class="p1">Громов, закусив губу, подрагивает от беззвучного смеха. Размахнувшись, шлепаю ладошкой по его плечу. Это он виноват. Соблазнил меня своей заботой, улыбкой, заставил признаться в симпатии и обезоружил поцелуями.
Матвей, демонстративно поправляя свой выпирающий пах и изогнув брови, бросает на меня красноречивый взгляд. Я понимаю, что мы еще не закончили… и от предвкушения ночи внутри меня что-то сладко сжимается.
— А Матвей где? — интересуется мама, когда я выхожу из ванной, плотно прикрывая за собой дверь.
— Сейчас подойдет.
— Ясно, — хмыкает она и, отойдя в сторону, дает мне возможность спуститься вниз первой.
Мама с Каролиной доделывают салаты и накрывают на стол. Я выступаю в роли наблюдателя, мои пальцы все щадят. Завариваю себе зеленый чай и, выбравшись на крыльцо, наблюдаю, как Матвей, папа и Савва столпились около мангала и жарят мясо и свежепойманную рыбу.
За ужином мы сидим в противоположных концах стола и имеем возможность только обмениваться взглядами. Громов смотрит на меня так часто и открыто, что каждый раз, когда я вдруг теряю его глаза, увлеченная разговором, тут же спохватываюсь и инстинктивно поворачиваюсь к нему, буквально осязая это внимание.
После ужина мужчины уходят в баню первыми, а мы убираем со стола то, что может испортиться, и оставляем немного легких закусок.
Я поднимаюсь наверх, хочу взять купальник и присоединиться к остальным. Уже выходя из комнаты обратно, понимаю, что из рюкзака Громова доносится навязчивое жужжание.
Думаю, ничего страшного не будет, если я принесу ему телефон.
Закусив губу, открываю выбирирующий карман. Мазнув взглядом по экрану, в нерешительности столбенею, не зная что делать.
— Попалась, малышка. Продолжим то, на чем прервались? — Меня сгребают в охапку мужские руки, к спине прижимается сильное тело.
Громов откидывает с моего плеча волосы, прижимаясь губами к бьющейся на шее венке.
— Матвей… стой…
— Никто не помешает нам, все ушли… — бормочет, продолжая нападать с нетерпеливыми поцелуями.
Поворачиваюсь в его руках и протягиваю парню телефон. В комнате горит свет, поэтому я вижу, как Матвей, посмотрев на экран, мгновенно бледнеет.
Глава 42
— Не успел ответить… перенаберешь? — голос Леры пробирается в уши как через вату.
— А? — перевожу на нее взгляд.
— Громов, тебе папа звонит. Ты говорил… что вы не общаетесь. Надо перезвонить… наверное, если ты хочешь, — произносит медленно, почти по слогам, утрамбовывая в мою голову слова, будто для маленького ребенка.
Я ей и правда что-то такое сболтнул, когда мы ее машину потеряли. Нужно было как-то отвлечь, рассказать что-то. Не про похождения же свои по бабам трепаться или про то, как с Айсом зависаем обычно. Вот и болтал про папашу. И не заметил, как душу наизнанку выворачивать стал. Еле заткнулся. А она слушала и глазищами своими карими смотрела, да так, словно все понимала. Вопросы задавала и… блять… я чувствовал, что не для галочки она это делает, не для того, чтобы беседу поддержать, ей действительно было интересно.
— Ага. Надо перезвонить.
Меня немного колбасит. От эмоционального шторма. Я этого чертового звонка ждал больше восьми месяцев. И секса с Лерой ждал, чуток поменьше, правда, но по ощущениям в переполненных яйцах дольше на целую вечность. И не знаю, что выбрать… сорваться и спуститься вниз перезвонить бате или остаться рядом с Ясной и найти покой и удовлетворение в ее объятиях.
— Чего думаешь? На… — Вкладывает телефон мне в руку и разворачивает за плечи, подталкивая к выходу. — Иди к озеру, там никто не помешает. Только смотри не утони там в темноте.
— А ты что делать будешь? — спрашиваю, обернувшись.
На плече у Ясной висит махровое полотенце, на кровати валяется скомканный черный купальник с длинными завязками. Шумно сглатываю, переводя взгляд на девчонку. Я бы хотел самолично завязать на ней эти шнурки, а через секунду содрать и посмотреть, что под ними скрывается…
— Могу тебя подождать… — отвечает, немного покраснев.
— Подожди, я быстро… — Телефон вновь начинает вибрировать.
“Отец”.
— Наверное, что-то срочное. Иди уже, Громов. Я никуда не денусь. Обещаю.
В подтверждение своих слов садится на кровать и складывает руки на груди, всем своим видом показывая, что не сдвинется с этого места. И смотрит на меня так… что сердце замирает от восторга и пускается вскачь, как у сопливого пацана, впервые увидевшего голую девчонку, а ведь Ясная полностью одета.
Я ее обожаю.
Быстро чмокнув Лерку в губы, разворачиваюсь и чуть ли не кубарем спускаюсь с лестницы. Пальцы не слушаются, когда тяну зеленую полоску принятия вызова. И не знаю, чего боюсь больше: услышать голос отца или услышать не его голос.
Внутренности холодеют.
— Да? — мой собственный голос звучит хрипло.
— Здравствуй, сын.
Выскакиваю на улицу без бомбера и шапки. Ветер пронизывает до костей и обжигает лицо. Дождь давно закончился, влажная земля пружинит под кроссовками. Иду вперед, туда, где по ощущениям должно быть озеро. Освещенная территория остается за спиной.
— Привет, пап.
— Я не помешал? Поздно уже…
— Нет. Я не в городе. Уехал на выходные.
— С друзьями?
— С девушкой и ее семьей.
В трубке слышится тихий скрипучий смех, такой, будто отец миллион лет не смеялся. За грудиной тянет. Останавливаюсь вглядываясь во тьму.
— Неожиданно. Все серьезно?
У меня с ней настолько все серьезно, что еще даже ничего не было. Я боюсь неправильно дышать в ее присутствии, лишь бы не спугнуть и не сделать что-то не так.
— Мы друзья. Я… она мне нравится.
— А ты ей?
— Очень надеюсь, что и я ей тоже.
Странно обсуждать это с отцом. Мы никогда раньше не касались сердечных дел. Он постоянно зависал на работе, дома почти не появлялся. Я помню несколько эпизодов из детства, когда он вырывался в отпуск и ездил со мной и матерью за границу. Но даже там они умудрялись пособачится. Наблюдая сейчас перед глазами семью Ясных, я понимаю, что моя собственная изначально была неправильной. Сломанной. Всем было дело только до себя.
Я еще в подростковом возрасте принял, что матери на меня плевать, а отец привык свое отсутствие и внимание компенсировать дорогими подарками и деньгами. Но, когда чуть его не потерял, когда нам позвонили из больницы и я помчался туда с тусовки Айса, в моем мозгу что-то перестроилось. Я испугался, что потеряю отца. Испугался смерти, когда она оказалась так
