не по себе. У девушки даже пена появилась в уголках губ.
«А девка-то спятила! Довел ее Сирус до безумия!» — подумал Файлер, и встав с места пошел к двери, не поворачиваясь в Насте спиной. Так, на всякий случай. Чтобы видеть, если она попытается на него напасть. И решил для себя, что теперь без охранника наедине с ней не останется. Мало ли что может случиться…вдруг отвлечется своими мыслями, и не уследит за девкой? Очень уж не хотелось лишиться яиц в самом цвете лет. И самой жизни — тоже.
Выше среднего роста, скорее худощавый, чем могучий — Эллерс никак не был похож на могучего бойца. И только взгляд — жесткий, колючий, подозрительный, да плавные, скупые движения опытного воина указывали на то, что некогда этот боец гремел в Арене, и к нему привозили противников со всей Империи, и даже из-за рубежа. И он не проиграл ни разу, так и ушел непобежденным. Хотя и сильно израненным. О чем говорил кривой шрам на левой скуле. Говорили, что Эллерс нарочно его не убрал, как память о том, что все когда-то кончается, и всех денег не заработаешь, и надо вовремя уходить — пока тебе не раскроили башку. И неважно — арена это, или портовая таверна. Теперь он тренировал бойцов Арены, и следил за тем, как они содержатся — и вольные бойцы, и рабы.
Поклонившись Файлеру, Эллерс тут же направился к Насте и жестом предложил ей подняться. А когда та встала, настороженно и неприязненно глядя на нового человека, стал бесцеремонно ее вертеть, осматривая со всех сторон как породистую лошадь. Заглянул даже в зубы, ухватив за губу и оттянув ее вниз. Настя попыталась его оттолкнуть, но он не глядя поймал ее руку и без особого усилия отвел в сторону, укоризненно погрозив пальцем. Он был невероятно силен.
Закончил осмотр Настиным задом, помяв его твердыми, как железными пальцами:
— Неужели за две недели ее так смогли подготовить? Не верю. Уверен, что девочка и раньше не брезговала физическими упражнениями. Великолепный станок, из нее можно вылепить хорошего бойца. Если раньше не сдохнет, конечно.
— А ты сделай, чтобы не сдохла! — парировал Файлер, и двинувшись к двери, бросил на ходу — Теперь она твоя. Сделай все, как я сказал. Девочка мне нужна.
И уже открывая дверь, добавил для Насти:
— Это теперь твой папочка, слушайся его. Не будешь слушаться — сдохнешь. Он знает об арене все, что надо знать бойцу. И даже то, чего знать не нужно. Хе хе…
И дверь за Файлером закрылась, оставив Настю наедине с мрачным, угрюмым мужиком лет пятидесяти на вид. Его рожа со шрамом была совершенно зверской, но почему-то именно это обстоятельство Настю как раз и успокоило. Больше всего пакостей надо ждать не от таких вот звероподобных, а от людей с добрыми, интеллигентными лицами. Но это не точно.
Плавали, знаем! — как говорил один моряк с яхты «Беда».
Глава 15
Ана Виссель, на арене называющая себя Хищница, с интересом смотрела на ту, что вошла в двери тренировочного зала. Нет, так-то Ана знала, что у них должна тренироваться некая постельная рабыня, которую выпустят на арену — слухи здесь расходятся быстрее сквозняка. Знала она так же, что это необычная рабыня, что за нее отдали несколько десятков тысяч золотых, чуть ли не пятьдесят тысяч, или семьдесят — но Ана в такое не верила. Мало ли что расскажут досужие сплетники…чтобы отправить рабыню за семьдесят тысяч умирать на арене? Это надо быть совершеннейшим идиотом.
Но то, что увидела Хищница, превзошло все ее мыслимые и немыслимые предположения. Во-первых, эта самая рабыня была такой высокой, что даже Эллерс, мужчина ростом выше среднего, едва доставал ей до подбородка.
Во-вторых, она была невероятно, непостижимо красива! Так красива, что у Аны перехватило дух. И немудрено — Ана любила одинаково и мужчин и женщин, так что хорошо разбиралась в красоте. А еще — она сама всю свою жизнь мечтала быть красивой, но Создатель не дал ей такого счастья. Крепкая, плотная, мужеподобная — Ана лишь называлась женщиной. Ее соратники посмеивались — если ей пришить член, ее никак не отличишь от мужчины. Грубоватое, будто вырубленное из камня лицо, налитые мышцами плечи, могучие ляжки, накачанные упражнениями с отягощением — не зря ее назвали Хищницей. Ана рвала своих соперниц, как зверь добычу! Даже татуировку себе сделала на лице, делавшую ее похожей то ли на пантеру, то ли тигра.
— Это Наста, Волчица — представил новенькую Эллерс — Она будет тренироваться вместе с вами. Сразу хочу предупредить — не пытайтесь ее соблазнить, или сделать что-то такое, что она сочтет посягательством на женскую честь. Это плохо для вас кончится.
Рыжий Сондаг захохотал, и слегка глумливым голосом спросил Наставника:
— Что, пожалуется тебе, и нас побьют кнутом?
— Нет — спокойно ответил Эллерс — Она оторвет тебе яйца.
Сондаг снова захохотал, искренне, весело. Он был невероятно силен, широк, как платяной шкаф. Противник, который попадал к нему в захват, уже из него не выбирался. Сондаг ломал ему ребра, или конечности, и всегда побеждал. Сондаг был чемпионом Арены, потому ему многое позволялось. Например, только он мог так свободно разговаривать с Эллерсом, позволяя себе сомнительные шуточки, и даже подтрунивания над Наставником. Сондаг был ценным бойцом, приносящим много прибыли, так что для него существовало меньше запретов, чем для других.
— А чего она голая? — не унимался рыжий — Чтобы удобнее было ее отодрать во время боя? Хорошенькая шлюха! Я бы ей…
Он не успел договорить. Проходившая мимо Сондага новенькая прыгнула на него с такой скоростью, что даже чемпион не смог как следует отреагировать. Все, что он смог сделать — уклониться от удара белой, как снег ногой прямо в пах. Он отбил ногу, но пятка девушки врезалась ему в колено, нога подломилась и девица плюхнулась на него сверху, заключив в крепкие объятия.
Никто ничего не понял, и выглядело это странно и дико — Сондаг, набедренная повязка которого задралась, обнажая его мужское хозяйство, сморщившееся как от испуга, и сверху — белая рабыня, раскинувшая в стороны ноги для устойчивости, и прильнувшая к своему «любовнику». Да, то выглядело как любовные объятия, только по всем канонам внизу должна была лежать девица.
Когда Сондаг дико завопил, и явно напрягаясь оторвал от себя разъяренную девку, отбросив ее в сторону, лицо его было окрашено красным, а из щеки брызгал густой ручеек,
