«Вот здесь я следующее свидание князю Матвею и назначу, – подумала Николь, – что-то молодой человек не слишком горяч. Здесь он скорее разберется, что к чему».
Сама она была совершенно спокойна, ухаживания князя Матвея нужны ей только для дела, которое превыше всего. Шамбер, может быть, и не самый приятный человек, и характер у него отвратительный, и его надменный взгляд – эдак с полузакрытыми глазами – она не переносила, но он соратник в трудной работе, они в одной лодке, и она ему поможет. Зачем Шамберу надо держать князя Козловского на крючке – это его дело. Он попросил ее об услуге, и она ему эту услугу окажет, а что Шамбер поступил бы точно так же на ее месте, она не сомневалась.
Николь привыкла быть в мужском обществе хозяйкой положения и никогда не позволяла себе послабления – влюбленности. Она вообще относилась к сильному полу с некоторым пренебрежением. Да, они воины, мыслители, политики, скульпторы, но у каждого в душе есть дыра, через которую проскакивают в никуда тонкие и возвышенные чувства.
Кто-нибудь скажет, что у нее мало любовного опыта? Но она и не хочет его приобретать. Про покойного мужа вообще нечего говорить. Он был сущий глухарь. Но забудем о муже, у нее тоже была страстная любовь. Давно это было, еще до замужества. Она тогда ездила в гости к прабабке в Норвегию, в торговый город Берген. Игрушечный город, домики, облицованные белыми досками, черепичные, островерхие крыши. Был май, цвели глицинии, в воздухе была разлита нега, и майские жуки летали над кустами, словом, все как у людей. У него были зеленые глаза, обхватистые руки и довольно хилая бородка, которую он тщательно холил. Как сладко они целовались под кустами рододендронов, а потом бежали на набережную в маленькую харчевню, где подавали свежий, печеный с укропом хлеб, копченый лосось и холодную оленину. Николь уже придумала, что венчаться они будут в церкви Святой Марии. Но блестящий викинг, житель фьордов, предпочел любви море и отбыл на перегруженной товарами шняве в неизвестном направлении. Больше они никогда не увиделись, и Николь навсегда возненавидела мужчин. Отец мог бы явить ей образ истинного благородства, но он слишком рано умер.
Конечно, ей приятен князь Матвей, она этого и не скрывает. И что из того? Было у Матвея Козловского особое выражение лица – внимательное, очень доброе, без улыбки он словно улыбался насмешливо, и в то же время был как-то особенно спокоен. В такие минуты Николь невольно отводила взгляд, смущаясь неведомо чего. Так князь смотрел на нее в карете, а в Петербурге он как-то разом поглупел. И философическое спокойствие с лица исчезло, появилось просительное, испуганное выражение, и чем-то он вдруг стал похож на долговязого викинга из прежней жизни.
Не-ет, надобно вести его в грот, без помощи римской Венус тут не обойтись. В Летнем саду он сразу разберется, что к чему.
16
Хоть и говорил Матвей в свое время уверенно: «Моей любови к Лизоньке Сурмиловой сносу нет», она как раз и износилась. И виной тому были не поправившиеся денежные дела князя. Несмотря на явную легкомысленность и инфантилизм, Матвей был человеком чести, а он уже столько наобещал в письмах «розе голубой», что сам поверил – нужно жениться. Правда, иногда романтическое настроение куда-то отступало, верх брал прагматизм, и он с раздражением говорил себе, что Лизонька отнюдь не роза, а цветочек желтенький, сродни калгану. И опять же папенька Карп Ильич не больно жаждет сделать его своим зятем. Но в такие минуты Матвей сам себя ненавидел, а потому спешил вымести скучные мысли из головы вон. Судьба послала ему Лизоньку, и он будет ей верен.
И вдруг он понял, что судьба его забубенная явно поторопилась. Виной оскуднения чувств к Лизавете Карпов-не была встреча с Николь. Конечно, путешествие в карете было весьма приятным, и, млея в присутствии хорошенькой девицы, он предвкушал, вот ужо доберемся до места, отвяжемся от буки-папеньки, тогда и поговорим по душам. Тут уж он все ее пальчики и перецелует.
Странное, похожее на бегство исчезновение Николь на постоялом дворе смутило князя, но не больше… И только прибыв в столицу, он по настоящему, то есть до стеснения в груди, огорчился, что потерял хорошенькую мамзель.
Правда, первые дни не до того было. Вначале надо было покончить с полковыми делами. Он отнес письмо генерала Любераса по назначению и был принят весьма доброжелательно. Потом занимался оформлением отпуска. Три месяца ему разрешили бить баклуши – до полного излечения пустяшной, как он считал, раны. Плечо заживало плохо. Одно утешение, он так приспособился держать руку, что мог избавиться от унизительного, через шею перекинутого шарфа.
Тетка приняла племянника с распростертыми объятиями:
– Жить будешь у меня. До Клепки далеко, а в казармах в отсутствие твоего полка делать нечего.
В доме Варвары Петровны все осталось по-прежнему, разве что поменяли обшивку на инвалидном кресле, сменив зеленую камку на синюю. Все та же мрачная старуха в застиранном шушуне и красном повойнике на жидких волосах катала по дому барское кресло. Теперь главным летним гадательным инструментом тетки стали карты, в кофе она разуверилась – то ли помол не тот, то ли зерна низкого качества, потому что сразу видно – врет кофейная гуща. И вообще все в жизни испрокудилось, люди изолгались, погоды вконец испортились, продукты гадки, цены взлетели до немыслимых высот. Куда идем – Бог весть.
Однако трезвый взгляд на жизнь не испортил хорошего настроения Варвары Петровны и не на йоту не убавил в ней решительности. С первого же дня Евграф только вещи закинул на второй этаж, а Матвей сменил военный камзол на гражданский, она начала давать племяннику советы, более похожие на военные приказы.
– Матвей, слышь-нет? Пора тебе устраивать свою судьбу. Что молчишь? Отвечай!
– Сейчас, тетенька, только чай допью и тут же пойду устраивать.
– А ты словами-то не озоруй. К старшим будь почтителен. Во-первых, тебе дом надо в Петербурге купить.
– А во-вторых?
– Жениться, что еще. Я тут прознала, что Ванька, брат твой, так бобылем и живет. А это значит – тебе рожать, чтоб не пресечься роду. Ты об этом-то думаешь?
– Угу, – покорно кивнул головой Матвей, рот у него был полон. Уж больно знатную кулебяку готовит теткина повариха. Право слово, ум отъешь.
– Я вот смотрю, много сейчас развелось молодых людей, у которых на уме только ленность и забиячество, а христианские заповеди они в забвении держат. Днем маршируют с солдатами, а вечером кабаки да карты. Для этого много ума не надо. И еще моду взяли в бильярд играть. Это женская игра, в мое время только дамы шары катали.
– Угу…
– У этих петиметров одна страсть – лошади. А любовь? Они считают, что кувыркаться с зазорными девками где ни попадя, это и есть любовь? Ладно, не об этом речь. Я тебе дом присмотрела в Адмиралтейской стороне. Как думаешь, что выгоднее – новый покупать или под снос, чтоб заново строиться?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
