Съехав по стволу сосны на землю, Холмов снова подошел к распластавшейся на траве корове и, нахмурившись, уставился на нее.
— Она сдохла от физического воздействия, болезнь тут ни при чем, это однозначно! — уверенно заявил Дима, склонившись над покойницей. — Гляди, у рта запеклась кровь — верный признак кровоизлияния от сильного удара…
— Это я и без тебя вижу… — проворчал Шура. доставая из заднего кармана брюк лупу. Отогнав в сторону растерянно суетившегося вокруг коровьей туши с бестолковым выражением лица Вовчика, Холмов принялся ползать по земле, по расширяющемуся кругу, изучая следы. Тщательно осмотрев пространство в радиусе десяти метров, он как-то непонятно буркнул «угу» и стал с помощью лупы внимательно изучать павшую корову, осмотрев ее от кончика хвоста до зубов. На место чуть ниже и левее шеи он глядел особенно долго и даже подсвечивал себе фонариком, несмотря на ярко светившее солнце.
— Ну-ка, давайте перевернем ее на другой бок, — скомандовал Холмов. — И разбудите, наконец, этого хмыря (имелся в виду Филимоныч). пусть поможет. Осмотрев корону с другой стороны, Шура поднялся с колен, задумчиво почесал затылок и пытливо глянул на присутствующих.
— Ну-с, господа, докладывайте — кто, что видел. кто чего заметил такого подозрительного? Вот вы, сударь, к примеру, чего видели? — и Холмов ткнул пальцем в грудь Вовчика.
— Чо я видел? — пожал плечами Вовчик, утирая своей огромной красной клешней-ладонью свисавшие из носа сопли. — Коров видел, деревья видел. А больше ничего не видел. — Болыпе ничего не было… А, суслика еще видел… Шура несколько мгновений пристально смотрел на кретина-подпаска, затем перенес взгляд на Филимоныча. Тот честно признался, что он видел сон, в котором ему снилось, что он — марроканский султан и перед ним восемь наложниц танцуют танец живота.
— Я тоже ни хрена не видел, — сознался Дима. — Вроде были все коровы живы-здоровы, и вдруг на тебе — одна валяется. Все так быстро произошло…
— Да, быстро…. - вздохнул Холмов и, повернувшись к Вовчику, скомандовал. — Ну-ка, живо дуй в деревню, на ферму, и передай ветеринару, пусть немедленно идет сюда с инструментами для вскрытия. Давай! Вовчик послушно повернулся и поскакал, подпрыгивая, в сторону села Хлебалово.
Шура с минуту глядел ему вслед, затем еще раз вздохнул, сел на землю и глубоко задумался, отмахиваясь от лениво жужжащих пьяных пчел, которые, возвращаясь в родной улей, сбились с курса и теперь зигзагами летали вокруг пригорка. (Вместо того, чтобы собирать взятки на цветущих вокруг деревьях и цветах, местные пчелы повадились почему-то летать на расположенный в двенадцати километрах от села винзавод, где набивали свои хоботки отходами виноградного и плодово-ягодного виноделия. Хлебаловские пчеловоды были весьма довольны этим, так как местный мед с привкусом портвейна и «Солнцедара» славился на всю белгородскую область). Очнулся от дум своих он минут через двадцать, когда из лихо подрулившего к пастбищу «УАЗика» выскочили председатель колхоза «Лидер октября» Тимофей Кобылко и ветеринар с чемоданчиком в руке.
— Опять! — чуть не плача, проскрипел зубами Тимофей Степанович, глядя на распростертую на траве коровью тушу. — Господи, да что же это за день сегодня такой проклятый!
Сегодняшний день и в самом деле был для председателя исключительно неудачным. Только час назад он с агрономом вернулся с дальнего поля, где вместо посеянной осенью сверхэлитной аргентинской пшеницы (семена которой Тимофей Степанович с огромным трудом выбил в Московском селекционном НИИ) сквозь землю пробились толстенькие, упругие, похожие на зеленый пенис карликового бегемота ростки какого-то удивительного, невиданного растения (позже, правда, выяснилось, что это были кактусы, и как этому южному, теплолюбивому растению удалось так дружно взойти в средней полосе России — осталось полнейшей загадкой. Не удалось также установить и то, по чьей ошибке, злому умыслу или шутке — москвичей или аргентинцев — в упаковке вместо семян пшеницы оказались семена кактусов). И вот теперь на тебе — сдохла корова!..
— Та же причина! — сообщил ветеринар, внимательно всматриваясь во внутренности вскрытой им коровы. — Сдохла от сильнейшего удара в область нервного сплетения.
— Ну, что вы на это скажете, товарищ следователь?! — с отчаянием воскликнул Тимофей Кобылко, сверля пронзительным взглядом Холмова. — Вы же здесь лично присутствовали!..
Шура молчал, опустив глаза и угрюмо ковыряя носком кроссовки эемлю. Лицо и шея его покрылись красно-бордовыми пятнами. Председатель обреченно махнул рукой и, не говоря больше ни слова, поплелся к «УАЗику». — Стойте! — вдруг окликнул его Шура. — Тимофей Степанович, право, я не хочу вам ничего уже обещать, но… Искренне говорю, что сделаю все возможное, чтобы раскрыть это дело. Кое-какие, правда незначительные зацепки у меня появились, и я… Председатель с сомнением покачал головой и, пробурчав что-то себе под нос, хлопнул дверцей машины.
Глава 5. Ах ты проклятый американский империалист!
Всю дорогу с пастбища в село друзья прошли молча. Холмов о чем-то напряженно размышлял, наморщив лоб, и Дима знал, что в такие моменты его лучше не трогать. Лишь вернувшись домой и пообедав, Шура закурил папиросу и, сделав пару глубоких затяжек, обратился к Диме со стереотипным вопросом.
— Ну, Вацман, каково будет твое мнение относительно всего происшедшего?
— Я знаю… — пожал Дима плечами. — Чертовщина какая-то непонятная.
— Действительно, чертовщина, — задумчиво произнес Холмов, покусывая губу. — Никого, ничего вокруг — и вдруг, откуда ни возьмись, появляется некая могучая сила, невидимая, неслышимая, бац — и корова издохла. И заметь, Вацман, всегда удар приходится в одно и то же, причем наиболее уязвимое место…
Шура обхватил руками голову и, забыв о тлеющей папиросе уставился остекленевшим взглядом в одну точку. По лбу его тоненькими бороздками побежали морщинки, что служило признаком напряженнейшей работы мозга. Просидев так с полчаса, Шура встал, прошелся с задумчивым видом раза четыре вокруг дома, затем взял бумагу, ручку и стал чертить какие-то линии, загогулины, точки, цифры. Вскоре лицо его несколько оживилось. Подойдя к висевшему в прихожей отрывному календарю, Холмов внимательно вгляделся в листик с сегодняшней датой, затем, цокнув языком, обратился к хозяйке с несколько неожиданным вопросом. — Галина Семеновна, у вас случайно не сохранился календарь за прошлый год, а также листки от нынешнего календаря? Некоторые хозяйки, знаете, любят собирать календарные листики с рецептами, полезными советами..
— Нет, я этой дурью не страдаю, — помотала головой Галина Палкина. — А старые календари у нас собирает дочка Екатерины Степановны из двадцать шестого дома по нашей улице. У ней штук пятнадцать энтих календарей…
Шура тут же отправился в гости к дочке Екатерины Степановны. Вернулся он лишь через два с лишним часа, находясь в состоянии необычайного возбуждения.
— Придется, Вацман, нам здесь еще с месячишко поторчать, — с ходу объявил Холмов Диме. — Раньше разрешить эту загадку никак не удастся.
— Целый месяц торчать в этой дыре! — опечалился Дима, скривив недовольную физиономию. — Была бы охота…
— Увы, Вацман, но раскрытие дела о загадочной гибели скота в селе Хлебалове стало делом моей профессиональной и человеческой чести, — виновато развел руками Шура. — Извини за столь громкие слова, но все-таки нам нужно отработать аванс и то, что нас тут полмесяца кормили-поили на шару. Я, Вацман, не сволочь, а порядочный сыщик. Кроме того, дело обещает быть чрезвычайно занятным…
— Ты думаешь, председатель согласиться содержать нас тут еще месяц после всего, что сегодня произошло? — с сомнением в голосе поинтересовался Дима.
— А мы ни у кого на шее сидеть не будем, — махнул рукой Холмов. — Устроимся временно на работу и будем платить за квартиру и харчи хозяйке как положено. Колхозу «Лидер октября» рабочие руки нужны!
— А как же тогда нам удасться следить за колхозным стадом? — удивился Дима. — А следить за стадом вовсе не нужно, — загадочно улыбнулся Шура. — Уже нет такой необходимости…
— Как не нужно? Почему? Тебе что, удалось-таки что-то выяснить? — начал допытываться у Холмова заинтригованный Дима. — Расскажи….
— Не сейчас, Вацман, только не сейчас, — отмахнулся, не переставая улыбаться, Холмов. — Ты же знаешь, что я на этот счет человек суеверный. Потом все расскажу.
На следующий день Холмов и Вацман действительно отправились в колхозную контору и, к удивлению многих, в том числе самого Тимофея Степановича, устроились на работу. Шуре председатель смог предложить только место водителя трактора с прицепом, на котором с фермы вывозили на поля навоз. Диме досталась должность почище —. фельдшера в сельском медпункте. Прежний фельдшер, городской житель, направленный в Хлебалово против своей воли по распределению после окончания медучилища, «в знак протеста» против своего назначения саботировал свою работу, причем весьма оригинальным способом. Не отказывая в помощи в серьезных случаях, он мог «ради шутки» назначить, скажем, пурген при ангине или горчичники при запоре. Когда же председателевой теще, жаловавшейся на «анемию и общий упадок сил» фельдшер-саботажник поставил между ягодиц перцовый пластырь, терпение Тимофея Степановича лопнуло и он уволил сельского эскулапа, к вящей радости последнего. Не помог даже тот факт, что этот неожиданный способ лечения от анемии и упадка сил дал положительный результат и теща носилась по всей деревне, как угорелая.
