– Когда ты уезжаешь в Лондон? – спросила она, кокетливо склонив головку набок.
– Очевидно, завтра, а может, послезавтра, – ответил Монк с сожалением.
Женщина посмотрела на него широко открытыми карими глазами.
– Видимо, это необходимо?
– Да, – ответил сыщик. – У меня есть моральное обязательство перед другом. У него серьезные неприятности, и я должен быть с ним в критические минуты.
– А ты уверен, что можешь ему помочь? – Это прозвучало почти как вызов.
Чему-то смеялась стоявшая за Эвелиной дама, а ее кавалер собирался произнести тост.
– Не уверен, но я должен попытаться, – ответил Уильям. – Во всяком случае, обязан хотя бы быть рядом с ним.
– Но какой в этом смысл, если помочь ты не можешь? – посмотрела на него в упор фон Зейдлиц, и в голосе ее прозвучала ирония.
Монк был удивлен. Этот вопрос показался ему абсурдным. Ведь речь шла о дружбе и верности! Нельзя оставлять человека в несчастье.
– А какие у него неприятности? – не унималась недовольная Эвелина.
– Он принял неправильное решение, – ответил Уильям. – И, кажется, это ему дорого обойдется.
Его собеседница пожала плечами.
– Он сам в этом виноват. Почему ты должен из-за этого страдать?
– Потому что он мой друг. – Сыщик думал, что такой ответ будет предельно ясен.
– Это смешно! – полуудивленно-полусердито сказала капризная Эвелина. – Разве тебе не хочется остаться с нами… со мною? В конце недели мы уезжаем в охотничий домик в лесу. Ты должен поехать с нами. Клаус большую часть времени будет занят своими пруссаками, а нас ждет масса интересных впечатлений. Мы будем совершать прогулки в лес верхом, устраивать пикники, а по вечерам собираться у костра. Это так красиво! Ты забудешь все свои заботы.
Это действительно звучало привлекательно. Он сможет быть с Эвелиной, смеяться вместе с ней, держать ее за руку, любоваться ее красотой, чувствовать ее близость… Или же его ждет возвращение в Лондон и разговор с Рэтбоуном, когда придется сказать ему, что жертвой убийства должна была стать Гизела, а не Фридрих. Таким образом, она не могла быть убийцей своего мужа, хотя им вполне мог быть Клаус. Вероятнее всего, Фридрих был убит случайно, по ошибке, что вдвойне доказывает невиновность Гизелы. Его также мог убить лорд Уэллборо или кто-то, действующий по поручению Бригитты или, что еще хуже, по указанию герцогини. А что, если это сделала сама Зора?
Уильяму придется присутствовать на суде, видеть, как Рэтбоун пытается бороться и проигрывает, и сознавать, что он губит свою репутацию и все, что так кропотливо построил за всю свою профессиональную жизнь.
Конечно, рядом с Оливером будет Эстер. Она постарается сделать все возможное, ломая себе голову, как ему помочь, проводя бессонные ночи в мучительных раздумьях и тревоге…
И даже когда все кончится и Рэтбоуна будет ждать беспощадная критика, насмешки и позор за его нелепый поступок, за вызов, брошенный обществу, Эстер останется с ним. Эта женщина готова помогать ему и защищать его, даже если потом, наедине с собой, она не поскупится на суровое осуждение. Эстер заставит адвоката подняться и снова начать борьбу, заставит его принять вызов общества, несмотря на всеобщий гнев и презрение. Чем больше Оливер будет нуждаться в помощи, тем сильнее будет поддерживать его мисс Лэттерли.
Монк с неожиданной теплотой вспомнил, как в самый трудный для Рэтбоуна час, когда он был напуган и находился в полном смятении, Эстер на коленях умоляла его не сдаваться, и ее уговоры, а порой и суровая критика вернули ему силу и решимость продолжать борьбу. Даже в страшные для себя минуты, когда ей казалось, что Оливер не прав, девушке и в голову не приходило бросить его. Ее преданность не зависела ни от того, прав он или виноват, верила ли она или не верила в его успех, – это была решимость не покидать его даже в час поражения, в том числе если он сам был повинен в нем.
В Эстер не было кокетливой прелести Эвелины, не было ее красоты или обаяния. Но в ней жили смелость и неизменное благородство искренней натуры, что для пресытившегося славой Рэтбоуна сейчас было подобно глотку чистой ледяной воды,
– Благодарю, – сдержанно ответил Монк на приглашение фон Зейдлиц. – Я уверен, что это было бы великолепно… но мой долг зовет меня в Лондон… долг перед друзьями, которые мне дороги. – Он отвесил поклон и с истинно немецкой официальностью щелкнул каблуками. – Ваше общество было несказанно приятным, графиня, но, увы, пора вернуться к суровой действительности. Доброй ночи… и прощайте.
Лицо Эвелины словно обмякло от неожиданности, но лишь на мгновение. Вскоре оно уже горело от нескрываемого и необъяснимого гнева.
Уильям, повернувшись, стал спускаться по лестнице в холл и вскоре покинул дом.
Глава 8
Возвращение в Лондон оказалось долгим и скучным, но дало Монку возможность тщательно продумать, что он скажет Рэтбоуну и как это поможет тому на суде. Он так и эдак обдумывал ситуацию, но не нашел, за что уцепиться и как помочь другу в защите Зоры фон Рюстов. Независимо от того, кто был намечен в жертвы убийства – Фридрих или Гизела, – последняя и в том и в другом случае была невиновна. Единственным подающим надежды фактом было то, что теперь речь действительно пойдет об убийстве.
Приехав в Лондон, сыщик тут же направился в свою квартиру на Фицрой-стрит. Распаковав чемоданы, он принял горячую ванну и переменил белье, а затем попросил у хозяйки горячего чаю, по которому соскучился за эти три недели, что не был дома. После чая Уильям почувствовал себя вполне готовым ехать к Рэтбоуну на Вер-стрит, хотя и страшился того, что придется сказать адвокату. Но иного выхода у него не было.
Неожиданный приход Монка так удивил юриста, что тот даже пренебрег правилами приема посетителей и, не дожидаясь доклада клерка, едва услышав, что сыщик беседует в холле с Симсом, сам распахнул перед ним двери своего кабинета. Как всегда, Оливер был безукоризненно одет, но лицо его выдавало усталость и тревогу.
– Добрый день, Монк, – поприветствовал он своего друга. – Входите. – Затем посмотрел на клерка. – Благодарю вас, Симс.
Тот отступил в сторону, давая Уильяму пройти.
– Принести чаю, сэр Оливер? – спросил клерк, вопросительно посмотрев сначала на шефа, а потом на гостя.
Он, очевидно, знал о важности дела, которое вел Рэтбоун, и о том, какие новости мог привезти сыщик. Но по виду Уильяма помощник сэра Оливера понял, что новости были не из хороших.
– О… не думаю, – ответил юрист, глядя не на служащего, а на Монка, в глазах которого он уже увидел свое полное поражение на процессе. – Благодарю, Симс, – добавил Рэтбоун. В голосе его было разочарование, которое ему трудно было скрыть.
Закрыв дверь кабинета, адвокат как-то скованно обошел письменный стол, остановился в его дальнем конце и, пододвинув стул, сел. Монк тоже присел на ближайший стул.
Рэтбоун не скрестил ноги, как любил обычно делать, и не откинулся на спинку стула. Лицо его казалось спокойным, глаза глядели прямо, но в них был страх, когда он смотрел на своего гостя.
Детектив не видел оснований рассказывать обо всем в хронологическом порядке. Это лишь усилило бы напряженность.
– Мне кажется вполне вероятным, что Фридрих был убит, – прямо сказал он. – У нас есть все основания поставить в суде этот вопрос, и, возможно, мы даже сможем это доказать, если нам повезет и хватит наших профессиональных способностей. Однако нет никаких оснований полагать, что виновна именно Гизела.
Оливер ничего не ответил – он только смотрел на Уильяма.
– Да, никаких, – повторил тот.
Сыщику не хотелось говорить то, что он должен был сказать адвокату. Его опять охватило знакомое чувство бессилия, когда он был вынужден смотреть на то, как мучается и погибает человек, которого он должен спасти. Монк ничего не был должен Рэтбоуну; тот сам был виноват, что взялся за это безнадежное дело. Так Уильям полагал разумом, но чувства его говорили другое.
Детектив глубоко вздохнул.
– Фридрих был всей ее жизнью. У Гизелы не было любовника, и муж тоже был ей верен. Как друзья, так и недруги знали, что они боготворят друг друга. Они все делали вместе, у них были одни интересы. Из тех сведений, которые я получил, очевидно, что они продолжали любить друг друга.
– А его долг? – не выдержав, прервал посетителя Оливер. – Не было ли заговора вернуть его в Фельцбург, чтобы он возглавил борьбу за независимость?
– Бесспорно, был.
– Тогда…
– Это ничего не значит! – резко прервал Монк юриста. – Он пренебрег своим долгом двенадцать лет тому назад, и нет никаких свидетельств того, что он изменил свое прежнее решение.
Рэтбоун с такой силой сжал в кулак лежавшую на столе руку, что на ней побелели косточки суставов.
– Двенадцать лет назад его стране не грозила опасность насильственного присоединения к союзу немецких княжеств. Неужели ему не были дороги понятия чести, патриотизма и долга? Черт побери, Монк, он родился герцогом, родился, чтобы править!
