Палата — всего лишь фиксированная стоянка, палатка. Это жилище воина, князя — конязя — конного, кавалера, шевалье, кабальеро, кабалиста (в разных культурных ситуациях его назовут по-разному). Будучи святыней, иероглифом (даже не понимая этого ввиду собственного невежества), субститутом Бога, такой князь едва ли удовольствуется пошлым замком или, тем более, дворцом. (О различии между palatium и castellum см.: Wallace-Hadrille, John Michael. The Long-Haired Kings. London. 1962.)
(XXXVI) Этих богов также принято отождествлять с Сокаром, Хнумом и Сетом.
(XXXVII) Фулканелли, а вслед за ним Эжен Канселье, настаивают на правильности именно такого написания полного имени великого Философа и писателя: Савиньён де Сирано Бержерак.
(XXXVIII) В «Философских обителях» Фулканелли приводит этот эпизод из книги Сирано целиком: «Пройдя расстояние примерно в четыре сотни стадий, я заметил посреди огромного поля как бы два шара, которые кружили, то приближаясь, то удаляясь друг от друга. Когда они сталкивались, раздавался громкий стук. Но потом я подошёл поближе и увидел: то, что издали я принимал за два шара, на самом деле два животных. Одно из них, круглое снизу, в середине образовывало треугольник, а приподнятая голова зверя с развевающейся гривой заострялась, образуя как бы пирамиду. Его тело было изрешечено как мишень, и сквозь небольшие отверстия, служившие ему порами, виднелись язычки пламени — получалось как бы огненное оперение.
Прогуливаясь, я встретил почтенного Старца, который наблюдал за схваткой с неменьшим любопытством. Он подозвал меня, я подошёл и мы уселись рядом…
Вот что он мне сказал:
— Лес в этих краях был бы очень редким из-за множества выжигающих его огненных зверей, не будь ледяных животных, которые по просьбе своего друга леса приходят лечить больные деревья; я говорю „лечить“, потому что стоит им только дыхнуть своим ледяным дыханием на горящие язвы, как огонь гаснет.
На земле, откуда вы и я прибыли, огненный зверь зовётся саламандрой, а ледяное животное носит имя прилипалы (Remore). Знайте, что прилипалы обитают на самом полюсе, в бездонных глубинах Ледовитого моря, и холод, исходящий от этих рыб через их чешую, замораживает морскую воду, хотя та и солёная…
Ядовитая вода, которой отравили Александра Македонского, была по сути дела уриной одного из таких животных, чей холод сковал внутренности великого полководца… Это что касается ледяных зверей.
А вот огненные животные — те обитают в земле, под горами горящей смолы, такими как Этна, Везувий, Кап-Руж. Сыпь на шее у этого животного выступала из-за воспаления печени, она…
Тут мы замолчали, чтобы внимательнее понаблюдать за необычным поединком. Саламандра решительно наступала, но Прилипала держалась стойко. Каждое их столкновение порождало гром, подобный тому, какой раздаётся в нашем мире при соприкосновении тёплой тучи с холодной. Саламандра бросала на врага испепеляющие взгляды, и, казалось, вместе с огнём из её глаз исходил красный свет. Пот Саламандры был кипящим маслом, а моча — азотной кислотой. Тело Рыбы-прилипалы, толстое, грузное, квадратное, покрывала чешуя из кусков льда. Её большие, как хрустальные блюдца, глаза пронизывали таким холодом, что я буквально коченел с головы до ног. Стоило мне протянуть вперёд руку, как пальцы застывали. Даже воздух вокруг Рыбы-прилипалы сгущался и превращался в снег. Земля под ногами зверя твердела, и когда я шёл следом, то наступал на ледяные следы, оставленные его лапами.
Благодаря огромному напряжению сил напавшая первой Саламандра заставила Прилипалу попотеть. Но вскоре этот пот замёрз, покрыв всё поле скользким слоем льда, так что Саламандра всё время падала, стремясь добраться до противника. Мы с Философом понимали, что Саламандра при этом теряла много сил. Гром, раздававшийся, когда она наносила врагу удар, сперва такой ужасный, превратился в глухие раскаты, какие бывают, когда буря затихает, а затем и вовсе в шипение, словно раскалённое железо погружали в холодную воду. Когда Прилипала почувствовала, что удары противника ослабли и он изнемог в борьбе, она вздыбилась своим кубическим телом и всем своим весом рухнула на врага, да так удачно, что сердце бедной Саламандры, где сохраняла она остатки своего пыла, разорвалось с таким грохотом, что не знаю даже, с чем его сравнить. Так, не преодолев пассивного сопротивления ледяного животного, погиб огненный зверь.
Через некоторое время после того, как Рыба-прилипала покинула место схватки, мы подошли поближе, и Старец, смазав руки землёй, по которой она ступала, чтобы предохранить себя от ожога, схватил труп Саламандры.
— Теперь мне не надо будет разжигать огонь на кухне, — сказал он. — Подвешу её на крюк над очагом, и всё что ни положу в очаг, мигом сварится или изжарится. А её глаза я сохраню. Когда тень смерти покинет их, они станут похожи на два маленькие солнца. Мудрецы в древности умели ими пользоваться, они называли их пылающими светильниками (Lampes ardentes) и вешали лишь в местах погребения именитых людей. В наше время обнаружили несколько таких светильников, когда разрывали старые могилы; но по своему невежеству нашедшие прокололи их, думая под разорванной плёнкой найти огонь, свет от которого они видели» (Фулканелли. Философские обители. — М.: Энигма, 2004. С. 379–380).
(XXXIX) Артефий и Филалет в настоящем вопросе, как нам кажется, были несколько пристрастны: Хорасанский пёс в ряде случаев субституирует так называемую армянскую суку (или, если угодно, кобелицу). Дело в том, что у Авиценны (Ибн-Сины, или, как нынче принято давать транскрипцию, Ибн-Сино) упоминаются те же самые персонажи, но как бы совершившие «шахматную рокировку», — армянский кобель и хорасанская сука. Авторы часто любили ставить новоиспечённых учеников нашей науки перед загадками. Это одна из них.
(XL) Суфлёры лишь в очень относительном смысле были лже-алхимиками. Souffleur — по большому счёту, ругательное прозвище для ВСЕХ алхимиков. Суфлёр — это раздуватель, коли быть точным. Любой запершийся у себя в дому и коптящий по чём зря — в глазах средневекового человка был суфлёром, «продавшим Дьяволу свою душу».
Но если подойти к делу конкретнее, то суфлёр — это неудавшийся Адепт. Он не получил посвящения и вообще толком не знает, из чего хочет получить свой Философский Камень.
Адепты часто использовали суфлёров (дабы избегнуть преследования со стороны сильных мира сего), предлагали им Философский Камень для публичных демонстраций обращения основных металлов в золото, но, впрочем, не всегда добивались от них желаемого результата, поскольку человеческое естество давало себя знать, как обычно, не с лучшей стороны.
(XLI) Лев здесь используется вместо Рака по вполне понятным причинам. Мы уже комментировали подобные обстоятельства в связи с «Философскими обителями»: «вслед за Близнецами сразу идёт Лев. Дело в том, что, совершая круговой путь, Солнце движется по зодиакальному кругу от нижней точки вверх, а от верхней — вниз. Стало быть, нижняя точка рассматривается не только как негативная (Ад), но и как Janus cœli, небесные врата, а верхняя не только как положительная (Земной Рай), но и как Janus inferni, адские врата».
Точки Рая (и точки Ада) как бы не существует. Это несуществующий полюс, разрыв.
Любой полюс не существует. Это центр, к которому можно лишь стремиться, взыскуя центр центра, а затем и центр найденного центра.
Впрочем, применительно к данному вопросу, не мешало бы вспомнить и о том, что Рак — созвездие влажное.
(XLII) Здесь, как кажется, содержится почти вся философия Спинозы. Бог и материя образуют единую субстанцию, «однородную смесь». Но если Спиноза говорил об актуальном состоянии Бытия, то здесь речь идёт о предшествующем состоянии, хотя представления о временной последовательности, в конечном счёте, касаются только космоса, никак не затрагивая всего остального, гораздо большего, согласно всем традиционным доктринам.
(XLIII) Фулканелли в «Философских обителях» писал об этих двух путях следующее: «…двум путям Делания соответствуют два различных способа активации (animation) первоначального меркурия (mercure initial). Первый связан с коротким путём и включает в себя одну-единственную операцию — постепенное увлажнение твёрдого вещества (всякая сухая субстанция жадно впитывает влагу) вплоть до его разбухания и превращения в пасто- или сиропообразную массу. Второй способ предполагает кипячение всей Серы в трёх- или четырёхкратном (по весу) количестве воды, последующую декантацию раствора, высушивание остатка и новое его смешение с пропорциональным количеством Ртути. После растворения отстой, если он есть, отделяют, и собранные жидкие фракции подвергают медленной дистилляции на бане. При этом избыточная влага удаляется, и остаётся Ртуть требуемой консистенции, сохранившая все свои свойства и готовая к герметической варке» (Фулканелли. Философские обители. — М.: Энигма, 2004. С. 334).
