У Беррика с ног до головы стучало в крови: «Она красивее всех, кого ты видел, а как на тебя смотрит, как смотрит! такой шанс выпадает раз в жизни, ты будешь не муж, а пес шелудивый, если упустишь ее, ах, хороша, какие ножки, какое лицо, блаженство, а если зарыться в эти рыжие локоны…»
Демоница играючи заменила в сердце земляка образ одной девушки на другую, светлая головка уступила место рыжей, в конце концов, все женщины похожи, правда? Да и жрица, как парализованная, забыла о своем Дике, соблазненном другой, ведь образ мужчины в ее глазах внезапно заполонил хозяин над юнцами…
Бородач, приземистый и плотный, по мановению мизинца Марет уже оказался рядом с Анной, которая отвлеклась на плывущий в воздухе аромат и против воли прикрыла глаза. Глубоко вдохнула его. «Бери ее, видишь, она готова, бери, сожми покрепче, не убежит, ах, как изгибается, какая шея, какой упрямый рот!» Бородач как во сне погладил черноволосую мозолистой рукой по плечу, словно пытаясь понять, реальна ли она.
— Мой милый, милый, — прошептала Марет с такой благодарностью, с таким чувством, обвивая шею Ричарда. Ведь он уже держал ее в руках. Кончик носа девушки почти касался сурового, нахмуренного лица рейнжера.
Анна открыла глаза, увидела это и хотела, честно, хотела броситься вперед, но встретилась взглядом с замершим перед ней бородачом, который смотрел ей в глаза потрясенно, словно увидел свою единственную любовь и не мог тому поверить. Прямой взгляд глаза в глаза всегда силен, а сегодня до дрожи. Стоны и сладкие вдохи кружились вокруг, а голоса шептали: «Какой трудяга, не скажет лишнего, пусть в него въелась грязь, ты же всегда хотела грязного, незнакомого мужика, на одну только ночь, и потом прочь отсюда, один палец кривой, наверное, смело дрался, вот и зубы выбиты, заячья губа, ты никогда не пробовала, родимое пятно с бородавкой, такое умильное, подбитый глаз так и манит, а его борода, она такая, такая…»
— ЧТО?!! — возопила Анна, как-то разом выходя из ванильного дурмана и, задохнувшись от гнева, выдыхая весь чёртов шафран. Желание и морок схлынули с нее, а осталась только опустошение, брезгливость и желание кому-нибудь хорошенько вломить. Ополоумевший крестьянин еще пытался заграбастать черноволосую своими кривыми граблями, отчаянно выпучив глаза, но Анна вывернулась и дала ему смачный поджопник, от которого бородач встретил макушкой бревенчатую стену и осел, что-то растеряно бормоча.
Алейна тем временем уже потерялась и нашлась в руках Беррика. Их лица склонялись друг к другу, взгляды были неразрывны, а губы раскрывались навстречу губам, как два цветка — грубый и нежный. Но прежде, чем Анна успела кинуться туда и высвободить девчонку из цепких лап наваждения, в горницу ворвалась Ханка.
Увидев Беррика в объятиях у юной жрицы, землячка взвизгнула от злобы и, подскочив к ним, закричала:
— Совесть в Холмах оставили?! Разврат загнули средь дня-бела!
Хоть за окном была уже ночь, дом-на-камне освещали сразу несколько светлин, не поскупились хозяева для благодетелей и господ.
— А ну убери руки от нее, бесстыжий! — вцепившись в Беррика и дернув его на себя, свищурова внучка будто разорвала порочный круг. Алейна и земляк отскочили друг от друга, хлопая глазами. Яркую, проступившую на их лицах страсть сменили ужас и замешательство, затем пылающий стыд. Видать, были основания для стыда, и эти двое потянулись друг к другу не только под действием чар… у демоницы глаз наметанный.
— И куда это ваш охотничек Марет понес?! — надрывалась Ханка, продолжая трясти мужика за плечо. — Ей пятнадцать всего, бессовестные!
Ареаны с Ричардом уже не было в комнате, только скрипел подъемник, уходящий вниз. Не было и Винсента, а когда он успел исчезнуть, никто не заметил.
— Открывай люк, — рявкнул Кел, наконец встав из лужи, весь в какой-то осклизлой каше, но с очень свирепым лицом. Глядя на него, Анна поняла, что всего времени с момента, как Марет скинула с себя рубашку, прошло секунд двадцать! Ну тридцать, не больше.
— Да что вы тут вообще учинили??!! — распахнув глаза шире золотых гершей, ошалело воскликнула Ханка, оглядывая, какой в их горнице беспорядок, и как вповалку на полу валяются сонно бормочущие, побитые и измятые мужики.
— Тихо, жена! — прикрикнул Беррик, схватив ее за плечи. — Под чары мы попали, с госпожой жрицей! Злая демоница в Марет вселилась и свела нас с ума…
Он подскочил к люку, распахнул его, но заколебался, ехать ли вниз. Кел уверенно отстранил холмича и, не раздумывая, соскользнул по канату. Анна тоже бросилась к люку, чтобы съехать следом.
Ханка уставилась на мужа, перевела взгляд на рыжую, сбитая с мысли. Не могла в толк взять, это настолько странная правда, что в голове не укладывается, или настолько наглая отговорка для разврата и кутежа? А вдруг мужики валяются потому, что уже перепились, хотя ее не было-то всего ничего… Тогда почему от мужа не разит пойлом?
— Правда это, — торопливо закивала Алейна. — Низвергша в вашу девушку вселилась и всех одурманила. А ты от заклятья освободила!…
— Если б ты моего мужа целовать вздумала, — процедила Ханка, — я б тебя еще и не так освободила.
Продолжение их разговора Анна не слышала, потому что уже лихо съезжала по канату вниз. Ну как, лихо. Без перчаток шершавое вервие обожгло ладони, впрочем, терпимо. Ей даже хотелось почувствовать хоть что-то простое, приземленное, но реальное, после морока и чар.
Чистые резные домики, освещенные светом из окон, уехали вверх, мшистые каменные бока вздымались и раздались вширь. Анна погрузилась в поддомье, царство мрака и пузырящейся земли.
Грязь под ногами хлюпала аж на треть сапога, а ведь на дворе разгар лета, что же здесь будет осенью. Гигантские камни в центре поселения стояли кругом, и свои нечистоты жители чистеньких верхних домов сливали со внутренних дверок прямо в центр Землеца. И хоть лестницы из домов, канат, да подъемник располагались снаружи, но судя по запаху, слитое вполне просачивалось и сюда. Воняло как если бы Великая Отхожая река впадала в Большое Едогнилье озеро, а Лисам будто пришлось встать на ночевку у самого бережка…
Кел уже вприпрыжку мчался вперед, к спуску с подъемника, каждым прыжком поднимая фонтан вонючих брызг. Он за секунды успел замарать грязью не только штаны, но и свою любимую светлую рубаху навыпуск. И даже, кажется, свои недавно отмытые и начесанные вихры.
У схода с подъемника толпилось множество людей, да еще какое множество, почти сотня человек, возможно, большая часть взрослых Землеца — исключая не вернувшихся из недалекого похода мужиков. В руках столпившихся горели факелы и светлины, один из них даже держал в руках магический фонарь на длинной жерди, с дневным светом.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
