— Он настоящий?
— Какой же еще?
— Древнерусский?
— Его последний хозяин был свеем… Шведом.
— Ах да!
Раз Карлссон из Швеции, то и меч, естественно, оттуда же.
— Он у меня давно, — сказал Карлссон, принимая у Кати меч и нежно поглаживая изъеденную временем сталь. — Я всегда беру его с собой. Посмотришь, вспомнишь — и радость в сердце.
— А ты им умеешь… это… пользоваться?
— Немного. Но это мне не нужно.
«Естественно, — подумала Катя. — Сейчас мечами не убивают. Нет, все-таки он киллер…»
— А откуда он у тебя?
— Достался от одного достойного человека. Настоящего воина. Такие рождаются раз в столетие.
— Он подарил тебе меч? — с уважением спросила Катя.
— Скорее, оставил. На память.
— Он был твоим другом?
— Да как тебе сказать… Скорее, нет.
Карлссон ловко вложил меч в ножны и убрал в сундук. И опять впал в столбняк.
— А что у тебя там еще есть? — Катя сгорала от любопытства.
— Давненько я сюда не заглядывал… — бормотал Карлссон. — Так вот зарастешь мхом, прошлое забудешь… и уже непонятно, кто ты и зачем живешь…
Катя заглянула ему через плечо. Сверху, сбоку от меча лежал круглый темный предмет. И больше всего он напоминал…
— Ай! — взвизгнула Катя над ухом у Карлссона. — Что это?!
Карлссон мгновенно развернулся к ней:
— Что?
— Там у тебя… Голова! — прошептала Катя.
У Кати родилась дикая, но вполне логичная мысль: а не голова ли это того самого старого знакомого, от которого остался на память меч?
Карлссон неодобрительно взглянул на Катю, но ее лицо выражало такой откровенный страх, что он буркнул:
— Ладно, посмотри.
Взял «голову» и протянул Кате. Та сначала рефлекторно отшатнулась, но потом сообразила, что «голова» — не настоящая. Она взяла «ужасный» предмет в руки.
«Голова» оказалась неожиданно тяжелой.
— Она что, деревянная? — все еще не отойдя от стресса, проговорила Катя.
— Ну не каменная же, — проворчал Карлссон.
Катя перевела дух, поставила голову на стол, поближе к лампе, и стала рассматривать. Это была не совсем голова — скорее череп. Грубо вырезанный человеческий череп в натуральную величину, с двумя дырками вместо глаз, едва заметной впадиной вместо носа и широкой усмешкой от уха до уха. Повертев «голову», Катя обнаружила, что рот у нее открывается на шарнирах. Во рту у «головы» лежал черный камушек.
— Да… оригинальная штука, — сказала она, поймав пристальный взгляд Карлссона.
— Я сам ее резал, — сказал он. — А глаза у нее светились. — Кате показалось, что говорит он скорее сам себе, чем ей. — Я туда гнилушки клал. Нильсу очень нравилось. Бывало, вернешься домой, а он сразу канючит — папа, покажи кукольный театр…
— Нильс — это твой сын?
Карлссон не ответил. Катя повторила вопрос.
— Мой первенец, — глухим голосом сказал он.
— А где он сейчас? В Швеции?
На этот раз Катя не дождалась ответа. Карлссон, бережно взяв деревянный череп, вернул его в сундук, после чего молча отвернулся.
«Чего это с ним?» — удивилась Катя.
При всех своих странностях невежливым с ней он никогда не был. «Наверно, скучает по сыну», — решила она. Катя снова заглянула в сундук и увидела еще одну игрушку. Кораблик размером с детскую ладонь.
— Ой, лодочка! — Катя протянула руку.
Карлссон мгновенно перехватил ее руку. И захлопнул крышку сундука.
— Ничего не трогай, понятно! Никогда ничего не трогай из моих вещей!
Так резко он еще никогда с ней не разговаривал.
Катя даже испугалась.
— Никогда, — повторил Карлссон уже мягче. — А сейчас тебе пора домой.
— Ты меня выгоняешь? — обиделась Катя.
— Нет, к тебе идет твоя подруга. Лейла. И с ней еще кто-то.
— Так поздно? Откуда ты знаешь? — удивилась Катя.
— Ее духи, — сказал Карлссон. — Я помню запах. Пойдем! — Он подтолкнул Катю к выходу.
Через минуту они уже стояли у окна ее кухни.
— Ты придешь ко мне завтра? — спросила Катя.
— Приду.
— А в гости к себе… пригласишь? — голос ее дрогнул.
— Конечно. Ты же обещала навести у меня порядок.
Кате показалось: он улыбается. Но разглядеть в темноте его лица она не могла.
И тут она услышала звонок в дверь.
— Иди, — сказал Карлссон. — Лейла пришла.
— А вдруг это не она? Вдруг это… кто-то другой?
На самом деле она подумала о Сереже. Или… о Диме.
Карлссон покачал головой и шагнул в ночь. Катя услышала негромкий шорох, потом скрип жести. Это он взбирался наверх.
Катя вздохнула, перелезла через подоконник и пошла открывать дверь.
* * *
Карлссон вернулся к себе и тяжело опустился на пол. Он устал. Не телом. Тело его не уставало почти никогда. Он устал от одиночества и ожидания. Кто бы мог подумать, что такой, как он, может устать от ожидания? Раньше, когда было кому ждать его, Карлссон никогда не уставал. Но это было давно… И как будто вчера.
Карлссон издал тонкий свистящий звук, похожий на скулеж собаки. Ему было плохо. Малышка, славная маленькая человечка, разбередила его рану.
Карлссон поднялся, прошел на кухню и отпер сундук. Первым делом посмотрел на подсказчик… Ничего, конечно, ничего. А чего он ждал? И сколько еще ждать…
Карлссон взял «голову», которая напугала Малышку. Для кукольного театра нужна была еще одна голова, и Карлссон сложил пальцы свободной руки так, чтобы тень от нее, падавшая на стену, напоминала человеческую голову.
— А сейчас, Нильс, я расскажу тебе историю о человечке, который не верил в троллей, — произнес Карллсон. Если бы Малышка сейчас слышала его, то без труда узнала бы язык поэмы о Кеннете Маклауде. — Их звали Дункан (кивок деревянной головы) и Уильям (кивок головы тени).
«Привет, Вилли!» — кивок деревянной головы.
«Привет, Дункан!» — кивок головы тени.
«Скажи, Вилли, ты идешь гулять в горы?»
«В горы, Дункан!»
«А ты не боишься троллей, Вилли?»
«Нет, Дункан, никаких троллей нет! Ну я пошел!»
«Иди, Вилли, удачи тебе!»
Голова-тень удалилась, а деревянная голова засмеялась, широко открывая рот.
«Это ничего, что ты не веришь в троллей, Вилли! Главное — чтобы тролли верили в тебя. И ты не обманешь их ожиданий, Вилли! Ведь ты такой то-олстенький!»
В этом месте Карлссон обычно смеялся — и Нильс смеялся вместе с ним. Но сейчас Карлссон засмеялся один.
— Я найду его, сынок, — прошептал он на языке, который Катя уже не узнала бы. — Я обязательно его найду…
Глава двадцать пятая,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
