Но даже подумать об этом толком у Лерон почти не было времени. Днем ее не оставляли в покое Ларисса и Микка, ночью, уходя к себе, она долго не могла уснуть, трясясь под одеялом и напряженно вслушиваясь, не открывается ли дверь, не входит ли кто-то из них крадучись… Умом понимала, что они соблюдают некие правила игры, а поделать с собой ничего не могла: боялась, и все тут. И вдруг повезло: ее продуло около какого-то кондиционера! Простудилась! Разболелось горло! Не так чтобы очень, а все же довольно, чтобы сказаться больной. Она точно знала, что выкроит у своей новой жизни два часа свободы: Ларисса была записана в какой-то массажистке, вроде к настоящей, не к Ладе своей, а может, к кому-то другому, к парикмахеру, но Лерон, само собой, было на это глубоко плевать. Главное, что Лариссин сеанс совпадал по времени с Миккиным бизнес-ланчем с каким-то важным лицом. Лерон толком не знала, чем занимается ее муж, вроде маркетингом невесть чего, однако бизнес-ланч у него был назначен с каким-то профессионалом-взрывником (Лерон случайно услышала обрывок его разговора с Лариссой). Да хоть бы и с профессионалом-парашютистом, Лерон было это совершенно не интересно.
Убедившись, что Лерон целых два часа будет предоставлена сама себе, Ларисса с Миккой почему-то ужасно обеспокоились, как если бы она была трудным подростком-наркоманом с криминальными наклонностями, однако никто своих дел отменить не мог, поэтому на всякий случай вызвали во внеурочное время домработницу. Но она Лерон никак не мешала: возилась себе по хозяйству, а Лерон пошла в гостиную, включила компьютер и набрала веб-адрес, который был длинным и заковыристым, но она его знала наизусть. Этот адрес она подсмотрела, когда Ларисса и Микка разглядывали электронный каталог картин Жужки. Тут же была помещена его фотография, и Лерон, всегда любившая Булгакова, вполне могла бы сказать, что эта виртуальная фотография была то «единственно ценное, что она имела в жизни». Она улучала всякую минутку одиночества, чтобы хотя бы взглянуть на это незабываемое лицо, ну а сейчас, пользуясь неограниченной свободой, так и впилась в него глазами, ни о чем не думая и даже не предаваясь несбыточным мечтам, а просто наслаждаясь невероятным чувством близости с этим человеком и столь же невероятной силой свой любви к нему.
И надо же было именно сейчас кому-то объвиться!
Лерон с ненавистью прислушивалась к телефонным трелям, но не трогалась с места. Надоест же ему, наверное, наконец, аппарат терзать!
Ага, наконец-то и в самом деле надоело. Но тут же телефон снова разразился звонками. Лерон в ярости вскочила и схватила трубку:
— Алло! Никого из хозяев нет дома, позвоните вечером.
— А вы кто, домработница? — спросил веселый мужской голос.
— Нет, я… — смешалась Лерон. — Я невестка… в смысле… я хотела сказать, что ни Лариссы, ни Микки дома нет.
— Мне нужны именно вы, — последовал ответ.
Лерон почувствовала, что краснеет. Сколько раз он мечтала, глупо, безудержно мечтала о таком вот звонке Жужки! Но это не он, не его голос.
— Я?!
— Это вы — Лерон? — спросил мужчина.
— Да, — с робким удивлением согласилась она. — А что?
— А то, что я хотел с вами поговорить.
— Со мной? — недоверчиво переспросила Лерон. — А вы ничего не перепутали?
— Нет, если вы — Лерон.
— Ну да, это я, но…
— Вы — Валерия Леонидовна Онегина, правильно? — перебил он нетерпеливо. — А меня зовут Илья Вишневский, я адвокат.
— Адвокат?! Но я вроде бы не в суде. Меня не нужно защищать…
— Вы не в суде, это верно, — согласился адвокат. — Однако насчет того, что вас не нужно защищать, вы ошибаетесь. Человек, который поручил мне с вами встретиться и переговорить, наоборот, убежден, что вы нуждаетесь в защите.
— От кого?!
— От ваших новых родственников.
Лерон невольно прижала руку к сердцу. Он не шутил. У него был поразительно серьезный голос. Но не только из-за этой серьезности она поверила ему. Она и сама понимала, что нуждается в защите и от Лариссы, и от Микки, и от своей любви к Жужке, и от всей этой новой жизни, в которую она ухнула, словно с обрыва сорвавшись, а как выкарабкаться, теперь не представляет. Значит, этот неизвестный человек, просивший адвоката ей позвонить, из ее близкого окружения, если он увидел и понял это. А вдруг это Жужка?!
— А почему он сам не встретился со мной? — выпалила она, опьяненная догадкой. — Или мы знакомы?
— Едва ли, — ответил адвокат, и Лерон с трудом сдержала разочарованный вздох. — Ему, по ряду причин, не совсем удобно увидеться с вами. Кроме того, вы ему скорее всего не поверите. А вот мне, человеку незаинтересованному, поверите. Ну что, встречаемся?
— Хорошо, — проговорила Лерон. — Где, когда?
— Да хоть сейчас. К вам заходить мне неудобно, вдруг вернутся ваши родственники, а осложнения ни вам, ни мне ни к чему. Предлагаю встретиться через десять минут на площади Нестерова, около памятника. От вашего дома туда ровно пять минут ходу. Годится? Или вам нужно время собраться?
— Нет. Через десять минут я там буду.
— Отлично.
Лерон положила трубку, бросила обиженный взгляд на Жужкино лицо — какая жалость, что не он позвонил, что не он тревожится о ней… да глупости, Жужка о ней скорей всего даже не думает! — и выключила компьютер.
Домработница напевала в ванной:
— Ты воспой, ты воспой в саду, соловейко,
Ты воспой, ты воспой, в саду, соловейко!
У нее был красивый голос, и песня была красивая. Лерон вдруг захотелось остаться и дослушать, никуда не ходить, сунуть голову под крыло, как испуганной птице, отсидеться, не пускать в свою жизнь новые проблемы, которых, Лерон это просто чувствовала кожей, она не оберется после встречи с адвокатом Вишневским. Но ведь договорились же… как-то неудобно…
— Я бы рад был тебе воспевать,
Я бы рад был тебе воспевать,
— неслось из ванной.
Лерон сунула ноги в новые светло-желтые мокасины — легкие, словно домашние тапочки, и красивые, как бальные туфли, — и выскользнула за дверь. Прикрыла ее, услышала, как щелкнул замок, — и только тогда спохватилась, что не взяла ключ. Трагедии никакой, конечно, кроме того, что незаметно вернуться не удастся. Да и ладно, что она, Эдмон Дантес, бежавший из замка Иф, что ли? Шаг вправо, шаг влево приравнивается к побегу? Мало ли куда она пошла. Захотела, к примеру, мороженого поесть!
С этой мыслью Лерон выбежала из подъезда и ринулась к площади Нестерова, на ходу напевая, чтобы отвлечься от своих опасений:
— Растерял, растерял я свой голосочек —
По чужим садам летал,
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
