Дезмонд Пэйси не догадывался, в чём дело. Да ему и не хотелось ни во что вникать. Если даже глупый поляк уяснил систему, он может либо стать её частью, либо уйти. Пэйси подумал о том, какой процент он мог бы предложить. Может быть, приличный номер в гостинице заставит поляка замолчать на какое-то время?
– Вы уволены, Пэйси, и я хочу, чтобы вы покинули здание через час.
Дезмонд Пэйси даже не прислушался к словам, поскольку просто не поверил им.
– Что, что вы сказали? Кажется, я не расслышал вас.
– Вы всё прекрасно слышали, – возразил Авель. – Вы уволены.
– Вы не можете меня уволить. Я управляющий и работаю в группе «Ричмонд» более тридцати лет. Если и есть необходимость кого-то уволить, то этим занимаюсь я. Боже правый, да кто вы такой?
– Я – новый управляющий.
– Кто-о?
– Новый управляющий, – повторил Авель. – Мистер Лерой назначил меня вчера, а я уволил вас, мистер Пэйси.
– За что?
– За воровство в особо крупных размерах.
Авель перевернул счета, чтобы человек в очках мог их разглядеть.
– Каждый из этих гостей заплатил за номер, но на счёт «Ричмонда» не поступило ни цента. И все документы объединяет одно обстоятельство – они подписаны вами.
– Вы ничего не докажете и за сотню лет.
– Я знаю, – согласился Авель. – Вы создали хорошую систему. Что ж, теперь вы можете пойти и создать такую же где-то ещё, потому здесь удача вам изменила. У поляков есть старая поговорка, мистер Пэйси: «Повадился кувшин по воду ходить, тут ему и голову сложить». Вот ваша голова и покатилась, а вы – уволены.
– У вас нет полномочий увольнять меня! – воскликнул Пэйси, и на его лбу – несмотря на прохладу февральского дня – появились капельки пота. – Дэвис Лерой – мой близкий друг. Только он может уволить меня. Вы всего несколько месяцев назад приехали из Нью-Йорка. Он даже не станет вас слушать, после того как я поговорю с ним. Я могу вышвырнуть вас из отеля одним телефонным звонком.
– Валяйте, – сказал Авель.
Он поднял трубку и попросил телефонистку соединить его с Дэвисом Лероем в Далласе. Два человека в молчании ждали ответа, не сводя друг с друга глаз. Теперь пот выступил на кончике носа Пэйси. На секунду у Авеля возникло сомнение, что его новый работодатель сможет не поддаться.
– Доброе утро, мистер Лерой. Это – Авель Росновский, я звоню из Чикаго. Я только что уволил Дезмонда Пэйси, и он хочет поговорить с вами.
Пэйси дрожащей рукой взял трубку. Он вслушивался в голос на том конце провода.
– Но, Дэвис, я… Что же мне делать? Клянусь, всё не так… Это какая-то ошибка.
Авель услышал, как на том конце повесили трубку.
– Мистер Пэйси, у вас есть час, или я передам эти счета в полицию Чикаго.
– Нет, подождите, не спешите так, – сказал Пэйси, и его тон внезапно резко изменился. – Мы могли бы ввести вас в курс всех дел, у вас появился бы постоянный источник дохода. Давайте продолжим управлять отелем вместе, это был бы самый разумный выход. Вы бы получали гораздо больше денег, чем помощник управляющего, а мы ведь оба знаем, что Дэвис может себе это позволить.
– Я больше не помощник управляющего, мистер Пэйси. Я – управляющий, поэтому убирайтесь, пока я не вышвырнул вас!
– Ах ты, чёртов поляк! – взорвался бывший управляющий, поняв, что у него на руках больше не осталось карт и он проиграл. – Ты не по чину хватил, и скоро тебя поставят на место.
Пэйси ушёл. К обеду к нему присоединились старший официант, шеф-повар, старший кастелян, старший администратор, старший коридорный и ещё семнадцать сотрудников «Ричмонда», в отношении которых у Авеля не было никакой надежды на их исправление. Во второй половине дня он собрал оставшийся персонал и подробно объяснил, почему принятые им меры были необходимы, и заверил их, что они могут не беспокоиться за свои рабочие места.
– Но, если я обнаружу хотя бы доллар, – сказал Авель, – повторяю, всего один доллар, который уйдёт не по назначению, виновный в этом будет уволен немедленно и без пособий и рекомендаций. Я понятно выразился?
Никто не произнёс ни слова.
За следующие две недели уволилось ещё несколько человек из персонала «Ричмонда», ибо стало окончательно ясно, что Авель не собирается продолжать действовать по системе Дезмонда Пэйси, только теперь в свою пользу.
К концу марта Авель пригласил четырёх сотрудников «Плазы» присоединиться к нему в «Ричмонде». Всех их объединяли три основные черты: они были молоды, амбициозны и честны. В течение шести месяцев из ста десяти человек первоначального персонала «Ричмонда» осталось только тридцать семь. В конце первого года Авель распил с Дэвисом Лероем бутылку шампанского, чтобы отметить годовые результаты чикагского «Ричмонда». Отчётность показывала прибыль в три тысячи четыреста восемьдесят шесть долларов. Немного, но это была первая прибыль, которую отель показал за тридцать лет своего существования. В 1929 году Авель рассчитывал получить более двадцати пяти тысяч долларов прибыли.
На Дэвиса Лероя это произвело огромное впечатление. Он раз в месяц приезжал в Чикаго и постоянно полагался на рекомендации Авеля, даже согласился с ним в том, что происходившее в чикагском «Ричмонде» вполне могло иметь место и в других отелях сети. Авель хотел сначала добиться того, чтобы отель в Чикаго начал результативно работать по новым правилам, и только потом подумать о внедрении их в других отелях; Лерой соглашался, но всё время говорил, что возьмёт Авеля в партнёры, как только тот наведёт везде такой же порядок, как в Чикаго.
Теперь, когда Дэвис приезжал в Чикаго, они вместе ходили на бейсбол и скачки. Однажды, когда Лерой потерял семьсот долларов, не угадав ни одной лошади в шести заездах подряд, он в сердцах всплеснул руками и сказал:
– Сдались мне эти лошади! Авель, ты лучшая ставка, которую я делал в жизни.
Во время таких визитов Мелани Лерой всегда обедала вместе с отцом. Спокойная, красивая, со стройной фигурой и длинными ногами, притягивавшими к себе взгляды многих постояльцев отеля, она относилась к Авелю несколько свысока, что не позволяло ему надеяться на осуществление надежд, которые он на неё возлагал. К тому же она так и не предложила ему обращаться к ней «Мелани», а не «мисс Лерой». Она немного изменила своё отношение, только когда узнала, что у него есть диплом Колумбийского университета по экономике и что он разбирается в будущих поступлениях наличности лучше, чем они с отцом. Теперь время от времени она обедала наедине с Авелем в отеле и просила его помочь в работе над дипломом на тему свободных искусств, который она писала в университете Чикаго. Осмелев, он сопровождал её на концерты и в театр и уже начинал чувствовать ревность собственника, когда она приводила в ресторан отеля других молодых людей, хотя она никогда не появлялась дважды с одним и тем же юношей.
Под железной рукой Авеля уровень ресторана поднялся так высоко, что даже те, кто жил в Чикаго тридцать лет и не догадывался, что такое место в городе существует, стали специально заходить сюда по субботам, чтобы насладиться изысканной кухней. Авель переодел весь персонал гостиницы в красивую зелёно-золотую униформу. Однажды один из гостей, который ежегодно останавливался в «Ричмонде» на неделю, войдя в привычную дверь, тут же вышел: он посчитал, что попал не туда. А когда Аль Капоне заказал в отдельном кабинете обед на шестнадцать персон, чтобы отметить свой тридцатый день рождения, Авель понял, что добился успеха.
В это время росло и личное состояние Авеля, ведь фондовый рынок был на подъёме. Когда он уходил из «Плазы», у него было восемь тысяч долларов, через восемнадцать месяцев на его брокерском счету лежало более тридцати тысяч. Авель был уверен, что рост рынка продолжится, и всё время реинвестировал прибыль. Его личные потребности по-прежнему оставались весьма скромными. Он купил два новых костюма и свою первую пару лакированных ботинок. Жильё и питание обеспечивал отель, а на карманные расходы ему требовалось немного. Казалось, впереди его ждёт самое блестящее будущее. Более тридцати лет все счета «Ричмонда» велись банком «Континентал Траст», поэтому Авель перевёл туда свои деньги, как только приехал в Чикаго, и каждый день бывал в этом банке, внося на счёт отеля выручку предыдущего дня. Однажды пятничным утром он был удивлён, получив уведомление от управляющего банком: тот просил его зайти. Авель знал, что никогда не позволял себе отрицательного остатка по счёту, и потому предположил, что разговор пойдёт о делах «Ричмонда». Вряд ли у банка могли быть какие-либо претензии, ведь текущий счёт отеля впервые за тридцать лет был положительным. Младший клерк провёл Авеля по лабиринту коридоров, и они подошли к красивой деревянной двери. Негромкий стук – и его пригласили пройти к управляющему.
– Меня зовут Кертис Фентон, – представился человек, сидящий за столом, протягивая ему руку и приглашая сесть в кресло зелёной кожи. Это был опрятный полный человек в полукруглых очках, безупречно белый воротничок и чёрный галстук прекрасно гармонировали с его костюмом тройкой.
