– Она твоя прапрапрабабушка?
– Нет, – покачала головой жрица. – У посвященных редко рождаются дети. Есть, Паша, такой изначальный закон: если ты вовлечен в магические ритуалы, значит, должен отказаться от продолжения рода.
– Почему так?
– Потому что в жреческих семьях накапливается… Скажем так: со временем там нарастает так называемый упрощающий потенциал. Это условное название. Я постараюсь объяснить.
– Постарайся.
– Когда-то, в древние времена, жрецы были в основном наследственными. Были могущественные роды, вековые династии. Однако именно с этим обстоятельством связано множество кровавых историй войн, убийств и вырождения. У наследственных жрецов, как правило, тяжелая судьба. Они слишком заметны, на них концентрируется ненависть профанов.
– Простых людей, – уточнил Павел Петрович.
– Профанов, – не согласилась Лидия Восьмая.
– Нехорошее слово.
– Правильное.
– Ну-ну, я слушаю.
– Так вот, я и говорю, дети магов заметны и становятся жертвами всеобщей ненависти к избранным и особенным людям. А еще наследственные жрецы несут особую «печать за все», печать крови, и поэтому уязвимы к различным проявлениям хаоса. Если современные жрецы или жрицы решаются продолжить свой род, они берут на себя страшную ответственность. Лучше не брать. Или, в крайнем случае, успеть родить детей до посвящения.
– Если бы жреческое служение было добрым делом, тогда подобных ограничений не возникало бы.
– Ты снова мыслишь как непосвященный. Как профан. Служение не имеет никакого отношения к противоположности «добро-зло». Метафизика не предусматривает морального измерения. В метафизике действуют другие противопоставления: «порядок-хаос», «упрощение-усложнение». Жреческое служение содержит в себе, в частности, обращение к силам хаоса, а за такое обращение хочешь не хочешь, но нужно чем-то расплачиваться. Если такое обращение обусловлено личным сознательным выбором мистика, тогда он сам несет за это ответственность. Если жрица или жрец наследственные, тогда формула обращения к силам хаоса от самого рождения «вмонтирована» в их ментальные навыки. Дарована им без их согласия. Хаос также обладает волей, он хочет платы за свою помощь. Силы хаоса любят, чтобы с ними расплачивались новой жизнью. Посвящали им первородных. Восточные мистики называют это «правилом первенца». Не зря в сказках, пришедших к нам с Востока, колдуны требуют за свою помощь первородного сына.
– Почему первенца?
– Такому, как ты, светскому человеку это сложно объяснить. Новая жизнь, так сказать, метафизически неравноценна. В ней живут различные энергии. Одна из необычайно редкостных разновидностей витальной силы присуща исключительно первенцам.
– Не везет мне. Саша и в этом меня обогнал.
– Это не совсем то, – возразила Лидия. – Ты меня не понял… В этом нет никакого преимущества. Совсем никакого. Эта специфическая витальная сила интересует только владык хаоса. Только их и никого больше. Она им нужна для чего-то, нам совершенно непонятного. Для всех других существ она не имеет никакого значения. Никакого.
– Мне почему-то кажется, – улыбнулся Вигилярный-младший, – что если бы вместо «владык хаоса» ты говорила «владыки ада», разница была бы минимальной. Или не было бы никакой разницы.
– Перестань фантазировать, – жрица едва сдерживала раздражение. – Какой еще ад? Вспомни еще о рогатых чертях, котлах и сковородках… Понятно, что носителям испорченной кармы уготовано пребывание в кошмарных упрощенных измерениях, где сознание ограничено, а воля подчинена… Но там нет никаких жаждущих владык. Там даже нет обычного для нашего мира деления на порядок и хаос.
– Тем не менее, – Павел Петрович решил не углубляться в измерения и деления. – Ты только скажи: мне теперь тоже нельзя иметь детей?
– Ты не жрец, ты – краеугольный Хранитель. Краеугольных Хранителей никогда не посвящают в жрецы. Их оберегают от опасностей Тьмы. Их служение заключается в распространении Света. Они как «гражданские» на войне и освобождены от алтарных клятв. Ночные войны магов их не касаются.
– Однако у Григория Саввича, как известно, детей не было.
– Этот факт никак не связан с его служением.
– А с чем он связан?
– Ты историк, Паша, тебе и выяснять. Наше предание молчит об этом. – Лидия поднялась, надела темные очки. – Идем.
– Куда?
– Есть здесь одно местечко. Интересное для любопытных историков.
– Если оно действительно интересное, тогда идем. Но ты не рассказала о Хранителях, с которыми Сковорода встретился в этом замке. Ты сказала, что одну из жриц звали Лидией. Неужели другую звали Лилией?
– Лейлой. По преданию, она была цыганкой.
– Лидия… Лилия… Имена-титулы. Традиция, да?
– Уважение к предшественникам требует надлежащих символов. Если такое уважение тебе хочется называть традицией… – Лидия пожала плечами. – Я не против, пусть оно так называется.
– Хотя бы в чем-то ты со мной согласна… Будем считать, что с Лидией и Лилией мы, в общем и целом, разобрались. И кого еще встретил философ в этой глуши двести шестьдесят лет тому назад?
– Согласно преданию, среди Хранителей, которых встретил Сковорода, был еще один человек. Или не совсем человек. Но он является загадкой для всех нас.
– Даже для вас! – делано улыбнулся Вигилярный, утомленный неисчерпаемым потоком загадок и недоговоренностей.
Они как раз выходили за ворота замка, на которых сохранился каменный герб князей Чарторыйских. Лидия сняла очки, прищурилась на гербовую тагму, затем оглянулась на Вигилярного и произнесла, копируя его интонацию:
– Даже для нас, – и, после паузы: – Сковорода встретил тут Андрогина.
Чернелицкий замок, 2–4 декабря 1752 года
Григорий долго вспоминал, как оказался в роскошной кровати под высоким замковым потолком. Он помнил свой побег из монастыря, но все последующие события покрыл непроницаемый туман. Единственное, что сохранила память – весть о том, что Констанца мертва. Когда Лейла навестила больного, он попытался расспросить цыганку об обстоятельствах ее гибели.
– Лучше тебе у Карла спросить, – посоветовала та. – Он там был, когда все случилось, а я ждала их в другом месте, рядом с синьорой Клементиной. Карл тогда приехал, сказал, что синьора Тома умерла и что произошло это из-за нелепой случайности. Что такова воля высших сил, и некого винить. Карл и его друзья сделали все возможное, чтобы спасти синьору Тома. Они потратили на ее освобождение столько золота, что хватило бы снарядить целую армию. Они подкупили всех вельмож и всю стражу. Но у высших сил, Григо, свои расчеты. Больше я ничего не знаю… Спросишь моего мужа. Но Карла сейчас нет в замке. И это хорошо, – подытожила она. – Тебе нельзя волноваться.
– Силы возвращаются ко мне, – заверил Григорий.
– Ты чуть не умер, – оглянулась в дверях Лейла. – Мы все решили, что враги держали тебя в тюрьме, такой ты был исхудалый, замученный.
– Это называется аскезой.
– Я впервые слышу это название, оно похоже на имя паука. – Лейла исчезла за дверью, оставив в комнате мускатный аромат и ощущение мимолетного праздника.
Следующей посетительницей оказалась Клементина. Она появилась рядом с ложем Григория в сопровождении симпатичных молодых служанок, которые торжественно внесли супницу с ароматным бульоном, полотенца, чашки, черпаки и тарелки.
– Как ты себя чувствуешь, Григо? – поинтересовалась аристократка. Графиня д'Агло сияла юной красотой, драгоценное колье из рубинов и бриллиантов сверкало в вырезе ее платья. Осанка Климентины стала уверенней, а во взгляде появилась незнакомая Григорию властность. Эта повзрослевшая, расцветшая Манти напомнила ему Констанцу и под сердцем заворочалась боль.
– Спасибо, ваша светлость, мне значительно лучше. – Григорий хотел подняться навстречу даме и ее свите, но сил ему хватило только на то, чтобы удобнее опереть голову на подушку. Он искренне застеснялся и покраснел, за что получил благосклонные взгляды аристократки и ее служанок. Клементина присела на кровать, захватив значительную ее часть своим розовым шелковым платьем. Облако изысканных ароматов окутало Григория.
– С этого дня тебя ежедневно будут кормить крепким говяжьим бульоном, – сообщила Клементина. – Такой лечебный бульон применял доктор Брабзон, когда восстанавливал силы неаполитанских повстанцев. Тюремщики по приказу Карла Испанского морили их голодом. Когда повстанцев освободили, они выглядели, как живые скелеты, обтянутые серой кожей. Но благодаря бульону ни один из них не отдал Богу душу, а один из этих страдальцев затем прославился среди итальянок как незаурядный любовник.
Под пристальным присмотром графини Григорий был вынужден ложку за ложкой глотать брабзоновский бульон. Служанки кормили его так искусно, что ни одной капли не попало на роскошные виссоновые наперники. Пока шла лечебная процедура, Клементина сообщила Григорию интересные сведения.
