Синьора Морини взяла со стола поднос и, не оборачиваясь, произнесла:
— Он в библиотеке, синьорина. Там вы найдете своего герцога.
Глава 14
Рев трубы, снова и снова выдувающей одни и те же звуки, влетал в окно библиотеки, и вскоре герцог Уоллингфорд готов был отдать любое из своих поместий за возможность запихнуть толстого раскормленного фазана в ее раструб.
Сначала он попытался закрыть окно, но старые рамы все равно пропускали звуки, лишь приглушая остальные инструменты. Кроме того, Уоллингфорд вскоре понял, что лишил себя единственного источника свежего воздуха в душной, забитой книгами библиотеке, которую к тому же всю вторую половину дня нагревало солнце.
Так что теперь: задохнуться или медленно сойти с ума? Выбор за ним.
Наконец Уоллингфорд все же открыл окно, ибо счел, что раз уж он и так ступил на путь сумасшествия, то хуже не будет.
Он вернулся к столу, снял сюртук и накинул его на спинку стула. Но не успел он закатать рукава рубашки и усесться поудобнее, как дверная ручка повернулась и в библиотеку вплыла Абигайль Харвуд.
По крайней мере Уоллингфорду показалось, что это она. Белая маска, украшенная перьями, скрывала лицо, а платье было с таким глубоким декольте и такой короткой юбкой, что Уоллингфорд не мог сосредоточиться больше ни на одной детали, с помощью которой можно было бы определить личность таинственной гостьи.
— О, привет. — Это в самом деле была мисс Харвуд. — Вот ты где. Можно войти? — поинтересовалась она.
Уоллингфорд прикрыл глаза, чтобы не видеть этой соблазнительно округлой груди, но было поздно: образ уже прочно поселился в его сознании.
— Мне бы этого не хотелось, — буркнул он.
— Помешала чтению? Ну, извини, — сказала Абигайль, но в ее голосе не слышалось ни капли раскаяния.
Уоллингфорд оторвался от книги. Абигайль держала в руках два маленьких стакана и робко улыбалась. Только вот он слишком хорошо изучил мисс Харвуд и знал, что за этой напускной робостью скрывается дьявольское коварство.
Абигайль смотрела на него выжидательно, и Уоллингфорд понял, что так ей и не ответил.
— Да, помешала. Что ты тут делаешь? Разве ты не должна угощать гостей оливками?
— О, оливки давно закончились. Теперь они танцуют. Я имею в виду гостей, а не оливки. Что читаешь? — Абигайль двинулась к столу, и Уоллингфорду показалось, что она робеет. Робеет? Нет, только не мисс Харвуд.
Уоллингфорд убрал стопку бумаг в кожаную папку.
— Ничего интересного.
Абигайль рассмеялась:
— Ну и зачем ты читаешь то, что не представляет для тебя интереса?
— Ты неправильно меня поняла. То, что я сейчас читал, не представляет интереса для вас, мисс Харвуд. — Герцог откинулся на спинку стула и сложил пальцы домиком, подобно одному из напыщенных преподавателей Оксфорда. — А вот для меня эти документы чрезвычайно интересны.
Абигайль остановилась в нескольких шагах от стола, вытянув руки со стаканами перед собой. Лампа отбрасывала свет на ее каштановые волосы, и они переливались на ее голове, подобно нимбу.
— Понимаю. Ты все еще сердишься на меня?
Уоллингфорд смотрел на Абигайль, стараясь не обращать внимания на соблазнительные изгибы ее тела в этом провокационном платье и забыть все, что он знал о ней и чувствовал. Усилия для этого потребовались неимоверные. Точно такое же напряжение воли потребовалось бы от него, если бы он захотел одной рукой отодвинуть огромный камень, заслонявший вход в пещеру, куда очень хотелось заглянуть.
— Скажите что-нибудь, мисс Харвуд, — тихо произнес герцог.
— Не называй меня так. И не надо говорить со мной таким отстраненным тоном, потому что сейчас ты выглядишь как настоящий герцог.
— Я и есть герцог.
Абигайль подошла к столу и поставила на него стаканы.
— Ты знаешь, что я имею в виду.
Уоллингфорд не сводил взгляда с ее лица, чтобы ненароком не уставиться на вырез платья.
— Скажите-ка мне, мисс Харвуд, как давно вы знакомы с моим дедом, герцогом Олимпия?
Удивление на лице Абигайль было столь глубоким и искренним, что Уоллингфорд на мгновение усомнился в собственных подозрениях.
— С твоим дедом? Прошу прощения. А я должна его знать?
— Это ты мне скажи.
— Я… я не знаю, что сказать. Кажется, я с ним не знакома, но Александра постоянно знакомит меня с важными джентльменами на званых обедах, только вот я никак не могу запомнить их всех. А как твой дед выглядит?
Уоллингфорду хотелось поставить локти на стол и податься вперед, но выпирающая из декольте грудь Абигайль оказалась бы как раз на уровне его глаз, поэтому он предпочел сидеть, откинувшись на спинку стула.
— Высокий, седовласый, держится властно и разговаривает повелительно.
— Наверное, таким будешь ты в пятьдесят лет.
Губы Уоллингфорда дрогнули:
— Породу видно сразу.
— В общем, я не могу сказать наверняка. В любом пабе за твоего деда можно принять добрую половину посетителей. Он хорошо одевается?
— Безупречно.
— В таком случае большинство претендентов можно отсеять, оставив всего нескольких. А вообще даже если я с ним действительно встречалась, то совершенно не помню лица, не говоря уже о беседе, если таковая, конечно, имела место. А почему, черт возьми, ты об этом спрашиваешь?
«Потому что подозреваю, что дед решил выставить меня дураком».
— Ты уверена? — спросил Уоллингфорд.
— Разве я не сказала секунду назад, что ни в чем не уверена? К чему ты клонишь? — Глаза Абигайль под маской прищурились.
Он с силой прижал подушечки пальцев и произнес как можно обыденнее:
— Не встречалась ли ты с ним, например, зимой, чтобы заключить сделку, в результате которой ты получишь титул герцогини, а он приструнит наконец своего безнравственного внука? — Как только эти слова сорвались с губ, Уоллингфорд понял всю их абсурдность.
Герцог положил руку на папку, чтобы еще раз напомнить себе о существовании документов, которые изучал всю вторую половину дня.
Абигайль рассмеялась.
— Титул? Да, ты шутишь, наверное. Сделка с твоим дедом? — Она без сил опустилась на стул. — Ты совсем с ума сошел или просто решил надо мной посмеяться?
— У меня появились неопровержимые факты…
— Как раз после того, как я отвергла тебя сегодня утром. Господи, Уоллингфорд!
— Ни одна женщина не принимает предложение с первого раза.
Абигайль перестала смеяться, подалась вперед и сплела пальцы у себя на коленях.
— Да ты и впрямь не шутишь.
Что-то в ее голосе заставило Уоллингфорда вновь ощутить, как осыпается в его груди с таким трудом возведенная стена.
