— Нет. Не беспокойся ни о чем. Идем, — он поднялся со своего места, жестом позвал девушку за собой, направился к дремавшим животным, однако остановился, заметив, что остальные тоже встали, собираясь идти следом. — Будет лучше, если вы останетесь у костра, — проговорил он, а потом, убедившись, что его слова были услышаны, подвел девушку к оленихи.
— Коснись руками ее шеи. Пусть тепло ваших тел соединится. Не бойся. Ты ничего не почувствуешь. Успокойся, расслабься, закрой глаза. Представь себе это животное. Сильное мускулистое тело, покрытое густой теплой шкурой, крепкие ноги с острыми копытами, длинный хвост, рога, подернутые дымкой полудремы глаза… Загляни в них… Вот и все.
В первый миг Рамир не поняла: что — все? Ей казалось, что с ней ничего не произошло, что она по-прежнему стоит возле оленихи. Она собралась было сказать… Но вдруг поняла, что не в силах произнести ни слова, что с губ, несмотря на все ее старания, срываются лишь какие-то похожие на сонное бормотание старухи звуки.
Девушка открыла глаза… И первое, что она увидела, было ее собственное тело, замершее перед ней. В широко распахнутых глазах, как в зеркале, она увидела свое новое отражение.
— Не бойся, — колдун тронул олениху за шею, успокаивая, — все в порядке. Все прошло хорошо. Тебе не о чем волноваться.
Потом он повернулся к той, что стала новой Рамир, провел ладонью у нее перед глазами, стирая слова имени, выведенные богами на ее челе, перенося их на голову животного, в которое перешла душа. И, лишь сделав это, он позвал тех, кто, оставаясь у костра, с трепетом следил за всем происходившим, с трудом веря в реальность невероятного.
— Все уже произошло? — переводя взгляд с Рамир на животное и обратно, спросил Лигрен.
— Да, — кивнул Шамаш. Взяв девушку за руку, он подвел ее к лекарю: — Позаботься о ней до утра.
— Что я должен делать? — тот выглядел растерянным, однако старался как можно глубже запрятать свое удивление, призвав для этого всю свою решимость.
— Сейчас ее разум спит…
— Дух животного может попытаться убежать?
— Нет. Просто не следует оставлять ее одну.
— Конечно… — он взял девушку за руку. — Идем, Ана. Не бойся, все будет хорошо… — та слепо подчинялась человеку, который вел ее за собой. Она чувствовала его доброту. И это было все, что ей было нужно. Лигрен же время от времени поглядывал на нее, пораженный покорством, на которое не способен человек, лишь животное.
Когда он ушел, Шамаш повернулся к рабыне: — Душе Рамир тоже нужна забота, даже в большей мере, чем телу, — он бросил быстрый взгляд на хозяина каравана. — Будет лучше, если ты освободишь Фейр на время от других обязанностей.
— Разумеется, — поспешно кивнул Атен. Он все еще не пришел в себя, слишком уж невероятным казалось произошедшее на его глазах.
Шамаш передал женщине повод.
— Привяжи ее покрепче. Она скоро уснет. Во сне же инстинкты животного могут взять верх над разумом и душой человека. Очнувшись, не понимая, что происходит, она может попытаться убежать. Олень сильнее человека, страх же и отчаяние еще прибавят силы… Тебе нужно будет найти слова, чтобы успокоить ее. Если почувствуешь, что душа не слушается тебя, зови меня.
— Да, господин! Я все поняла! Я не оставлю ее ни на миг! — и, низко поклонившись, женщина увела олениху подальше от людей и животных, в угол площади, защищенный со всех сторон повозками каравана.
— Предупреди дозорных, чтобы не тревожили их.
Хозяин каравана кивнул, провожая уходивших настороженным взглядом сощуренных глаз.
— Это чудо! — хрипло прошептал он.
— Да, — кивнул тот. На его губы легла улыбка. — Воистину, ваши легенды — лучший в мире учебник магии.
— Что Ты имеешь в виду? — Атен резко повернулся к Шамашу.
— Ты правильно понял: мне никогда прежде не приходилось делать ничего подобного.
— Но… — внутри Атена все похолодело. Он начал лихорадочно размышлять, словно ища в мыслях тепло и покой. "Все дело в памяти Шамаша, — убеждал он себя. — Он не признает себя богом, значит, отвергает и все, что было Им совершено прежде, тысячелетия назад".
Но было что-то еще не позволявшее ему успокоиться, всецело уверовав в это столь легкое объяснение.
— Не беспокойся. Вторая часть обряда куда проще, ведь душа и дух будут сами стремиться назад, в свои тела. Так что, вряд ли возникнут какие-то проблемы… Торговец, не смотри на меня с укором. Я не мальчишка, который совершает незнакомые чудеса, рискуя при этом чужими жизнями и судьбами, лишь потому, что испытывает тягу ко всему новому. Да, мне пришлось пойти на риск, но он был не только осознанным, но и необходимым, когда иного способа защитить душу этой наивной девочки не существует.
— Конечно, Шамаш, — Атен поспешно кивнул. Он все еще чувствовал дрожь, которая охватила его тело в тот миг, когда караванщик понял, что бог солнца действительно никогда прежде не совершал ничего подобного… Во всяком случае, в легендах этим даром пользовалась лишь Его супруга, богиня Айя, но никогда Он сам. — Я понимаю: она не выдержала бы прикосновения духа жертвоприношения… — его плечи нервно дернулись, когда он вспомнил, что дыхание города, даже стократно ослабленное защитой, установленной небожителем, было готово подчинить себе душу его, взрослого мужчины. — А так… Даже если случится что-то, вынуждающее ее оставаться в теле животного до конца своих дней, боги будут милосердны к ней, ведь она сохранит свою душу…
— Дело не только в ней, но и в нас. Хозяину города нужен кто-то из каравана, чтобы узнать правду. Девочка бы сопротивлялась. Ее вера достаточно сильна для этого. Но очень скоро он все равно сломал бы ее, проник в память и узнал многое из того, что караван пытается скрыть в стремлении к самосохранению.
— Да… Шамаш, сила, к которой Ты прибег, чтобы защитит ее душу… Это не выдаст Тебя? — ему вдруг вновь стало страшно. Ведь если госпожа Кигаль, стоявшая за спиной хозяина города узнает, что Ее брат становится преградой на Ее пути…
Колдун быстро вскинул голову, заглянул в глаза хозяину каравана. Он не сразу ответил, когда не знал, повторить ли ему уже раз сказанное или дать иной ответ.
— Вам нечего опасаться Эрешкигаль…
— Хвала небожителям! — прошептал караванщик, наконец-то облегченно вздохнув.
Шамаш чуть наклонил голову, глядя на караванщика скорее сочувственно, чем с укором. Он сказал только половину правды. Ему бы следовало упомянуть и о второй… Однако…
"Не сейчас, — решил он. — Этот человек услышал тот ответ, который был ему нужен. Остальное касается лишь меня…"
— Торговец…
— Да, Шамаш? — встрепенулся караванщик, отодвинув в сторону все свои раздумья.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
