Энни посмотрела на него укоризненно – зачем он ее пугает, – но тут же улыбнулась и подошла ближе, щурясь и прикрывая от солнца глаза. Ее грудь и плечи колыхались в одном ритме с дыханием, от разгоряченного тела вились тонкие струйки пара.
– Хорошо спали? – поинтересовался Том.
– Я нигде хорошо не сплю.
– А как отопление? Оно некоторое время…
– Все хорошо. Правда, правда. Очень любезно с вашей стороны пригласить нас в этот дом.
– Дому полезно, когда в нем живут.
– Все равно большое спасибо.
Некоторое время они неловко молчали, не зная, о чем еще говорить. Энни протянула руку к лошади, но сделала это слишком неожиданно – та дернула головой и отпрянула.
– Простите, – пробормотала Энни. Том потрепал коня по холке.
– Протяните руку. Немного ниже, вот так – надо, чтобы он почувствовал ваш запах. – Конь поднес морду к руке Энни, щекоча ее и шумно вздыхая. На губах Энни заиграла улыбка, и Том в который уже раз подумал, что уголки ее рта живут какой-то своей жизнью, приберегая на каждый случай особенную улыбку.
– Он очень красив.
– Да, неплохой конь. Вы ездите верхом?
– Когда-то ездила. Когда была в том же возрасте, что и Грейс.
В ее лице произошла неуловимая перемена, и Том мгновенно пожалел, что задал такой вопрос. И не знал, как исправить ошибку, потому что понял: она винила себя за то, что случилось с дочерью.
– Надо возвращаться, а то еще замерзну. – Она, обогнув коня, заторопилась дальше, на ходу бросив Тому:
– А я думала, что тут уже весна.
– У нас говорят: если вам не нравится погода в Монтане, подождите пять минут.
Повернувшись в седле, он смотрел, как Энни переходит брод по камням. В одном месте она поскользнулась, и нога ушла под воду. Том знал, что вода сейчас ледяная.
– Подвезти?
– Не надо. Все в порядке.
– В два часа я заеду за Грейс, – крикнул он ей вслед.
– О'кей.
Перебежав речку, Энни остановилась и помахала ему. Том опять приложил руку к шляпе, глядя, как она снова перешла на бег, сосредоточенно глядя под ноги и ничего вокруг не замечая.
Пилигрим пулей вылетел на манеж, взрыв копытом красноватый песок. Напряженный хвост его судорожно подергивался, уши были в постоянном движении. Безумный взгляд устремлен на открытые ворота, через которые он только что выбежал и через которые, он знал, сейчас за ним последует человек.
Тот в этот раз был не на Римроке – он шел, держа в руках шест с оранжевым флажком и свернутую кольцом веревку. Выйдя на манеж, он закрыл за собой ворота и направился к середине. По небу низко бежали сероватые облачка, и освещение постоянно менялось – становилось то тусклее, то ярче.
С минуту конь и человек стояли друг напротив друга, как бы взвешивая свои силы. Наконец у Пилигрима сдали нервы. Он фыркнул и, опустив голову, отступил назад. Том же стоял неподвижно, как статуя, уткнув шест в песок. Потом шагнул к Пилигриму, одновременно приподняв шест, хлопая флажком. Конь тут же сорвался с места и бросился влево.
Он бегал по кругу, взрывая песок, фыркая и мотая головой. Его слегка приподнятый скрученный хвост со свистом рассекал воздух. Корпус повернут в одну сторону, голова – в другую. Каждый мускул тела напряжен – все в нем сосредоточено на присутствии человека. Чтобы ни на секунду не терять врага из виду, конь скашивал левый глаз. Ни разу не отклонился он от заданной страхом траектории: бесконечный ужас удерживал его в определенных границах, а другой, правый, глаз воспринимал мир как сплошное, бессмысленно кружащееся пятно.
Вскоре бока коня залоснились от пота, а в углах пасти выступила пена. Но человек продолжал гонять его по кругу, и каждый раз, как конь замедлял бег, очередной взмах флажка заставлял его вновь устремляться вперед.
Грейс следила на происходящим со скамьи, которую Том поставил для нее за оградой. Она впервые видела, как Том работает без своего коня. Сегодня в нем была особенная сосредоточенная напряженность, она заметила это сразу, когда он ровно в два часа приехал за ней на своем «Шевроле». Ведь сегодня – они оба знали – началась настоящая работа с Пилигримом.
От плавания ножные мышцы коня окрепли, а шрамы на морде и груди стали менее заметны. Теперь пришло время лечить шрамы в его душе. Том остановил машину у конюшни и пропустил Грейс вперед – девочка шла туда, где последним в длинном ряду было стойло Пилигрима. Верхнюю часть дверцы заменили на решетку, и Пилигрим увидел их еще издали. Когда они подошли, конь, как всегда, забился в угол, опустил голову и прижал уши. Он, однако, перестал нападать на людей, и недавно Том разрешил Грейс самой поставить перед ним еду и воду. У коня была грязная шкура; грива и хвост спутаны, и Грейс безумно хотелось расчесать их.
В задней стене стойла была подвижная дверь, она вела в помещение, откуда было два выхода – на манеж и в пруд. Манипулировать передвижениями коня не представляло трудности – надо было только открыть соответствующую дверь и наступать на него, пока он не выбегал куда надо. Сегодня же конь, словно чувствуя новый поворот событий, никак не хотел выходить из стойла, и Тому пришлось совсем близко подойти к нему и легонько шлепнуть по заду.
Сейчас, когда Пилигрим пробегал мимо Грейс уже, наверное, в сотый раз, она видела, как конь покосился на Тома, не понимая, почему ему вдруг разрешили замедлить бег и флажок не взвивается снова. Том позволил коню перейти на шаг и потом остановиться. Пилигрим стоял, тяжело дыша и оглядываясь. Он не понимал, что происходит. Том направился к нему. Уши Пилигрима заходили ходуном – вперед-назад, вперед-назад. По телу пробежала дрожь.
– Видишь, Грейс? Видишь, как напряжены его мышцы? Словно перекручены. Да, тебе попался трудный парень. Его еще долго разваривать.
Грейс понимала, что Том имеет в виду. Как-то он рассказывал ей об одном старике по имени Дорренс – из Орегона, округ Уоллова; по словам Тома, лучше этого Дорренса в лошадях не разбирался никто. Когда старик работал с нервными лошадьми, он время от времени подходил к ним и тыкал пальцем в мышцы, говоря, что они должны быть на ощупь как разваренная картошка. Грейс подумала, что Пилигрим ни за что не согласится на такие проверки. Он поводил головой из стороны в сторону, испуганно следя за приближением человека, и когда Том находился от него в пяти ярдах, отпрянул. Но Том преградил ему дорогу флажком. От резкой остановки копыта Пилигрима зарылись в песок, однако он тут же метнулся направо. Пока он разворачивался, Том щелкнул флажком, и Пилигрим рванулся вперед. Теперь он бежал в обратном направлении, и вся работа началась снова.
– Он сам хочет прийти в норму. Только забыл, что это такое.
