— Принцепс Лют ещё может проснуться, — сказал Хяркин.
+И когда он проснётся, кто-нибудь из присутствующих может сказать, что он не будет грезить былыми войнами, и снова не обратит оружие на брата из стаи?+
Коскинен хотел высказаться в защиту Люта, но Магос Биологис так и не установили причину кошмара и не могли дать гарантии, что подобное психическое расстройство не повторится. Скамёльд сказал только правду, но чувство справедливости модератуса всё равно противилось ей, потому что принцепс “Разбойника” вырывал лидерство над стаей, когда альфа не мог защитить своё положение.
— Правом командования должны наделять Старокровные, — возразил принцепс Хяркин в последней отчаянной попытке следовать протоколу легио.
+Старокровных здесь нет. Здесь мы. Я. Зимнее Солнце повернул оружие против брата-воина. Нет большего преступления против стаи. Почему ты вообще споришь, Железная Синь? Я — Лунная Скорбь и ты не равен мне.+
Хяркин склонил голову, лязгая экзо-суставами. — Вы — старший стаи, Лунная Скорбь.
+Тогда закончим с этим. Я — альфа-принцепс.+
+Нет.+
Коскинен подпрыгнул от звука из саркофага за спиной. Принцепс Арно Лют плавал за стеклом, его выпуклый вытянутый череп всё ещё кровоточил после недавних многочисленных инвазивных операций. Соединяющие с манифольдом кабели отсутствовали, и резьбовые разъёмы в груди и позвоночнике зияли, словно раны со стальными краями. На передней панели саркофага мерцали зелёные огоньки, и Коскинен увидел, как Гирдрид вытащила незаметный инфоштекер.
+Я — Зимнее Солнце, и ты не равен мне.+
Манифольдная станция Валетте висела во мраке на краю системы, словно терпеливый паук, поджидающий в сети неосторожную жертву. Лёд мерцал на её тёмной круглой средней секции, а из медленно вращавшегося центрального коммуникационного отсека тянулось множество механических манипуляторов, ауспиков, топографов, перехватывающих авгуров и пси-проводников. Хотя “Сперанца” всё ещё оставалась в сотнях тысяч километров от станции, носовые пикт-устройства воспроизводили её изображение с идеальной точностью.
Почтительная тишина воцарилась на мостике ковчега. Как последнее место, получившее сообщение от магоса Телока, манифольдная станция Валетте одновременно представляла собой святое место и памятник. Ни один из собравшихся магосов не мог не признать важность путешествия к ней, прежде чем попытаться пробиться сквозь Шрам Ореола.
Магос Азурамаджелли сохранял курс и контролировал постепенное увеличение мощности двигателя, по мере продолжения ремонта в повреждённой камере сгорания. Из-за потери огромного количества крепостных Сайиксека возникли проблемы, но благодаря использованию рабочих бригад сервиторов с опустевших перерабатывающих судов ожидаемое падение производительности и эффективности оказалось меньше, чем боялся магистр двигателей. В самой дальней части мостика Линья и Виталий Тихоны работали за станцией астронавигации, умело управляя парой четырёхмерных карт.
Магос Блейлок располагался возле командного трона, обрабатывая входящую информацию судна и позволяя Котову поддерживать связь со “Сперанцей”. Ковчег Механикус всё ещё капризничал после инцидента с титанами, и требовалось лёгкое прикосновение, чтобы системы сохраняли спокойствие. Большая часть познавательных способностей Котова была направлена на исцеление духовных ран корабля и восстановление его полного доверия. Почти весь поток ситуативных знаний, который он обрабатывал бы на подсознательном уроне, архимагос вынужден был делегировать подчинённым и узнавать из вторых рук.
— Есть какой-нибудь ответ на наши бинарные запросы? — спросил Котов.
— Нет, архимагос, — ответил Блейлок, просеивающий накопленные данные, после сканирования затемнённой станции. — Нас продолжают игнорировать.
— И её манифольд по-прежнему не устанавливает связь?
— Не устанавливает, — согласился Блейлок. — Это удивляет сильнее всего.
Котов уделил время, чтобы осмотреть далёкую станцию, которая выглядела почти чёрной на фоне призматического пятна Шрама Ореола за короной света системного солнца. Он тщательно изучал аномалию на краю галактики, но впервые вживую увидев её, почувствовал странное ощущение волнения и страха.
Эмоции, которые Котов считал давно преданными земле в органическом прошлом.
Тихоны собрали огромное количество информации об уродливом явлении, чтобы проложить путь сквозь гравитационные бури, бушующие внутри его туманных границ. Их работа была высоко детализированной, но накопленная за тысячи лет на манифольдной станции имматериологическая статистика сильно поможет в картографических уравнениях. Вот только пока единственным ответом на многочисленные попытки убедить станцию загрузить данные на “Сперанцу” оставались статические помехи.
И всё же сколь ни завораживало искривление пространства-времени Шрама Ореола, Котов предпочёл снова остановить взгляд на манифольдной станции. Шестьсот метров шириной в центральной секции и триста метров высотой — она была почти невидимой пылинкой посреди мрака галактической пустоши. Только вспышки тусклого звёздного света на льду на корпусе позволял различать её очертания. Словно замороженные снежинки вокруг станции кружили блестящие скопления осколков, но происхождение этих крошечных обломков оставалось тайной.
И Котов ненавидел тайны, на которые не мог найти ответы.
Призрачная и бездействующая станция продолжала следовать по своей древней орбите, пойманная гравитацией и физикой.
Котов обладал множеством чувств, больше чем любой неаугметированный смертный мог надеяться постичь или использовать, и они искали любой знак, что кто-то или что-то живо на станции Валетте. До сих пор они не предоставили ни малейшего намёка, что он найдёт живым хотя бы одного из членов экипажа.
И всё же Котов не мог избавиться от чувства, что что-то на станции смотрело на них, изучало, наблюдало…
— Время до перехвата? — спросил он, отбросив смехотворное органическое убеждение, что за ними наблюдают.
— Три часа пятнадцать минут, архимагос, — ответил Азурамаджелли, направив экзо-тело ко второй станции астронавигации. Веретеновидные руки-манипуляторы появились из нижней половины экзо-арматурного корпуса и извлекли физическую клавиатуру.
— Проблема, Азурамаджелли?
Две из мозговых колб магистра астронавигации повернулись, пока он отвечал.
— Неизвестно. С тех пор как мы вышли из варпа кормовые ауспики фиксируют неустойчивый контакт. Я ничего не могу с этим поделать, но это странно.
— Что это, по-вашему? Другой корабль?
— Скорее всего, это остаточное вмешательство варпа или побочный результат наших недавних проблем, — сказал Азурамаджелли, аккуратно настраивая руками-манипуляторами расплывчатое изображение на ауспике. — Но, да, я полагаю, что это может быть корабль.
– “Клинок Чести”?
— Сомневаюсь, правда, вычисления затруднены из-за близости Шрама Ореола к дальней границе системы. Возможно, с доступом к основной станции астронавигации я мог бы предоставить вам более точный ответ, архимагос.
Котов проигнорировал выпад в сторону Тихонов и сказал. — Наблюдайте за этими призрачными показателями и сообщайте мне о любых изменениях.
Мозговые колбы Азурамаджелли отвернулись, и Котов услышал, как бронированные ворота мостика опустились в полированную палубу. Он считал биометрию Робаута Сюркуфа и повернул командный трон, чтобы оказаться лицом к вольному торговцу.
Человек ответил на вызов Котова и пришёл в свободном сером сюртуке Флота, обесцвеченном в местах, где были сорваны нашивки. Тёмные брюки он заправил в коричневые сапоги до колена, и из уважения к хозяевам и эскорту скитариев капитан оставил кобуру на бедре пустой. Сюркуф поднялся на верхний ярус и потратил некоторое время, чтобы осмотреться, его взгляд задержался на госпоже Тихон на мгновение дольше, чем на любом другом человеке или вещи на мостике.
Повышенный сердечный ритм, расширенные зрачки, возросшая гормональная реакция.
Конечно же капитан не питал любовных мыслей к члену Культа Механикус? Сама идея была смехотворна.
Котов выбросил из головы глупость человека и произнёс. — Добро пожаловать на мостик, капитан. Спасибо, что навестили меня…
— Без проблем, — ответил Сюркуф. — Признаюсь, что с нетерпением ожидал увидеть мостик вашего корабля. Павелька и Силквуд хотели сопровождать меня, но они заняты, помогая магосу Сайиксеку на технических палубах.
— И что вы думаете о моём мостике? Впечатляет, не так ли?
— Должен признать, что он не слишком приводит в восторг, — подумав, ответил Робаут.
