– Но мы же с тобой только вчера говорили о том, что надо соблюдать обязательные меры безопасности.
– Это не относится к Коту Бойко. Я его знаю дольше, чем вас… Сколько себя помню…
Сафонов тяжело вздохнул, покрутил головой, потом сказал:
– Хорошо… И куда вы поехали?
– В парк.
– С кем вы там встречались, что делали?
– Гуляли, разговаривали о жизни…
– А где именно гуляли?
Ванька подозрительно посматривал на Сафонова:
– А какое это имеет значение?
– Ну, хотелось бы знать – как, где, с кем вы гуляли. Столько часов гулять по аллеям вы не могли – парк прочесывали три десятка людей с вашими фотографиями в руках… Куда делся мотоцикл, на котором вы прикатили в парк? Куда вы пошли после того, как постреляли в тире?
Ванька задумался на минуту, я видел, что он принимает какие-то важные решения, потом повернулся ко мне:
– Папа, ты знаешь, я никогда не врал тебе… Я хочу сказать, что Кот не произнес о тебе ни одного дурного слова. И не задал о тебе ни одного вопроса. И я ни в чем не предал тебя. А отвечать на вопросы твоих охранников я не буду… Это их не касается…
Мне хотелось дать ему по морде. Но это не решение вопроса. Не знаю, может быть, он прав. И гнев мой нелеп, жалок. Страх обессиливает, убивает волю.
Я поправил дужку очков, вяло сказал:
– Наверное, сынок… Правда, это касается меня. И тебя… Впрочем, ладно, многое уже не важно. Машина ждет тебя – поезжай домой, тебе надо собираться… Вы улетаете завтра.
– Мама сказала – послезавтра?
– Я изменил планы – вы полетите на моем самолете. Быстрее и надежнее… Мама уже знает.
Ванька подошел ко мне, я встал, и сын крепко, судорожно обнял меня:
– Я тебя всегда очень любил…
А сейчас он не любил меня. Он благодарил меня за то, что я освободил его от унижения.
– Больше не любишь? – грустно спросил я.
– Я стал взрослым… Я вырос…
– Надеюсь, – со вздохом сказал я. Я хотел сказать ему об очень многом. Но знал, что это бесполезно – он попросту не услышит меня. То, что мы пошло и пафосно называем «жизненной мудростью», не воспринимается изустно. Она приходит только с болью собственных потерь.
– Ты больше не Ванька, сынок. Ты – Иван Александрович Серебровский. Я хочу, чтобы ты помнил об этом всегда. Это как титул, это – миссия, это – пожизненный долг. И большая честь… За это существует ужасная плата – утерянная любовь…
Поцеловал его в лоб, повернул за плечи и подтолкнул в спину: – Иди!…
Иван направился к дверям кабинета и, проходя мимо Сергея, вдруг впервые за весь вечер обратился к нему, и в тоне его звенела сила и уверенность:
– А ты, Сергей, знай – если бы вокруг отца были такие, как Кот, ему вся ваша безопасность была бы бим-бом, до лампочки!
И, не слушая ответа, выскочил за дверь.
СЕРГЕЙ ОРДЫНЦЕВ: ПОКОЛЕНИЕ NEXT
Лена Остроумова хорошо водила машину. Она уверенно гнала джип «блейзер» по московским улицам, забитым транспортом, душной бензиновой гарью и шальными пешеходами – подколесными самоубийцами. Откинувшись на пассажирском сиденье, я тихо покачивался, прикрыв глаза, будто дремал. Уголком глаза наблюдал за своим водилой.
– Сергей Петрович, возлюбленный мой руководитель, вы чего закручинились? – с улыбкой спросила Лена.
– Кручина гнетет, к земле клонит…
– Страшное дело! – ужаснулась Лена. – Помнится, был такой могучий деятель – управделами ЦК партии Кручина…
– Был такой… А ты-то как это помнишь?
– Мы в одном доме жили. Этого Кручину партийные подельники выкинули с восьмого этажа. А меня отец развеселил тогда…
– Невероятно смешно!
– Отец сказал, что пока, мол, летел бедолага, мучился все время чеховским вопросом: почему люди не летают? – рассмеялась Лена и добавила: – Отъявленный был ворюга, диспетчер партийных денег…
– Охота тебе этим мозги занимать? – заметил я.
– А как же? Мне все это надо знать, – пожала изящными плечиками Лена.
– Зачем? – удивился я. – Зачем тебе помнить всю эту унылую, грязную чепуху?
Лена, не отрываясь от руля, закурила сигарету, тихонько засмеялась:
– Мой высокий, нежно любимый командир и повелитель! Ты полагаешь, что секретутничать – это самая подходящая для меня участь?
– Да никогда! – с энтузиазмом протестнул я. – Ты – девочка-праздник, подарок для избранника судьбы! Если честно говорить, я не понимаю – на кой я тебе сдался? И вообще неясно – зачем тебе эта работа? С твоими-то данными!…
Лена щурилась от дыма, затаенно насмешливо улыбалась.
– Знаешь, почему мужики плохо баб понимают?
– Поделись, просвети, – готовно согласился я.
– Мужиков интересует в жизни то, что происходит вокруг. А женщин – то, что внутри событий, отношений, людей… Бабы как часовщики – они не на стрелки смотрят, а чувствуют, как там колесики и шестеренки крутятся…
– Замечательно! – похлопал я в ладоши. – И в какую сторону крутятся колесики и шестереночки твоей волшебной души? Куда они должны прикатить тебя?
– Тебе почтовый адрес сообщить? – покосилась на меня Лена. – Не знаю я пока точно, что будет интереснее – большой бизнес или высокая политика. Не секретаршей, разумеется… Хозяином…
– Хозяйкой?… – поправил я.
Лена отрицательно помотала головой:
– Хозяйка – это жена или сожительница хозяина. Ира Хакамада или Наташа Раевская, президент «Автобанка», – они хозяева, а не хозяйки. Хозяйки на кухне распоряжаются.
– Забавно, – хмыкнул я, с интересом разглядывая свою молодую подругу. – А ты их знаешь?
– Конечно! Они все дружат или очень давно знакомы с моим отцом. Я просто опоздала на восемь – десять лет родиться, – искренне вздохнула Лена и сразу засмеялась:
– Хотя в этом есть свои преимущества…
– Например?
– Мои сверстники, профессионалы, «золотые воротнички» – это класс власти в наступающем веке. Можно будет руководить этим миром и не делать ошибок, которые наворотили голодные молодые акулы капитала.
– Уточни, – смирно попросил я.
– А чего тут непонятного? Их миллиарды ведь не с неба упали. У них нехорошее, стыдное прошлое… У всех магнатов одна общая мечта – сохранив деньги, начать все с чистого листа. – Лена затянулась сигаретой и выкинула окурок в окно.
Я механически заметил:
– Во Франции за это дают пятьсот франков штрафа…
– И правильно! Когда у нас будет чистота, как во Франции…
– Твой папаня давно в правительстве? – перебил я ее.
– По-моему, всегда, – сообщила Лена. – Кроме крикунов и воров, кто-то должен хоть немного работать. Мой старик – классный специалист. И большой хитрец…
– Ага, понятно… И сколько годочков этому дедугану натикало?
– Сорок восемь, – бросила Лена и предложила:
– Да не думай ты об этом, у тебя комплекс возникнет! Ты еще молодой…
Я положил ей руку на плечо, мягкое, нежное. Это, наверное, называется «слабое девичье плечо».
– Я в детском саду пел народную песню – «поедем, красотка, катасса…».
– Видишь, не прошло и тридцати лет, как все сбылось, – объяснила Лена и подмигнула мне. – Главное – не суетиться! Все придут сами и все предложат…
– Да, все сбылось… Случайно пришли и предложили сами. Больше, чем просил, – кивнул я. – Ты мне очень нравишься. И я тебя боюсь…
– А вот это – зря!
– Ничего не поделаешь – я от природы тугодум, самоед и сильно трусоват. Поэтому возник у меня вопрос… – медленно, как бы нерешительно сказал я.
– Спроси! Смогу – отвечу!
– Зачем Серебровский подставил мне тебя?
Лена нервно щелкнула зажигалкой, закурила снова, после паузы, тщательно обдумывая слова, довела до сведения:
– Для надежности. Наш босс предпочитает систему двойных перестраховочных гарантий.
– Это более-менее понятно. А тебе-то это зачем? – допытывался я.
– Спрашиваешь – зачем? – Лена повернулась и внимательно посмотрела мне в лицо.
– Але, ты смотри на дорогу! – заорал я в панике. – Он тебе наверняка не велел убивать меня в автокатастрофе…
– Не велел. Да я бы и не послушалась… Я ведь согласилась сначала из любопытства. А потом, как говорит наш босс, возник внесистемный разрушительный фактор…
– Я тебе, наверное, понравился? – иронически спросил я.
– Понравился! Ты мне, придурок, действительно очень понравился!
Когда-нибудь ты поймешь, что это самое главное… Что это в тысячу раз важнее злых и опасных глупостей, которыми ты занимаешься…
КОТ БОЙКО: ПРОЕЗД
Я – человек серьезный, на пустяки не меняюсь! Поэтому я и выбрал самый большой жилой дом старой Москвы на Сретенском бульваре – «Дом России». Как в любимой советской песне – «столица мира, сердце всей России».
Целый квартирный комплекс, занимающий два квартала, построили на одном из семи московских холмов. И открывается с крыши дома панорама всего центра города – на все стороны света. Меня, конечно, не интересуют все стороны света, я вам не путешественник Юрий Сенкевич. Мне интересно, как добраться до сердца всей «РОСС и Я».
