— Да, мэм, но еда все равно не помешает, только что-нибудь попроще. У вас есть брат или кто-то еще, чтобы поехать туда? Это не самое подходящее место для леди.
— Нет. Я сама. Только сначала прослежу, чтобы горничная позаботилась о детях. Спасибо, констебль.
— Вы уверены, мэм? Чем я могу еще помочь?
— Уверена.
Шарлотта осторожно закрыла дверь, оставив констебля на ступеньках крыльца, и на подгибающихся ногах вернулась в кухню. По пути она ударилась о дверной косяк, но боль почувствовала не сразу — мысли ее были далеко. На руке непременно будет лиловый синяк, но теперь она могла думать только о Томасе, замерзшем, голодном, отданном во власть охранников Стил.
Шарлотта аккуратно нарезала хлеб, смазала ломтики маслом, а сверху положила холодное мясо, приготовленное на всю семью на два дня. Потом завернула сэндвичи и уложила в корзину. Поднявшись в спальню, она достала чистое белье и новую рубашку Питта, но вдруг поняла, что это глупо, и заменила хорошие вещи старыми. Она все еще была у шкафа с бельем на лестничной площадке, когда из своей спальни на чердаке спустилась Грейси и удивленно замерла на последней ступеньке.
— Что-нибудь потеряли, мэм?
Шарлотта закрыла двери шкафа и медленно повернулась.
— Нет, спасибо, Грейси. Я все нашла. Мне нужно отлучиться. Я не могу сказать, когда вернусь, — может быть, поздно. Я взяла мясо для мистера Питта. Найди для нас что-нибудь другое.
Грейси заморгала, плотнее заворачиваясь в шаль.
— Вы ужасно бледная, мэм. Что-то случилось? — Ее маленькое личико сморщилось от страха.
Лгать не было смысла. Все равно скоро придется обо всем рассказать.
— Да. Мистера Питта арестовали. Его обвиняют в убийстве какой-то женщины в Севен-Дайалс. Я собираюсь передать ему… кое-какие вещи. Я… — Горло внезапно сжали спазмы, и Шарлотта поняла, что не в силах вымолвить ни слова.
— Я всегда была уверена, что эти констебли идиоты! А теперь они совсем свихнулись! Тот, кто совершил эту ошибку, будет до конца жизни есть червей! И поделом! Вы собираетесь к полицейскому начальнику, мэм? Они не могут не знать, кого арестовали. Мистер Питт поймал больше убийц, чем любой другой полицейский в Лондоне. Иногда мне кажется, что они не могут найти даже яму в земле, в которую провалились!
Шарлотта слабо улыбнулась. Он смотрела на простое, пылающее негодованием лицо Грейси и чувствовала, как к ней возвращается уверенность.
— Да, пойду, — решительно сказала она. — Сначала отнесу вещи мистеру Питту, а потом пойду к мистеру Балларату на Боу-стрит.
— Идите, мэм, — одобрила Грейси. — Я тут за всем присмотрю.
— Спасибо. Спасибо, Грейси. — Шарлотта поспешно повернулась и стала спускаться по лестнице, пока чувства снова не переполнили ее. Лучше ничего не говорить. Легче что-то делать — и пользы больше.
Но когда Шарлотта добралась до массивной серой башни у ворот исправительного заведения Ее Величества и спросила, может ли пройти, ей не дали увидеться с Питтом. Красноносый тюремщик с безразличным взглядом взял у нее корзинку с едой и бельем и мрачно пообещал проследить, чтобы передача была доставлена заключенному. Но посещение разрешено только в определенные часы, и он не вправе делать никаких исключений. И записку он передать тоже не может. Ему очень жаль, но правила есть правила.
Против такого были бессильны любые аргументы, и, увидев безразличие в водянистых глазах надзирателя, Шарлотта повернулась и ушла. Возвращаясь назад по мокрой тропинке и отворачивая лицо от холодного ветра, она пыталась придумать, что скажет Балларату. Эмоции — злость на глупость и несправедливость — быстро прошли, и Шарлотта принялась размышлять о практических вещах. Как заставить Балларата немедленно принять меры? Вне всякого сомнения, только при помощи спокойного и логичного объяснения фактов. Возможно, Балларат не знает о случившемся — в противном случае он бы уже что-нибудь сделал. А может, уже связался с полицейским участком, совершившим такой промах, и Питта освободят, как только получат соответствующее указание.
Шарлотта села в омнибус, битком набитый женщинами и детьми, заплатила за проезд кондуктору и втиснулась между толстой женщиной в черном бомбазиновом платье с турнюром, похожим на подушку, и маленьким мальчиком в матросском костюмчике. Она попыталась отвлечься, разглядывая других пассажиров — старушку с морщинистым лицом и в старомодном чепце, девушку в полосатой юбке, улыбавшуюся молодому человеку с усами, — но мысли ее упорно возвращались к Питту, к ужасному ощущению, что их насильно разъединили, к чувству беспомощности, которое граничило с паникой.
Когда Шарлотта наконец сошла на Стрэнде и свернула к полицейскому участку на Боу-стрит, сердце ее бешено колотилось, ноги подгибались и отказывались повиноваться. Она пыталась глубоко дышать, чтобы успокоиться, но это не помогало. Поднимаясь по ступенькам крыльца, Шарлотта споткнулась — движения ее стали неловкими. Толкнув входную дверь, она вошла внутрь и внезапно осознала, что ни разу здесь не была. Томас приходил сюда ежедневно и так часто рассказывал об участке, что обстановка должна была показаться ей знакомой. Но тут было гораздо темнее и холоднее, чем она ожидала. Шарлотта не представляла запаха линолеума и мастики, стертую бронзу дверных ручек, блестящие пятна на скамье, оставленные бесчисленными посетителями, ерзавшими на ней в ожидании.
Дежурный констебль поднял голову от журнала, в который что-то старательно записывал.
— Да, мэм? Я могу вам помочь? — Он опытным взглядом оценил ее внешность. — Что-нибудь потеряли, да?
— Нет. — Шарлотта с усилием сглотнула. — Благодарю вас. Я жена инспектора Питта. Мне нужно поговорить с мистером Балларатом. Это очень важно.
Констебль покраснел и отвел взгляд.
— Э… Да, мэм. Если… Если вы немного подождете, я пойду доложу. — Он захлопнул журнал, сунул его на полку и вышел в коридор через стеклянную дверь. Шарлотта слышала его приглушенный голос, скороговоркой докладывавший кому-то невидимому.
Она стояла посреди комнаты на потертом линолеуме и ждала. Никто не возвращался, и Шарлотта понимала, что полицейские избегают ее, не зная, что сказать. Она ожидала гнева, оправданий, уверений в том, что это ошибка, которая будет немедленно исправлена. Уклончивость могла означать, что либо они сами сомневаются в Питте, либо не осмеливаются проявлять своих чувств. Неужели после стольких лет работы вместе у них нет ни капли доверия или лояльности к нему?
Паника поднималась изнутри, переходя в дурноту. Шарлотта, не отдавая себе отчета в том, что делает, шагнула вперед; ей хотелось поднять шум, позвать кого-нибудь, закричать.
Дверь внезапно открылась, и Шарлотта вздрогнула. На нее смотрел тот же самый констебль — на этот раз он не отводил взгляда.
— Пожалуйста, сюда, мэм. — Констебль по-прежнему не называл ее по имени, как будто ему было стыдно, и он хотел бы сделать вид, что пред ним другая женщина.
Она холодно посмотрела на него.
— Миссис Питт.
— Миссис Питт, мэм, — послушно повторил констебль, покраснев до кончиков ушей.
Шарлотта пошла за ним по коридору, поднялась по лестнице и оказалась в большом теплом кабинете Балларата. В камине горел огонь, а перед ним стоял сам суперинтендант, слегка расставив ноги в начищенных до блеска сапогах.
— Входите, миссис Питт, — с чувством произнес он. — Входите и садитесь. — Широким жестом он указал на большое кресло, но не сдвинулся с места, чтобы тепло доходило до Шарлотты.
Она села на краешек, выпрямив спину. Констебль закрыл за ней дверь и удалился.
— Я глубоко сожалею, что был вынужден отправить вам подобное сообщение, — заговорил Балларат, прежде чем она успела открыть рот. — Вероятно, для вас это был ужасный удар.
— Разумеется, — согласилась Шарлотта. — Но это не столь важно. Что происходит с Томасом? Разве они не понимают, кто он? Разве вы не были в Колдбат-Филдс и не сказали им? Вероятно, они не поверили письму.
— Они определенно знают, кто он, миссис Питт. — Балларат несколько раз кивнул. — Естественно, я немедленно это подтвердил. Но боюсь, улики трудно опровергнуть. Не буду вас расстраивать, перечисляя их. Мне кажется, моя дорогая, что вам лучше пойти домой, возможно, к родным, и…
— У меня нет никакого намерения заниматься такими бесполезными делами, как идти домой или к родственникам! — Она пыталась сдержать ярость, но дрожь в голосе выдавала ее. — И я вполне способна рассмотреть предполагаемые улики, какими бы они ни были!
Балларат явно испытывал неловкость; его румяное лицо покрылось пятнами.
— Э… — Он откашлялся, выигрывая время, чтобы собраться с мыслями. — Если вы полагаете, что я что-то скрываю, это просто потому, что не знаете всех обстоятельств дела. Уверяю вас, будет гораздо лучше, если вы предоставите мне защищать ваши интересы и вернетесь домой…
