Удивительно, что я ещё слышал эти голоса. Видеть-то я уже ничего не видел.
– Убрать назад! Ну и вонища! Ещё и вой этот… Заверните в брезент и туда же!
Брезент – это новая боль. Как и волочение по земле. Господи, но за что? Я же столько не нагрешил! Да отними же ты у меня разум, если не хочешь отнять жизнь!
Палачи скинули меня на лестницу, и скатывали, пиная ногами. А смерть всё не шла и не шла. И даже забвение. Каждая ступенька, каждый удар армейского ботинка взрывались в чёрном сознании новыми и новыми ярко – золотыми вспышками боли.
Затем также ногами меня протолкали на шершавый пол. Где и оставили.
– Сдохни, тварь!
Я попытался влезть в его мозги с одной просьбой – дожечь. Нет, что – то нарушилось. Только недолгое гудение электромотора – и тишина. Если не считать хриплого, усиленного эхом воя. Ну, не герой я. Не могу молча терпеть такую боль.
Ну, не по грехам же мукау-у-у-у-а! … А – у-у-у-у – а-а-а!!! – это стоит вой моих соплеменников. Мы держались долго. Бог ли, природа ли, но наделил нас кто-то исключительной живучестью и способностью к регенерации. И исключительной памятью. И… и много чем ещё. Но для их проявления нужна была и жизненная сила других. Другой разумной цивилизации. Да- да, кровь людей. Сколько её там надо было нашему народцу? И выбирали мы самых отъявленных мерзавцев. Поэтому и жили не тужили. Мы – в водной стихии, выходя на сушу лишь так, иногда, по некоторым делам, а другой вид разумных существ – на суше, тоже не особенно к нам заглядывая. И всё бы ничего.
Только вот, прожгло. Ахнула сверхновая и выжгло всё. Мы последние. На суше-то уже давно пустыня. Но вот сейчас и наш черёд.
– Ты!
– Но почему?
– Ты! Молчи! И забирай всё! Мы не знаем, куда сможем послать твою матрицу. Не знаем, куда ты попадёшь – на другую планету, в другое измерение, в другую Вселенную… Но ты, как вирус, попадешь в другое существо, когда в том угаснет разум. И ты продолжишь наш род… Прощай.
– Но…
Мои соплеменники, уже погибая, уже завывая от боли, отдали и последние силы и добрые ласковые слова прощания. И объединили все свои способности, весь природный дар на мне. И я ещё увидел, как стала уменьшаться в размерах наша милая несчастная, когда-то голубая планета. И только стон боли умирающего народа не удалялся и не отпускал. И в этом ужасном безвременьи я тоже выл от горя и сострадания. Пока однажды, открыв глаза, не увидел странных людей, участливо склонившихся надо мной. " Как ты себя чувствуешь, сынок?" – спросил один из них.
Сынок? Какой я ему сынок? Я приподнялся и вдруг увидел свои руки. Странные, пятипалые, неестественного светло-розового цвета. Словно у рыбы без чешуи. Брр!
Даже наши сухопутные собратья были более пристойного вида.
– Ничего, – услышал я исходивший из моего рта голос. А затем провалился в долгое беспамятство. В прямом и переносном смысле. И только теперь, вот, с этим предсмертным воем вернулась и память. Нет, па, не возрожу я теперь наше племя.
Зачем вообще всё это было? Умер бы я лучше вместе с вами!
Опять гул мотора. Чьи-то шаги. Не вижу, не чувствую. Только вот опять – вспышка боли от прикосновения.
– Ну что, тварь, подыхаешь?
Рука очень неосторожно прикасается к моим обожжённым губам. Сейчас я ка-а-ак…
Нет! Голос женский. Так бы ещё одного урода с собой захватил. А женщину – зачем?
Я отвернулся.
– Шеф поручил мне узнать кое-что. И я не оставлю тебя тварь, в покое, пока не узнаю.
И опять рука касается моего рта. Мягко, но настойчиво. Это ещё что за…? Нет!
Не хочу. Незачем.
Тихий вздох – и пульсирующая струйка жизни на губах. Короткое освобождение от боли. Какое же это блаженство!
– Я буду каждый день приходить, пока не добьюсь своего. Ну, покажи, что ты можешь разговаривать, тварь!
– Что… тебе… надо…? – прогудел я. В принципе, мы неспособны разговаривать.
Незачем, если можно передавать друг другу мысли. Но… если женщина просит.
– Вот и умница. На сегодня больше ничего.
Она отняла руку и ушла. Боль вернулась минут через десять. И как я был благодарен этой неизвестной за десять минут покоя! Кто она? Светлана? Но… я уже знал вкус ей крови. Не она. Эта… вертолётчица? А ей на кой? И потом – откуда она узнала? Ну, узнать немудрено – хотя бы по ранкам у их погибших соратников. Или у Светланы выпытали. Ох, прости, Свет, вернул тебя в это дерьмо!
Лучше бы бежали дальше по лесу, куда глаза глядят! Может, за это и мука? М у-у-у-у к-а-а-ау – нахлынула опять боль. Только вот, заметил я, что кроме боли, вернулось ещё и зрение – я вновь увидел падающие сверху шарики воды. Кое как, перекатываясь, подобрался под этот миниатюрный водопадик и подставил под него потрескавшуюся кожу. Людям нельзя смачивать ожоги водой. Но это людям.
Глава 18
Я приложил палец к губам. Светлана согласно кивнула головой и разрыдалась молча, только тихонечко всхлипывая.
– Я… знала… я… верила… Нет, Виталя… я… уже ни во что не верила…
– Тих-тих-тих, – шептал я, пробуя спичками открыть наручники. Когда-то меня учили такому фокусу. Ну вот, удалось. И девушка тут же освобождёнными руками прижала меня к себе.
– Виталя… Виталик… ты ведь жив, да? – осыпала она меня поцелуями.
– Светик, ну что ты, ну конечно… только… давай быстренько отсюда!
Я аккуратно, ответив такими же быстрыми лобзаниями, выскользнул из объятий и вскоре освободил пленнице и ноги.
– Теперь дуем отсюда! – кивнул я в сторону лаза. Или… слушай, как часто к тебе заглядывают?
– Я думала, что теперь – всё. Если бы ты знал, как я себя казнила… А ты… ведь тебя же… Хотя… та женщина, она тебе помогла, да? она меня спрашивала и я ей рассказала, что тебе надо…
– Потом Светик, потом. Ты мне скажи, к тебе как часто приходят?
– Кормят три раза в день. Приходит здоровенный урод такой. На предыдущего похож…
Виталь, они что, опять за старое?
– Когда, когда приходит, Свет?
– Вечером приходил. Теперь утром придёт.
– А так, среди ночи не проверяют?
– Нет… Виталь, а это та женщина, да?
– Да. А когда утром приходят?
– Но я же не знаю времени!
– А ночью не приходят?
– Нет… Виталик, милый, если бы ты знал… Если бы ты знал…, – и она опять начала плакать.
– Ну, ну…, – начал успокаивать я несчастного ребёнка, приобняв за плечи.
– Знаешь… если мы выберемся, мы пойдём опять купаться ночью в озере, а? Я… я когда здесь одна… и чтобы звёзды повсюду, а, Виталь?
– Конечно, Свет. Давай выбираться. Хоть до утра и далеко, но всё-таки…
– Да-да, давай выбираться. Ты извини, что я такая сейчас… просто…
– Я всё понимаю. Давай за мной… Стой! Быстро назад!
Я почти силком подтащил упирающуюся девушку к койке, уложил, прикрыл пледом, сам метнулся в дальний угол. Мы успели до того, как дверь открылась.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
