Ингрид ахнула:
— Он отпустил тебя? О таком тут никто не рассказывал!
— Да, об этом здесь никто не знает, — сказала Эдла, — и лучше, чтобы и не узнали, а то над Хельги станут насмехаться из-за его доброты.
— Я поклялась ничего не говорить, — сказала Ингрид, — и сдержу свою клятву. Тем более что и мне небезразлично, что будут говорить об Хельги. Но что же было дальше? Ты не смогла сбежать? Как ты оказалась на Боргундархольме?
Эдла продолжила свой рассказ:
— Нет, мы смогли сбежать, потому как с нашей стороны побега никто не ожидал, и мы быстро вышли к реке, нашли там челнок и на нем отплыли как можно дальше от Щецина. Потом мы увидели деревню и пристали к берегу. Там нам дали коней и мы поскакали к Славко, вождю племени ратарей, и он собрал воинов и пошел с ними вниз по реке. И меня взял с собой, а сестер я оставила в деревне. Но Славко не повезло. Он отправился на другой берег, чтобы держать совет с вождями племен, пришедших с той стороны реки, и с викингами с Волина, который вы называете Йомсборг. А в это время ярл Эйрик прошел назад вдоль берега и напал на наш стан. Так я все-таки не избежала плена.
— И оказалась на Боргундархольме, где делили добычу? — спросила Ингрид.
— Да, и там меня хотели выставить на торг, чтобы получить как можно больше серебра, а я сказала, что я дочь жреца и сама выберу себе мужчину. Дальше ты знаешь. Я выбрала Хельги, потому что знала, что он добр, и не захочет взять меня силой, если я буду сопротивляться.
— Но почему ты сразу не выбрала конунга Олафа, тогда бы тебе ни о чем не пришлось бы заботиться? — спросила Ингрид.
— Ты же женщина, ты сама все можешь понять, — ответила Эдла, — если бы я досталась Олафу в ту же ночь, он бы забыл про меня утром, как и про остальную военную добычу. А так я его хорошо подразнила, и он захотел снова меня увидеть, а потом я влюбила его в себя.
— А что же Хельги? — спросила Ингрид.
— Хельги я рассказала свою историю и попросила сжалиться надо мной еще раз. А в обмен я обещала ему золото.
— То есть он не гонялся за тобой по всему Боргундархольму? — нетерпеливо спросила Ингрид.
— Да нет же, — ответила Эдла. — Правда в том, что мы сидели у костра, я рассказывала о себе, а он о себе, а потом он связал мне руки и привел к Олафу. А тот так обрадовался, что дал Хельги за меня пятнадцать золотых монет. И тогда уж Олаф не мог меня оставить хотя бы из жадности.
— Но было ли что-то между тобой и Хельги, когда вы вместе грелись у костра? — снова спросила Ингрид.
— Ха, — ответила Эдла, — не слишком скромные вопросы ты задаешь мне, Ингрид. И не пристало бы мне на них отвечать, но тебе я скажу. Всю ночь Хельги рассказывал мне о тебе, а на меня даже не глянул. Наоборот, мне показалось, что ему даже легче стало, когда всё так разрешилось. Так что, будь уверена, он любит только тебя.
— Прости меня за нескромные вопросы, Эдла, но мне очень важно было знать, любит ли меня Хельги после всего того времени, что мы провели в разлуке. И благодарна я тебе за то, что, поверив клятве, открыла мне правду. И пусть я умру, но никто об этом не узнает.
— Даже Хельги? — спросила Эдла лукаво.
— Ну, он-то всё знает и так, — ответила Ингрид.
И с тех пор девушки стали подругами. И Ингрид скоро узнала о том, что тревожит Эдлу: о том, что Олаф не хочет делать ее королевой, а хочет оставить наложницей, потому как дочь жреца для него не так высока, как дочь могучего конунга, на которой ему пристало жениться. Также и о том, что Эдла хочет стать наперсницей королевы-матери и что они с Сигрид часто гадают вместе на дощечках, как обучал Эдлу ее отец. И часто Эдла толкует сны королевы. И еще Эдла сказала, что она завидует Ингрид, потому что у нее есть жених — удачливый воин и нет всех этих королевских хитростей. И что если бы не забота об ее родном племени, она бы уже давно сбежала на юг моря. Но Олаф ее любит, и она чувствует, что скоро родит ему сына.
Так они и жили в уюте и покое, но еще до того, как озеро Меларен сковало льдом, ярл велел своим людям собираться и на четырех кораблях отправился вместе с братом к своему тестю, конунгу Свейну. И с ним отравился Бьёрн на корабле Гудбранда. Сигрун со слезами попрощалась со своим мужем и сказала:
— Что же, твое желание исполнилось, и ты идешь в поход с дружиной конунга. Пусть же исполнится и мое желание — чтобы ты вернулся с удачей.
Она поцеловала его, дала на прощанье на пару мгновений подержать маленького Одда и ушла с пристани. А Ингрид сказала:
— И я желаю тебе удачи, Бьёрн. А если ты встретишь Хельги раньше меня, передай ему, что я жду его в Сигтуне.
И она тоже ушла.
Сага о том, как Сигрид Гордая выходила замуж
Как-то раз перед Йолем Эдла позвала Ингрид и сказала:
— Не знаю, слышала ли ты, но наша королева хочет выйти замуж во второй раз.
Ингрид ответила:
— Не знала я о таком. Наоборот, думала я, что замуж она выходить совсем не хочет после того, как едва не сожгла она в доме Харальда Гренске из Вестфолда вместе с его другом Виссевальдом из Хольмгарда.
— Ну нет, тогда королева хотела показать, что какой-то ярл из маленького Вестфолда не ровня ей, наследнице большей части Гётланда и еще и матери короля свеев в придачу. Но она не старуха, ей едва за тридцать, и она может еще нарожать детей. А ты видела, какая она красавица, хотя и спесивого нрава. Она хочет замуж, но не абы за кого. Ей нужен человек королевских кровей.
— И на кого же она положила глаз? — спросила Ингрид.
— Ну а ты кого бы выбрала, если бы на немного времени забыла о своем Хельги и постаралась бы подыскать в наших краях родовитого жениха?
Ингрид задумалась, а потом спросила:
— Неужто она хочет выйти замуж за Олафа сына Трюггви?
— Да, Олаф — могучий владыка Севера, и следом за ним тянутся рассказы о женщинах, которые любили его больше жизни. И в Миклагарде, и в Гардарики, и в землях Бурицлейва, и в Ирландии. Таким мужем нельзя пренебречь, — ответила Эдла. — И завтра к нам прибудут послы от него. Может быть, ты увидишь кого-то из своих знакомых. И еще, говорят, Олаф послал Сигрид богатые дары, так что завтра нас ждет великий пир.
— А готов ли ее сын Олаф, твой муж, к такому союзу? Ведь он все это время поддерживал ярла Эйрика? — снова спросила Ингрид.
— Олаф пока ничего не знает, но, думаю, он не обрадуется отчиму, который не слышит возражений. Но у Сигрид много своих владений в Гётланде, и она вольна выходить замуж, за кого хочет.
— А уживется ли Сигрид с таким мужем? — задала еще один вопрос Ингрид.
— Не стоит нам волноваться за судьбу Сигрид, — был ответ. — Они с Олафом, если поженятся, будут под стать друг другу.
— Не хотелось бы мне, чтобы такое произошло, — сказала Ингрид.
— На все воля богов, — ответила Эдла. — Утро вечера мудренее. Завтра мы услышим, что вложил в уста послов Олаф сын Трюггви.
— Жаль, что ярла Эйрика здесь нет, — сказала Ингрид.
— Потому послы и приезжают сюда, что здесь нет Эйрика, — объяснила Эдла. — Иначе бы они встречались где-нибудь в Вестергётланде.
— Возьми меня с собой завтра на прием послов, я хочу знать, что они скажут, — попросила Ингрид.
— Потому я и рассказываю тебе всё это, что ты завтра должна пойти со мной. Не зря же королева поселила вас с твоей сестрой у меня в доме. Ваша плата за крышу над головой — советы в делах норвежских, — важно сказала Эдла.
На следующее утро Ингрид и Эдла вместе вошли в палаты Сигрид, и Эдла села в свое маленькое кресло, а Ингрид присела на ступеньку помоста у ее ног. Когда вошли послы, Ингрид ахнула:
— Здесь Торвинд Кабан и его слуга Туранд, что убил моего отца и подстроил поединок Хельги с Торгилем.
— Сиди спокойно и улыбайся, — шепотом ответила Эдла, — здесь они тебе ничего не сделают.
— Я не об этом, просто мне жаль, что в Сигтуне нет ни Бьёрна, ни Хельги, иначе бы эти двое не ушли бы живыми, — ответила Ингрид тоже шепотом.
— И Сигрид дала бы их убить? — спросила Эдла. — Они — послы под ее защитой. Смерть — тому, кто причинит им вред.
В это время главный посол, ярл Хёрнинг, сводный брат Олафа, подошел к помосту на котором стояли кресла королевы, ее сына и Эдлы и сказал, что послан великим воителем Севера и ревнителем веры в Белого Христа к самой прекраснейшей женщине во всех краях для того, чтобы передать поклон и выказать свое уважение. И в знак этого уважения посылает он Сигрид свои дары.
Хёрнинг махнул рукой, и слуги внесли подушки из ткани, на которых лежали золотые ожерелья и серьги. Одно ожерелье было франкской работы, другое — из Миклагарда, а третье — из Сёркланда. И на всех украшениях сверкали камни.
— Благодарю я брата моего, Олафа, за бесценные дары. Однако и я тоже хотела бы его одарить, — ответила Сигрид и тоже махнула рукой.
Слуги вынесли свернутые отрезы шелка, которые были вдеты в золотые браслеты арабской работы и перевиты золотыми гривнами, которые, верно, носили еще далекие предки королевы.
