– Для чего это?
– Оля, если подумать, чем отличается женщина от мужчины? При условии, что первую реплику мы пропустим по причине её банальности?
– Тогда… по большому счёту, только способностью к деторождению.
– Именно. Мы умеем делать людей и оттого знаем цену жизни и смерти. Мужчины – прекраснодушные теоретики, всегда готовы к мистическому озарению и пониманию чего угодно, но доподлинно они не знают. Мясом – не чувствуют. Они даже не способны толком испугаться смерти. Их плоти не знакомо ни животное ликование творца, ни чёрный ужас перед полной и окончательной гибелью.
Елена говорила абсолютно серьёзно, и Ольга попыталась снизить пафос:
– «Животное ликование творца»? Говорят, Творец, он же Бог, напротив, весьма возвышен.
– Потому что это мужской бог, деточка. Женская Богиня родила жизнь в муках и дорожит ею превыше всего на свете, потому что точно знает: смерть – есть.
– Дорогая Елена, мне неуютно на почве теологических споров. Допустим, мы договорились о превосходстве женщин. И?..
– Получается, мы живём в мужском мире, в мире существ, не знающих цены жизни и не верящих в смерть, творцов от ума, а не от сущности. Именно их непонимание толкает человечество к гибели.
– Ах, ну тогда конечно. На какое число назначен бабий бунт для спасения Земли?
– Оля, мы не идиотки. Оглянитесь ещё раз вокруг. В наших руках медленно накапливается сила – годами, веками, тысячелетиями. Впереди долгий путь, но он уже короче пройденного. Мы выращиваем и воспитываем новых людей, и когда наступит наше время, всё произойдёт естественно, почти естественно. Но только при условии, что мы не отступим от пути ни на шаг, и самые талантливые женщины каждого поколения будут разделять наши цели.
– А в чём они, цели ваши?
Было видно, что Елена устала и махнула рукой. Она и не собиралась за один разговор обратить эту девушку в свою веру, достаточно было заронить всего несколько мыслей. Но её утомили ехидные и бессмысленные реплики собеседницы, поэтому она сменила тон и заговорила с ленивой насмешливостью:
– Мы хотим сделать мир лучше. – «Не желаете верить – не настаиваю», – звучало в её голосе.
– Других резонов нет?
– Мы хотим контролировать общество.
– Уже лучше.
– Мы получаем двадцать процентов от доходов каждого члена Ордена.
– Это вы, Оля, выбирайте. Этот или другой, всё равно. У нас есть инструменты. Хотите получить к ним доступ – нужно заплатить.
– Двадцатью процентами гонораров?
– Вообще всех доходов. И обязательствами, а если понадобится, жизнью.
– Вау.
– Есть ещё вопросы?
– Ага. Магия существует?
– Да. Нет. Идите, вы мне надоели. – Она, конечно, улыбалась. Но Жакоб взвился и засвистел. Ольга сначала подумала, что он уловил раздражение хозяйки, но сычик метнулся к выходу, а Елена бесшумно вскочила и устремилась за ним. Она выглянула, и Ольга из-за её спины успела заметить, как затворяется дверь в кабинет Рудиной.
– Лиза-Лиза, – пробормотала Елена, и Ольга содрогнулась, потому что она повторила это имя совсем не так, как повторяла её, – с укором и даже лёгкой угрозой, – а с глубочайшей печалью. – Похоже, я сделала большую ошибку.
Ольга поняла, что это было сказано не ей. Пора уходить.
– Что ж, прощайте, Елена, спасибо за беседу.
– И вам спасибо, хороших снов, Оля. – Она оставила без внимания кокетливо-решительное «прощайте».
Дама А спускалась в узком зеркальном лифте, с красным ковриком на полу, рассматривала своё невесёлое отражение и привычно отсчитывала секунды: десять, двадцать, сорок, шестьдесят. Глубоко, очень глубоко. Как хорошо, что её не пугают эти катакомбы. Клаустрофоб может достичь в Ордене высокого положения, но никогда не поднимется на самый верх – именно потому, что не способен опуститься вниз и комфортно там себя чувствовать. Не зря говорят, что для успеха, помимо трудолюбия и таланта, необходим серьёзный процент везения.
Оказаться в нужном месте в нужное время, да ещё обладать каким-то пустяковым качеством или, наоборот, не иметь мелкого недостатка, который помешает чему-то важному.
Жакоб Третий не очень любил подземелье, но мужественно сопровождал свою госпожу. Они проследовали в кабинет, нарочито огромный, чтобы избежать даже намёка на давление толщи грунта над головой. Дама А поклонилась портретам Основательниц, погладила герму Сапфо – настоящую, в отличие от копий, что хранились наверху – и в гостиной для девочек, и в Капитолийском музее. Пробежала пальцем по корешкам бесценных первоизданий, надеясь почерпнуть силу, необходимую для предстоящей встречи. Что ж, тянуть больше нельзя. По внутренней связи вызвала даму В и стала ждать. Та прибыла минут через десять – добираться до грузового лифта было чуть дольше, чем до пассажирского, но дама В пользовалась только им, чтобы хоть как-то облегчить своё пребывание в замкнутом пространстве, – он раза в три шире, хотя и без зеркал, и обшит обычными пробковыми панелями.
Дама А не стала садиться за свой величественный стол, выбрала покойное низкое кресло, гостью усадила напротив, лицом к светильнику.
– Спасибо, сестра, что скоро откликнулись на моё приглашение, несмотря на поздний час. Я приготовила кофе, чтобы мы не заснули. Правда, не подумала, выбрала маленькую джезву, ну да ничего, всегда можно повторить.
Неторопливо побеседовали о последних событиях, попивая пряный кофе, потом хозяйка отлучилась ненадолго, чтобы сварить ещё. Дама В уже ощутила некоторое беспокойство, а главный разговор ещё предстоял. Она доверяла сестре, но всё-таки тревожилась.
Наконец та вернулась с новой туркой, побольше, разлила содержимое по чашкам. Дама В поторопилась попробовать, обожглась и закашлялась.
– Не спешите так, пусть остынет. Я сегодня виделась с Ольгой. Боюсь, мы допустили оплошность.
Гостья кивнула и отставила чашку.
– Наша малышка совершила ряд ошибок. Это её первое задание, она не справилась.
– Не только малышка, не только… Да вы пейте, пейте.
Дама В покорно глотнула и снова поперхнулась.
– Помнится, наши тесты выявили самую низкую совместимость за всю историю Ордена – девяносто один процент за то, что девочка нам подойдёт. До этого похожий результат был только у одной кандидатки, остальные показывали девяносто шесть – девяносто семь.
– Да, но той кандидаткой были вы, сестра. Я сочла это хорошим знаком. Опираться можно лишь на то, что оказывает сопротивление… – Она разом охрипла, от ожога или от волнения.
– Разумеется. Я не упрекаю. Но вы как-то стали сдавать в последнее время. Зачем-то наговорили кандидатке лишнего о лабиринте… Так увлеклись имиджем маразматической старушки, что я начала всерьёз опасаться за вас. – Она улыбнулась, смягчая слова, и собеседница машинально оскалила в ответ мелкие фарфоровые зубы, но сердце её заколотилось и толкнулось к горлу. Она прижала руку к груди.
– Что, кофе крепковат? Простите, не рассчитала. Скоро отпущу. Но скажите, Лиза, – дама А впервые за весь разговор… да что там – впервые за все годы их общения, назвала её так здесь, в подземелье, где царила суровая дисциплина, – что у вас на душе? Вижу, вы беспокоитесь.
– Я… мне… – на неё вдруг накатила идиотская храбрость, – хочу спросить то же, что и эта дурочка сегодня. Да, случайно услышала, извините, на мгновение показалось, что вы увидели в ней преемницу для… в общем, показалось. Так вот, мы все должны время от времени задавать себе эти вопросы. Зачем нужен Орден?
– Чтобы собирать, передавать и охранять знания.
– Но знания наши, секреты, усилия – для чего?
– Мы хотим сделать мир лучше.
– Магия существует?
– Да.
– Но почему же сегодня вы не сказали ей?
– Что?
– Правду.
– Лиза-Лиза. Повторюсь: что вас беспокоит?
– Я вижу наши финансовые документы. Доходы растут, тиражи высоки, как никогда, но почему страна, избранная пристанищем, стремительно катится в пропасть? Сначала развалилась на куски, теперь и части её рушатся. Либо мы действуем неправильно, либо усилия Ордена вообще ничего не стоят. Мы слишком озабочены собственными целями, главный жупел – утечка информации. «Ах, наши тайны, ах, не дай бог намекнуть на сакральное в беседе с непосвященным!» Мы похожи на человека, который тщится донести стакан воды, не расплескав, в то время как вокруг нарастает землетрясение.
– Вы мыслите категориями однодневки, которая, увидев закат, воображает, что мир погибает. Как наследник мшелоимца, что поселился в доме, набитом хламом, и не желает ничего выбрасывать, предпочитаете задыхаться, задыхаться, пока горы мусора не погребут вас. Нужно расчистить эту землю, прежде чем строить новое общество.
Дама В почувствовала, что ей не хватает воздуха, но сестра заметила её тревогу и сбавила напор:
– Успокойтесь, Лиза. Ещё не сейчас, не при нашей с вами жизни, но победа близка. Мы в нескольких шагах от власти, не только тайной, но и открытой. Что же до секретов и стакана воды… Нет, мы похожи на того, кто несёт зажженную свечу по дну пустого бассейна [8] Святой Екатерины. Только бассейн этот бесконечен, по крайней мере не на единственную жизнь, и человек борется с ветром вечности, с собственными трясущимися руками и даже со своим – живым – человеческим – дыханием. Кроме сбережения пламени, одно только важно: когда остановится его сердце, свечу примет другой. И огромная воля требуется, не только чтобы нести и охранять, но и чтобы вовремя отдать, разжать хватку и уступить миссию следующему, тому, кто сильней. Не погубить дело слабостью. А вы устали, очень устали, Лиза. Я отпущу вас, скоро. Будет маленький низкий домик, и сад, и сколько угодно свободного времени. Идите. И помните…
