на обрубке бревна.
Никифор осторожно подошел к нему, приобнял и одним движением вспорол горло.
Из большого, крытого корой балагана послышалось детское хныканье, но сразу стихло.
— Там Сидор, там — братва... — пленный показал стволом автомата на землянки.
Ваня кивнул, вытащил гранату и, на ходу скручивая колпачок, пошел к убежищу Сидора, показав Никифору и Петрухе на вторую землянку.
Щелчок, шипение — «колотушка» скользнула в отдушину.
Через пару секунд грохнул глухой взрыв, из дверного проема и всех щелей выметнулись клубы вонючего дыма. Почти сразу еще раз бабахнуло, следом ночную тишину разорвали болезненные вопли, сквозь которые прорвался жалобный женский визг.
— Твою мать! — ругнулся Иван и заорал Никифору. — Не выпуская баб из балагана!!! Петруха, еще одну гранату...
Из землянки вылетела огромная дымящаяся фигура и на ходу, не глядя, хлестанула очередью по сторонам.
Никифор споткнулся и боком завалился на землю. Ваня даванул на спусковой крючок, второй и третий раз, но верзила все не падал, вслепую поливая все вокруг очередями. И упал только после того, как стукнула винтовка Петрухи.
Из балагана несся бабский вой и причитания, густо разбавленный детским плачем. Из землянок несло горелой ватой и плотью, смрадом тротила и керосина.
Иван закинул еще одну гранату в землянку, подбежал к второй, сменил магазин и высадил его веером в дверной проем. И только после этого подскочил к Никифору.
— Жив?
Бывший пленный громко закашлялся, утер рот ладонью, глянул на нее и прохрипел:
— Зацепил, сука. Видать, все мне...
— Блядь! Терпи, здесь врач есть. Сейчас... — Иван вскочил и ринулся к балагану. — Варвара Сергеевна! Нужна ваша помощь...
— Ваня? — врачиха недоуменно уставилась на Ивана и гневно закричала. — Ты что сделал? Это же партизаны! Как ты мог! Убей и меня! Давай, стреляй! Я всегда подозревала, что ты немецкий диверсант! Ну...
— Твою же мать... — бессильно выругался Ваня. — Варвара Сергеевна... это не партизаны. Это немецкая ягдкоманда...
— Не ври!!! — взвизгнула военврач и протянула к Ивану руку с непонятно откуда взявшемся у нее маленьким блестящим пистолетом. — Руки вверх! Застрелю!
По ее бешенным глазам было видно, что Варвара Сергеевна выстрелит не задумываясь.
Иван качнулся вправо, сбивая прицел, нырнул влево и в прыжке ударил ее в челюсть кулаком.
Щелкнул выстрел, военврач тихо ойкнула и медленно осела на землю.
Позади раздался сдавленный вскрик.
Иван резко обернулся и увидел, что Петруха стоит на коленях, зажимая рукой правую сторону груди.
Иван не смог даже выматериться от горя.
К счастью, пуля попала якуту в ребра и, судя по всему, никакого особого вредя нанести не смогла.
А Никифор... он уже был мертвый.
Дальше Ваня пинками выгнал Курицыну из балагана, заставил ее перевязывать якута, пообещал закинуть туда гранату, если женщины не заткнутся, связал руки Селиверстовой, достал фонарик и начал осматривать землянки.
И в первой же опять заледенел от горя, потому что вместе с дохлым Сидором, нашел там изорванную осколками Любашу, одну из неожиданных попутчиц, судя по всему добровольно ночевавшую с главарем «партизан».
К счастью, во втором убежище, кроме недобитых псевдопартизан никого не было. Добив раненых, Ваня вышел на улицу, дрожащими руками вытащил сигарету из пачки, закурил и вошел в третью, где держали партизанского связного.
Совсем молодой мальчишка, с распухшим, изуродованным побоями лицом сидел в углу, привязанный к столбу.
Увидев Ваню, он что-то гневно прошепелявил и сплюнул.
— Не шипи парень... — Иван присел рядом и перерезал веревки на ногах и руках связного. — И не вздумай дергаться. Свой я, хотя по виду и фашист. Задание у меня такое, секретное. Думаешь мне самому не противно. Но надо.
Мальчишка настороженно зыркнул на Ваню, но смолчал.
— Мне твои секреты нахрен не нужны, мне помощь твоя нужна, — Иван устало покачал головой. — Понял? Сам я не справлюсь. Ходить можешь? Тогда идем. Да не шарахайся. Сидора с его вертухаями мы положили. Вот... молодец... держись рядом...
— Ну что? — первым делом он подошел к Курицыной.
— Жить будет, но надо операция и покой, — угрюмо пробурчала военфельдшер. — Пуля надломала ребро и вошла в правое легкое. Но неглубоко.
Петруха бледный как смерть лежал на боку быстро, но беззвучно шевелил губами, видимо безжалостно материл Ивана на своем мудреном языке.
— Тварь! Фашист! Я тебе горло перегрызу! — бесновалась пришедшая в себя Варвара Сергеевна. — Военфельдшер Курицына, я вам приказываю! Под трибунал...
В аккомпанемент ей из балагана доносились тихий вой и причитания.
— Вот видишь? — пожаловался Иван мальчишке. — А все так хорошо начиналось. Объясняй давай. Мне они не поверят.
Тот посмотрел на Ивана, солидно откашлялся и, болезненно морщась, неожиданно сильным голосом приказал Селиверстовой:
— А ну заткнись тетка! Не партизаны это были, а сволочные предатели. Вишь, как меня приголубили. А с этим мы разберемся, но не фашист он. Вроде не фашист... — он на мгновение смутился, но быстро выправился. — Значится, отставить ругаться!
Ваня облегченно выдохнул, ушел в сторонку и достал флягу с коньяком. Пару глотков и еще одной сигареты хватило, чтобы немного прийти в себя.
После чего он вернулся к Селиверстовой и развязал ей руки:
— Вставайте, только без глупостей.
Врачиха всхлипнула:
— Прости меня Ванечка, пожалуйста.
— Это вы у него просите прощения, — Ваня покосился на якута. — А лучше сделайте так, чтобы он выжил. Потому что, если Петруха не выживет, я вас просто повешу. Вам все понятно?
Селиверстова быстро кивнула.
— Так-то лучше. — Иван протянул руку. — Вставайте, мне нужна ваша помощь. Сначала еще раз осмотрите Петруху, потом займитесь женщинами — успокойте их. Пару дней посидите здесь, затем уйдете к партизанам. Связной вас отведет.
— Ты останешься с нами? — Селиверстова заглянула ему в глаза.
Ваня молча покачал головой и ушел к Петрухе.
— Ну что, братка?
Якут хотел что-то ответить Ивану, но Ваня прижал палец к губам:
— Молчи братка, тебе говорить нельзя. Скоро отремонтируют тебя, как новенький будешь. А я... мне... — Ваня запнулся. — Мне надо идти. Не могу ждать. Но мы увидимся. Обязательно увидимся.
Петруха несколько раз кивнул, мол, понимаю. Нырнул рукой под гимнастерку, вытащил маленькую темную фигурку, сунул ее Ване и едва слышно прошептал:
— Дерси, никуда не девай, пусть всегда с тобой. Помосет. Фалт больсе будет. Мне дед давал...
Иван прикусил губу и осторожно обнял Петруху.
— Спасибо, братка!
