Брук сделала вывод, что Гесиона была робкой мышкой. Казалось, она была рада спрятаться за спиной матери Тревиса. Вероятно, это хорошо, что девушка не вышла замуж за Тревиса. Он в первую же неделю полностью бы подчинил ее себе.
Брук допивала свою чашку кофе, когда за ее спиной раздался голос с чистым английским акцентом.
– Черт побери, не верю своим глазам, – говорил Уотсбери, подходя к столу, за которым сидела Брук. – Могу только сказать, мир тесен. Как я вижу, вы решили попытать счастья в Америке.
Брук ему не ответила.
– Что случилось? Мужчины в Европе слишком бедны для вас?
Она гневно взглянула на графа, который, как это часто с ним, бывало, был пьян.
– Разве мы знакомы, сэр? – наконец спросила Брук в надежде, что он подумает, что ошибся.
– Не хитрите со мной, Брук Хэммонд. Такое лицо, как у вас, невозможно забыть.
Брук встала. Единственное, что она могла сделать, – это притвориться, что не понимает его.
– Извините меня, сэр. – Она направилась к двери, в которую только что вошел Тревис.
– Вижу, ты знакома с Уотсбери, – сказал Тревис. – Он немного странный.
– Да, – согласилась Брук. – У меня разболелась голова. Я собиралась пойти в нашу каюту и прилечь.
– Конечно. Я пойду с тобой, только сначала мне надо забрать у Уотсбери деньги. – Тревис положил руку на ее плечо.
– Это недалеко, со мной все будет в порядке, – сказала ему Брук.
– Если настаиваешь, я поговорю с Уотсбери и сразу же приду к тебе.
Брук шла по палубе, а в воздухе висели расплывчатые клочки тумана, создавая зловещее впечатление, от которого мороз пробегал по ее коже.
Она не могла допустить, чтобы граф, увидев ее под руку с Тревисом, воспользовался случаем публично унизить ее. А может быть, если он не видел, как они с Тревисом разговаривали, он не узнает, что их что-то связывает. Она надеялась, что граф не станет распространяться о ее прошлом, но понимала, как слаба эта надежда.
Она вошла в каюту, переоделась и стала ждать решения своей судьбы.
Тревис подошел к стоявшему в углу и всем своим видом напоминавшему павлина Уотсбери. Этот человек всегда, даже в Англии, раздувался от важности.
Уотсбери повернулся к Тревису:
– Будь я проклят, если удача не изменила тебе, старина.
– Если ты говоришь о картах, – сказал Тревис, – то вспомни, в школе я тебя здорово обыгрывал.
– Нет, я говорю о Брук Хэммонд, старина, – злорадно улыбаясь, сказал Уотсбери. – Я страшно удивился, когда увидел ее здесь, хотя она и притворилась, что не знает меня. Не могут женщины быть так похожи. Она была в большой моде в Англии. Самое высокое общество, ты знаешь, как это бывает, приятель.
– Ты знаешь мою жену? – спросил Тревис.
– Твою жену? – рассмеялся Уотсбери. – Да ты шутишь!
– Почему ты так говоришь? – спросил Тревис, пытаясь сдержаться и не ударить кулаком в лицо старого приятеля.
– Ты не знаешь?
– Терпение у меня кончается, – предупредил Тревис.
– Она куртизанка, старина.
Тревис схватил Уотсбери за рубашку и с холодным презрением смотрел ему в лицо.
– Я требую удовлетворения за такое оскорбление.
– Подожди, подожди минуту. – Уотсбери выставил вперед руки, защищаясь. – Говорю тебе, я сам хотел заполучить ее, но она решительно отвергла меня. Я только говорю тебе то, чего она, очевидно, не сказала. Если ты мне не веришь, спроси у нее, – сказал Уотсбери, и Тревис отпустил его. – И тогда ты увидишь, что у нас нет повода драться. Прости, старина, я думал, ты знаешь.
Когда Тревис вышел из столовой, перед его глазами расплывался красный туман. Его разыграли, как последнего дурака! Была ли Брук любовницей его отца и каким-то образом, не уговорила ли его отдать ей половину плантации?
Тревиса трясло. Помоги ей Бог, если это все, правда.
Глава 16
Дверь каюты распахнулась.
Брук мгновенно подняла голову.
На пороге стоял Тревис и смотрел на нее, как будто видел перед собой врага. На скуле дергался мускул, а взгляд его синих глаз был так холоден и враждебен, что по ее телу пробежала дрожь. Этот его взгляд без лишних слов обвинял ее.
Брук замерла. От охватившей ее паники бешено забился пульс, и перехватило горло.
Он узнал.
Напряженность угрожающе нарастала, Тревис наконец вошел и закрыл за собой дверь. Но он не подошел к ней, а остановился позади одного из кресел и ухватился за его спинку.
Тяжелое предчувствие охватило Брук.
– Не скажешь ли ты мне… – он замолчал, переведя дыхание, чтобы приглушить угрожающую ярость в своих глазах, – кем же ты на самом деле была для моего отца? – Тревис не дал ей времени для ответа и задал другой вопрос: – Ты была проституткой? – В его голосе цинизм граничил с горечью.
– Нет, не была, – сказала Брук. – Как ты мог такое подумать?
Он окинул ее презрительным взглядом.
– Как? – Тревис впился пальцами в кресло так, что побелели суставы. Брук понимала, что он с трудом сдерживает свой гнев. – Как? – повторил он. – Уотсбери только что поздравил меня с успешным приобретением такой куртизанки, как ты. Кажется, ему самому это не удалось, – проворчал Тревис.
В устах Тревиса все звучало так отвратительно, но он еще не закончил…
– Я вызвал его за это оскорбление на дуэль, – продолжал он. – Уотсбери только рассмеялся и сказал, чтобы я спросил тебя, если не верю ему. Оказывается, ты была в большой моде в Англии. – Тревис усмехнулся. – Представляешь, каким дураком я выглядел, сообщая ему, что ты моя жена?
Брук чувствовала, как у нее разрывается сердце.
– Я знаю, как ужасно это звучит, – прошептала она. Сердце переворачивалось в ее груди, и какой-то странный холод овладевал ею. – И ты заслуживаешь ответов. – Она замолчала. – Но готов ли ты выслушать меня? По-настоящему выслушать? Или ты будешь судить меня, не узнав всей правды?
Лицо Тревиса омрачилось, он сомневался, и она поняла, что он уже считал ее виновной, и ему не хотелось узнать факты. Но затем, как обычно и случалось, он удивил ее, сказав:
– Я всегда считал себя справедливым человеком.
Брук указала на стул:
– Не хочешь ли присесть?
– Нет, – отрезал он, и мускул на его скуле снова дрогнул.
Брук глубоко вздохнула. Она знала, что он должен был думать. Ее рассердило, что он даже не допускал сомнений в ее виновности. Пока он еще не выслушал ее.
Выпрямив спину, она сидела на кровати. Она должна сохранять спокойствие. Она не струсит перед ним, как и перед любым мужчиной. Может быть, она не гордилась своим прошлым, но в то же время что еще она могла сделать? Ей надо было выжить.
Но это осталось в прошлом.
– Думаю, ты знаешь, что я воспитывалась в школе для девочек, – начала Брук; ее внешнее спокойствие скрывало внутреннее волнение.