Вряд ли мелкий мошенник решился бы на серьезное преступление, но проверить его необходимо. Васечкин направлялся к бывшей свекрови Насти, когда ему позвонил Сошников.
– Бросай все, – сказал Костя, – и дуй на Приморский проспект: кажется, взяли Алиходжаева. Он в двадцать пятом отделе, надо успеть допросить его, пока об этом не узнал Бергамот.
– Как его взяли? – спросил Сергей.
– На въезде в город на посту ГИБДД машину остановили для проверки, сотрудник опознал его по фотороботу, сообщил, дорогу перекрыли. Сопротивления он оказать не успел, только в машине был еще один человек, которому удалось все-таки скрыться.
– Если кому-то и удалось скрыться, то им мог оказаться только Алиходжаев.
– Там все быстро произошло: светофор поставили на красный, мгновенно образовалась пробка, машина оказалась блокирована другими автомобилями, да и СОБР сработал четко – он даже пистолетом не успел воспользоваться.
– Сомневаюсь я, – ответил Сергей. – Ведь кто-то все-таки ушел.
– Ну вот, – произнес Илья Евсеевич, доставая из открытого сейфа портфель и кладя его на стол, – здесь ровно шесть миллионов семьсот тысяч евро пятисотками – сто тридцать четыре пачки. Сегодня утром в банке получил под расписку. Такие деньги и каким-то уродам отдавать.
– Надо отдать малое, чтобы получить большее! – заметил Менжинский.
– Тебе легко говорить, Леня, ты таких денег сроду в руках не держал.
– Теперь подержу немного, – спокойно ответил Менжинский.
Флярковский открыл портфель и посмотрел на пачки фиолетовых денег.
– Даже в глазах рябит, – вздохнул он. – И все за какого-то пацана.
Он тяжело опустился в кресло.
– Леня, а ты не думаешь, что нас могут кинуть? – спросил он. – Возьмут деньги, а пацана не отдадут, а потом тело найдут где-нибудь.
– Думаю, что подобный вариант исключать нельзя, но у меня все под контролем. А потом, ежели что случится, это вам на руку.
Илья закрыл глаза и после некоторой паузы произнес, оставаясь все так же сидеть неподвижно и не открывая глаз:
– А ты циник, Леня.
– Я просто знаю жизнь и людей, к тому же умею просчитывать варианты. Завтра ваш племянник будет здесь. Людей у меня хватит, чтобы все провернуть как положено и без всяких «если». Ментов я в это дело не посвящаю: всякая утечка информации только повредит делу.
Флярковский открыл глаза.
– С докторишкой что делать будем?
– То, что решили. Потом спишем на похитителей. Хотя лучше устроить несчастный случай. Но, думаю, он и так откажется от ребенка.
– От ребенка – возможно, но от миллиардов никто не отказывается.
– Успокойтесь: концерн без одной минуты и так уже вам принадлежит, все деньги Бориса тоже ваши. Не беспокойтесь, я все сделаю в лучшем виде.
– Не сомневаюсь, – произнес Илья и кивнул головой. – Верю в твой профессионализм. Только скажи мне, сколько рассчитываешь получить за свою помощь?
– Это моя работа.
– Сколько ты хочешь получить за свою работу? – повторил Флярковский.
Менжинский посмотрел внимательно на Илью.
– Ровно столько, сколько заплатите. Но если честно, то я хотел бы рассчитывать еще на место в правлении концерна. Скажем, заместителем председателя по вопросам безопасности.
– Я и так хотел предложить тебе эту должность.
– Первого заместителя председателя правления.
– Без вопросов. После окончания всех нынешних дел подготовим решение о твоем назначении. На следующей неделе вернемся в Москву уже насовсем, получишь свое кресло в своем кабинете. А я, пожалуй, съезжу куда-нибудь отдохнуть.
– Скажите куда, и я все устрою. Соню с собой возьмете?
Илья Евсеевич усмехнулся, дернул головой и промолчал.
– Я спросил что-то смешное? – поинтересовался Менжинский.
– Соня! – еще раз усмехнулся Илья Евсеевич и повторил, но уже с другой интонацией, почти раздраженно: – Соня!
Флярковский откинулся на спинку кресла.
– Соня – это гвоздь в крышку моего гроба. Сколько я с ней буду жить – год? Два? Два с половиной? Два с четвертью?..
– Она красива, – подсказал Менжинский, – талантлива, любит вас.
– Что с того, – дернул плечом Илья. – Таких много, а еще есть богатые наследницы. В моем статусе я не могу сожительствовать с кем попало. На этом уровне, где я сейчас нахожусь, должны заключаться только коммерческие браки, капиталы должны объединяться для многократного увеличения возможностей получения сверхприбыли.
– Она вас любит, – повторил Менжинский.
Илья опять дернул плечом и промолчал. Потом взял из портфеля пачку, поднес ее к глазам, словно хотел внимательнее рассмотреть, а затем вернул ее на место.
– Хороший кейс, – произнес он, – несгораемый, и пуля его не пробьет. Я для Сони – такая же оболочка. Только мне зачем хранить то, что ничего не стоит? Скажи мне, ради чего?
– Я уже говорил.
– Послушай, Леня. Я закончил ненавистный дурацкий вуз, потом вкалывал на брата за гроши, теперь что-то получаю взамен, но ради чего? Ради Сони? Ты подумай! Девушка из Великих Лук приезжает в столичный город, становится популярной певицей и вдобавок выходит замуж за миллиардера. Сказки про Золушек хороши, конечно, для маленьких девочек, но мы-то с тобой – серьезные люди! Ты знаешь, когда Сониной маме было куда меньше лет, чем сейчас самой Соне, ей очень нравился один молоденький певец. Он и сейчас популярный и поет все тем же писклявым голосом, что и двадцать лет назад. Так вот, приехал тогда этот паренек в Великие Луки на гастроли. Сонина мама, естественно, в первых рядах на всех его выступлениях. У служебного выхода она подкараулила его в компании других таких же, как и она, идиоток, сунула ему в руки билетик для автографа, а он взглянул на нее и говорит: «Поехали со мной!» Привез он ее в гостиницу, три дня они прожили вместе, она ему носки и майки стирала в гостиничной ванне. За три дня он дал шесть концертов и уехал, оставив на память свою фотографию с подписью, а через положенное время Соня родилась. Молодая мамаша бросила, разумеется, школу, устроилась на ситценабивную фабрику аппретурщицей… Слово-то такое: я даже не представляю, что это за профессия! Через пару лет певец этот снова приехал в Великие Луки; она опять подкараулила его, и опять он пригласил ее в ту же гостиницу, хотя и не узнал поначалу. Но потом она достала из сумочки ту фотографию с автографом и фотографии маленькой девочки тоже достала, стала ему рассказывать, какая у них замечательная дочка, что у нее самой никого не было ни до него, ни после, что она любит его больше жизни. А тот звездный мальчик взял и выставил ее из номера. Двести баксов дал, правда… Вот такая история.
– Я догадываюсь, о ком вы говорите. Но Соня талантливее своего глупого папашки и добрее. И потом, к чему все эти истории?
– Просто так рассказал. А может, для того, чтобы ты знал: кто в грязи родился – до конца жизни не отмоется. Так что не надо мне твоих советов: я и сам знаю, что делать.
Флярковский поднялся из кресла, захлопнул портфель с деньгами, убрал в сейф и, повернувшись к Менжинскому, произнес:
– Давай, Леня, решай мои проблемы, а потом я решу твои. Только сделай все чисто. Если нужно деньги отдать, ты знаешь, где их взять.
– Кто там? – спросил из-за металлической двери женский голос и, не дожидаясь ответа, предупредил: – Учтите, если вы сейчас же не уйдете, я вызову милицию.
– Зоя Степановна, я к вам от Насти – бывшей вашей невестки.
Начали щелкать замки и задвижки. Дверь приоткрылась. На стоящего на пороге мужчину из коридора квартиры с нескрываемым, почти восторженным интересом смотрела полная женщина лет шестидесяти.
– Ну наконец-то, – произнесла она, пропуская гостя в квартиру, – а то мне говорят, что у Настьки ухажер появился, а я и не видела еще.
– Да я вообще-то…
Но пришедшему не дали договорить.
– Чай будешь? – спросила свекровь Насти.
Гость отказываться не стал, хотя всем своим видом показывал, что времени у него в обрез. Он даже посмотрел на часы, а потом кивнул, соглашаясь.
– Чаю выпью. Но вообще-то я поговорить пришел.
– Ну вот и поговорим. Русские люди за столом разговорчивее; женщины за чаем, а мужчины за чем придется, их и вовсе не остановить – только тему дай.
Они прошли на кухню, сели за стол. Женщина продолжала рассматривать гостя, причем еще внимательнее, чем прежде.
– И зачем ты пришел? – спросила она, наполнив две чашки. – Небось внучку мою удочерить хочешь, и теперь тебе знать надобно – против ли я?
– Да, – согласился мужчина. – То есть я – не жених Насти. На ней хочет жениться мой лучший друг, но все остальное именно так.
– А ты тогда зачем пришел?
– На разведку.
Подобное объяснение, по-видимому, удовлетворило свекровь Насти. И она задумалась.
– Ладно, – согласилась она, – пусть удочеряет: моего согласия все равно не требуется. А сыну я скажу, чтобы не препятствовал.
– Кстати, – как бы между прочим поинтересовался гость. – А где ваш сын?
