– Мы не сможем с вами прятаться здесь долго, – сказала Кэтрин.
– Правильно. – Тони заправил рубашку в брюки и надел кобуру. – Так что я предлагаю: кто из нас останется в живых к ночи, тот должен отправиться спать на Тридцать шестую улицу. Полиция тот дом как раз стережет.
– Логично, – кивнула Кэтрин. – Опять же Клаудия будет рада компании.
Тони не ответил. Он обошел кресло и сел на кушетку напротив Кэтрин. Затем надел носки и туфли. Она встала, потянулась и сделала пару наклонов.
– Чувствую, будет хорошая пробежка. Встретимся у вашего дома через час.
– Отлично. – Он поднялся и надел пиджак. – Бегуны отправляются от мэрии группами?
– Да. С небольшими интервалами с семи до восьми. Не волнуйтесь, все будет в порядке.
Он открыл замок входной двери и выглянул в коридор. Затем обернулся к Кэтрин.
– Поезжайте к мэрии на такси.
– Конечно. – Она поднялась и внимательно посмотрела на Абрамса. – Тони, вы знаете, у меня постепенно возникает чувство вины за то, что я втянула вас в это.
Он улыбнулся:
– Все равно у меня не было других планов на эти выходные.
Кэтрин не ответила. Абрамс посмотрел ей в глаза.
– Как вы думаете, где нас найдет Питер Торп?
– Где-то на маршруте.
– Ну что же, нам нужно внимательно искать его в толпе.
Она кивнула.
Абрамс плотно закрыл за собой дверь, вытащил револьвер из кобуры и стал осторожно спускаться по лестнице.
32
В длинном и слабо освещенном помещении квартиры в «Ломбарди» Питер Торп стоял у операционного стола. Он смотрел на обнаженного Николаса Уэста, который лежал на столе с крепко привязанными руками и ногами. У стола стояли две капельницы, аппарат ЭКГ и столик на колесиках с медицинскими инструментами. Тело Уэста было опутано проводами и трубками. Любой, увидевший эту картину, подумал бы, что находится у постели пациента реанимационной палаты. По существу, так оно и было.
Торп надел специальные светозащитные очки, почти полностью закрывавшие его лицо, и в течение нескольких секунд внимательно смотрел на Уэста. Затем он спросил:
– Как ты, Ник?
Николас Уэст сморщился под слепящим светом операционной лампы.
– Хорошо, – ответил за него Торп. – А знаешь, могло быть и хуже.
Торп склонился к лицу Уэста. Упавшая тень позволила Николасу открыть глаза впервые за многие часы. Он впился взглядом в склонившееся над ним лицо, стараясь вспомнить какое-то слово. Его измученный психотропными препаратами мозг наконец сработал:
– Ты – крот, вот ты кто… Ты – крот.
Торп рассмеялся:
– Ты знаешь. Ник, в детстве я очень любил охотиться на кротов. Я расковыривал прутиком их норки, пока не добирался до какого-то шевеления в глубине. Тогда я брал лопату, немного подкапывал, потом вонзал ее в землю и перерубал крота пополам. – Уэст молчал. – И вот с детства во мне живет это представление о маленьком глупом животном, которое полагает, что спасется от погибели в своем туннельчике. Интересно, какая мысль промелькнула в его мозгу в тот момент, когда лопата перерубала его пополам? Почему природа так слабо защитила его? А над моей головой не зависла ли та же лопата? Ладно, это мы обсудим позже.
Торп выпрямился, и ослепляющий свет вновь упал на лицо Уэста, заставив его опять закрыть глаза.
Улыбнувшись, Питер обернулся к Еве:
– Как его показатели?
Полька кивнула:
– Очень приличные. Он вообще здоровый мужчина. Давление, наполнение и частота пульса в норме. Легкие работают хорошо… – Ева проверила катетер, выходящий из члена Уэста. – Моча прозрачная.
Торп заглянул на нижнюю полку под столом. Там стоял сосуд для накопления влаги из легких Уэста. Ректальная трубка заканчивалась в специальном контейнере.
– Твердых выделений уже нет, – заметила Ева.
Питер вытянул руку и выключил свет. Уэст открыл глаза, и оба смотрели друг на друга несколько секунд. Наконец Торп проговорил:
– Бедный Ник! Но ты же всегда знал, что закончишь вот так, голым на столе. Разве нет?
Уэст кивнул:
– …Знал…
Торп склонился к нему еще ниже.
– Думал ли ты когда-нибудь, что это будет мой стол?
Николас с трудом раскрыл рот и выдавил из себя:
– Питер… пожалуйста… не делай этого со мной…
– А почему нет? Я проделывал это даже с теми, кто заслуживал этого меньше, чем ты. С теми, кого я уважал больше, чем тебя.
