бы не застрявший между молотом и наковальней новый исполнительный директор. Миру нелегко дается роль миротворца, но пока не жалуется.
Только вздохи всё матерней становятся.
Хмыкнув, покалываю:
— А мог бы сейчас сидеть в удобненьком кресле в Москве, никто бы на мозг не капал…
— Курьер приехал? — Мир с легкостью переводит тему.
Недавно на такой же вопрос, что было бы с нами, останься он в Москве, Мир ответил просто: «Я там, где должен быть».
— Еще нет, но думаю… — Меня прерывает трель дверного звонка. Спешу открыть дверь. — А вот и он!
Слова застревают в горле, а по спине прокатывается волна обжигающего холода. Если Мир решил так пошутить, то мне совсем не смешно.
У моей двери столпились трое незнакомых мне мужчин. Мечусь взглядом между ними. Эти точно не из курьерской службы доставки. Прямо в лицо мне смотрит дуло пистолета. Боже! Во рту резко пересыхает, и я не могу издать ни звука.
Мир что-то продолжает спрашивать, но смысл его слов не доходит.
Ладонь так взмокла, что телефон выскальзывает из ослабевших пальцев.
Бритоголовый крепыш, качнув пистолетом, протягивает исколотую татуировками ладонь за гаджетом.
Сглотнув, сиплю еле слышно:
— Я… я потом тебе позвоню, мам. Борис пришел. — И отключаюсь.
Мысли бьются в панике.
«Мамочки! Надеюсь, Мир догадается. Боже, пусть он догадается! Мир, спаси меня!!!» — кричу мысленно, онемев от ужаса происходящего.
Пальцы деревенеют, когда я передаю единственное средство связи в руки чужака. Телефон тут же исчезает в кармане. Спрятав пистолет за пояс, лысый и самый старший из троицы толкает меня плечом и проходит в квартиру. За ним вваливаются и остальные.
Прыщавый парень черной кепке — по возрасту младше их всех — закрывает дверь.
На ватных ногах отступаю от него на крошечный шажок, а тот похабно щерит желтые зубы, раздевая меня глазами. Прикрываюсь руками, остро жалея, что не в скафандре. Тонкая майка и короткие шорты не спасают от липкого взгляда.
Его дружки расхаживают по квартире, будто у себя дома.
— Ну, чо, Юль Санна, вот и увиделись. — Сглатываю, узнавая голос.
Эти ведь те самые неадекваты, что требовали вернуть долг Тоцкой.
Лысый буравит меня отнюдь не радостным от встречи взглядом. Его дружок скрывается в гостиной, до слуха доносятся глухие удары и шорох. Наверняка добрался до коробок и теперь развлекается. Плевать, лишь бы ушли.
— Уходите. Я буду кричать, — стараюсь вложить в свой каркающий голос уверенности, но он испуганно дрожит.
— ПОМОГИТЕ! — неожиданно сзади вопит прыщавый, и я подпрыгиваю от испуга.
— УБИВАЮТ!!! — будто издеваясь, вторит ему тот, что проводит инспекцию коробок в соседней комнате. И вся троица начинает ржать.
От громкого хохота мне становится жутко. Потому что никто из соседей в здравом уме не придет ко мне на помощь. Вся надежда на Мира.
Ну где же ты?!
Боже, у них же оружие с собой!!!
21.3
Парализованная ужасом, смотрю на бритоголового. У него нос свернут набок, шрам на подбородке, а еще колючие злые глаза. Он больше не улыбается. Достает из кармана мой телефон, непрерывно вибрирующий.
— Дейл какой-то тебе звонит. Иностранец что ли?
Хватаюсь за возможность оттянуть время, как за спасительную соломинку.
— Это п-партнер с работы. М… М-могу я ответить? — протягиваю дрожащую ладонь. — Нужно согласовать п-план. Пож-жалуйста…
Ну давай же, Мир!
— Не в этот раз, Юль Санна, — мобильник летит на пол, а потом лысый топчет его подошвой берца. Когда он убирает ботинок, от телефона остается только разбитый погасший экран, а бритый переводит взгляд на меня.
— Чо ж ты так, Юль, гостей дорогих плохо встречаешь, а? Ни хлеба, ни соли…
— Ни водочки, — перебивает третий, появляясь из гостиной с моим бельем в руках. — Зачетные у нее труселя! А как пахнут…
Он прижимает кружево к носу и громко втягивает воздух, а я чувствую подкатывающую к горлу дурноту. Этот, третий, с рыбьими глазами навыкате и вытянутым лицом с желтушной кожей похож на извращенца. Прикрываю ладонью рот, чтобы сдержать всхлип.
— Эй, дай мне! — Сзади возится прыщавый, и я, вздрогнув, отступаю от него подальше, в самый угол.
— Петрович, дай с ней пять минут наедине, а? Яйца аж дымятся, такая сладкая сучка! — ноет извращенец. А у меня дрожь прокатывается по телу, все волоски встают дыбом.
Нет! Нет, ни за что! Живой не дамся!
Зажатая ими в ловушке, чувствую, как первая слеза катится по щеке. Смахнув ее, с надеждой смотрю на их… главаря? Лидера?
Боже, помоги!
— А ну цыц! — рявкает названный Петровичем, оглядывая подельников. — Сначала мы с Юль Санной разберемся с нашей маленькой недостачей. Правда, Юленька?
Он походит ближе и, крепко ухватив меня под локоть, тащит в гостиную. Не могу даже сопротивляться, всё, на что сейчас есть воля, это переставлять одеревеневшие ноги.
В гостиной коробки все перевернуты, вещи раскиданы по полу. Меня трясет крупной дрожью, когда затылком чую, что эти двое следуют за нами.
Петрович швыряет меня на диван. Кулем валюсь на подушки, но тут же отползаю в самый дальний уголок, обхватив колени руками.
— Смотрю, уже ремонт забацала, а говорила, что денег нет. Нехорошо врать, — под злобные смешки Петрович грозит мне пальцем.
Рядом плюхается желтушный извращенец и пытается меня приобнять:
— Не ссы, куклёха, сейчас побазарим и пойдем с тобой пружины на новом матрасе проверять! — Наглая лапа стискивает грудь, и я с остервенением скидываю эту руку, пропахав когтями по ладони. Майка трещит по швам. — Ай! Вот же сука!
Успеваю увидеть только замах руки, а потом кубарем качусь с дивана. Колени больно ударяются об пол, щека пульсирует огнем. В ушах противно звенит, а во рту собирается кровь. Слезы брызгают из глаз, когда меня кто-то хватает за волосы.
Больно!
Мамочки!!!
А потом я снова валюсь ничком, получив свободу. Кругом грохот
