минимум на три недели.
Ваня начал прикидывать, как дотащить трофеи до базы, но тут Дуня вспомнила:
— Дык, а банька? До утра фрицы не вскинуться, так может попаримся? Страсть, как хочется. Я уже вся завшивела. Да и вам, того... ну, пошли? Я парить умею, залюбуетесь. А там и веники правильные.
— Совсем дулной! — фыркнул Петруха. — Фалт смывать? Засем? Но как хосесь... я столосить буду...
Ваня не стал отказываться, помыться хотелось уже совершенно непереносимо. Варвара отнеслась к затее на первый взгляд настороженно, но тоже не противилась.
— Чего, молодой, — втолковывала ей Дуня, споро разоблачаясь в предбаннике. — Не сомлевайся, скидывай портки. Чего я там не видела, с малолетства с братьями парилась. Но только даже не удумай. В бане парятся, а не ебутся. Понял? Баба и мужик в бане равные. Испокон веков так было. Баня всех равняет...
Евдокия сама быстро раздевалась и скоро осталась в чем мать родила, совершенно не стесняясь Ваню.
Варвара улыбнулась и тоже начала снимать одежду.
— Баба? Етить... — ахнула Дуня. — Но как же? Не сиськи не письки... — но уже через мгновение поправилась. — Хотя нет, писька на месте, но худущая — страсть...
Летчица оказалась обладателем сильного, спортивного тела, вполне сравнимого с телами современных «фитоняшек», правда с «сиськами» у нее действительно не задалось. Хотя они все-равно присутствовали.
У самой Евдокии, с женскими атрибутами все оказалось вполне нормально.
Но, у Ивана, обнаженные женские тела не вызвали ровно никакого возбуждения.
Ни капельки.
Вообще, никак.
Он разочарованно вздохнул и нырнул в парилку.
Через мгновение, рядом с ним на банной полке оказалась Варвара. Она прижалась к Ване всем телом и впилась поцелуем в губы.
Желание сразу вспыхнуло с дикой яростью.
Которое сразу поумерила Дуня.
— Эй, эй! — насмешливо воскликнула она, взмахнув веником. — В баньке парятся, а не ебутся! Так что обождите маленько...
Глава 22
Глава 22
Честно говоря, Ваня почти сразу пожалел, что согласился баниться. С каждым взмахом веника его все дальше и дальше уносило в мягкую, обволакивающую темноту сна. Не помогало даже присутствие рядом обнаженного, огненно-горячего тела Варвары и яростное убеждение самого себя, что каждая лишняя минута в бане может стоить жизни не только ему, но и остальным спутникам, в том числе и неожиданному пополнению.
«Не спать! — подбадривал Иван себя. — Не спать, сука!!! Не спааать...»
Но сил вырваться из волшебного блаженства не хватило. И понадеявшись на бдительность Петрухи Ваня расслабился и мгновенно провалился в сон.
Проснулся быстро, от леденящего холодка, пробиравшего до самых костей.
Резко открыл глаза и обвел взглядом остывшую баньку, уже интуитивно предчувствуя недоброе.
Рядом, прижавшись всем телом к Ивану спала обнаженная Варвара. Соски на маленьких, красивых грудях напряглись, она блаженно улыбалась чему-то во сне и едва заметно шевелила губами.
На другой полке вольготно раскинулась, Дуня. Она лежала на спине, сбросив одну ногу на пол, бесстыже показывая густые заросли рыжеватых кучеряшек в паху и тихонечко всхрапывала, вздрагивая всем телом.
Ваню неожиданно пронзила острая, горячая волна желания, но он немедленно и безжалостно обуздал себя и зло заорал:
— Подьем, мать вашу! Подьем, сказал!
Заорал потому... потому что через маленькое, мутное окошко, в парную уже пробивались первые лучи солнышка. Получалось, что они проспали все ночь.
Не обращая внимания на возмущенно попискивающих девушек Иван быстро оделся и выскочил во двор с автоматом наготове. К счастью, на хуторе кроме трупов немцев никого не оказалось. Но в мозгах все-равно билось дикое предчувствие беды.
Петруха обнаружился в доме, он сидел углу комнаты, сжавшись в комочек, обняв обеими руками винтовку. Глаза у якута закатились словно у мертвеца, а рядом с ним стояла закопченная кружка с остатками черной как деготь, резко пахнувшей жидкости.
— Петруха! — Иван резко дернул его за рукав гимнастерки. — Подьем! Обпился, что ли, мудило косоглазое.
— Сам дулак... — якут очнулся, ошарашенно посмотрел на Ваню мутными глазами и слабо охнул. — Ой... неладно, сибко неладно, Ванюска...
— Твою же мать! — взвыл Ваня. — Что неладно? Где неладно? Да говори же ты, не молчи!
— Все неладно, совсем все... — зло огрызнулся Петруха. — Всера деда лазговаливал, долога спласивал... видать слой духа голова клузил... сибко быстло итти насад надо к бабам...
Через пару минут маленький отряд, до предела нагруженный трофеями, понесся по лесу. Однако уже через пару километров, половину поклажи пришлось бросить, потому что темп передвижения упал до предела.
— Потом заберем, — пообещал себе Иван, не переставая свирепо корить себя за разгильдяйство и с трудом удерживаясь, чтобы не сорваться на спутников.
Но к тому месту, где оставались женщины, все равно удалось выйти только к обеду.
— Стой сдеся... — скомандовал Петруха девушкам и махнул Ивану. — Твоя со мной идет, только скура немеский сымай...
Иван про себя чертыхнулся и скинул промокший от росы кожаный плащ.
— А я? — вскинулась Варвара. — Я тоже с вами!
Но после тяжелого взгляда Вани сникла и отошла.
Оставшееся расстояние до стоянки Иван с якутом в буквальном смысле проползли, лишь изредка совершая короткие перебежки.
— Все будет хорошо, все будет хорошо! — беззвучно шептал себе под нос Ваня, понимая, что, если с женщинами что-то случилось, он не простит себе этого до конца жизни.
Наконец, Петруха знаком приказал Ивану остановиться, а сам беззвучно скользнул в густой осинник.
Ждать пришлось недолго, но каждая минута казалась Ивану вечностью. Наконец, якут вынырнул из кустов и молча поманил за собой.
Поляна была пуста. На ней еще слабо курился костерок в ямке, было полно следов недавнего пребывания людей, но она была пуста. Совсем.
— Какого хера? — зло выдохнул Иван. — Куда они подевались.
Никаких следов насилия на поляне не просматривалось, ни крови, ни стреляных гильз, мало того, женщины забрали с собой все свои пожитки. По первым впечатлениям выходило, что беженки и врачихи просто ушли, возможно, решив, что Иван с товарищами больше не вернется.
Якут не отвечал, он осторожно и медленно обходил стоянку, только возмущенно зыркая на Ивана, когда тот предпринимал попытки самостоятельно устроить осмотр.
Наконец, Петруха, показал на открытой ладони бычок. Обычный папиросный бычок. Рядом с бычком лежала использованная спичка.
Раньше, в самом начале своей попаданческой эпопеи, Ваня ничего бы не сообразил, бычок как бычок, а сейчас у него
