Бэрронс словно читал мои мысли, потому что бросил через плечо:
— Я сказал «увидеть» их, а не провести с ними время.
Мне крайне не нравилась мысль о том, что мои родители заперты в приюте Невидимых, но я признавала, что под землей, среди людей Бэрронса, они будут в безопасности. Им нельзя возвращаться в Ашфорд. Принцы Невидимых знают, где мы жили.
Другими вариантами были аббатство, книжный магазин или опека В'лейна. В аббатстве до сих пор живут Тени, не говоря уж о недавнем визите «Синсар Дабх», и я не доверяла Ровене, вооруженной кухонным ножом. Я не хотела, чтобы родители были рядом со мной и увидели, во что я превратилась. А В'лейн — с его-то пониманием человеческой природы — мог отправить их на пляж с иллюзией Алины. Папа справится, но для мамы это будет чересчур. Она может оттуда и не вернуться.
«Честере» подходил больше всего.
Как я уже сказала, когда-то этот клуб был самым популярным местом в городе. В трехэтажное здание с мраморными колоннами и резной дверью можно было попасть только по приглашению и через главный вход, но сейчас французские газовые фонари были выворочены из земли — они явно использовались в качестве тарана. Упавшие опоры раздробили резные перила и разнесли витражные окна. Над дверью болтались остатки вывески, обломки бетона блокировали дверь, а стены здания были густо покрыты граффити.
Новый вход в клуб находился сзади и был спрятан за незаметной искореженной металлической дверью рядом с разбитым фундаментом. Человек, не знающий о клубе, просто не обратил бы внимания на дверь, которая могла вести разве что в заброшенный подвал. Танцплощадки находились так глубоко под землей, что без суперслуха Дэни невозможно было узнать о вечеринках.
— Я не могу быть одной из Невидимых, — сказала я, когда Бэрронс открыл дверь. — Я могу касаться Светлого Копья.
— Некоторые говорят, что Король Невидимых создал ши-видящих с помощью неидеальной Песни. Другие утверждают, что он оплодотворил смертную женщину, чтобы заложить генную основу. Возможно, ваша кровь разбавлена настолько, что избавляет вас от возможных проблем.
Как это похоже на Бэрронса. У него всегда есть ответ, который я не хочу слышать, и нет такого ответа, который бы меня устроил.
Спустившись по лестнице и толкнув вторую дверь, выходящую на новые ступени, мы подошли к настоящему входу в клуб.
Кто-то явно нанял декоратора после моего последнего посещения, и теперь высокая деревянная дверь сменилась черной и блестящей, крайне урбанистичной и настолько отполированной, что я видела отражение пары, шагавшей за нами. Она была одета, как я: длинная узкая юбка, сапоги на высоких каблуках, отороченный мехом плащ. Он стоял рядом, закрывал ее своим телом, словно живой щит.
Я вздрогнула. Никто за нами не шел. Я не узнала сама себя. Дело было не в том, что мои волосы снова стали светлыми — черные двери отражали только очертания и движения, но не цвет, — просто я выглядела как-то по-другому. Я иначе двигалась. Исчезла детская мягкость, которую я привезла с собой в Дублин прошлым летом. Что подумают обо мне мама и папа? Я надеялась, что они разглядят за изменениями ту Мак, которая все еще прячется где-то внутри меня. Я и хотела, и боялась встречи с ними.
Бэрронс распахнул дверь.
— Держитесь поближе ко мне.
Клуб ударил по мне вспышкой чувственности, шикарной обстановкой из хрома и стекла, черного и белого. Декор в стиле индастриал под слоем манхэттенского шика обещал ничем не сдерживаемый эротизм, удовольствие ради удовольствия, секс, ради которого стоило умереть. Огромное помещение состояло из множества танцплощадок, которые обслуживались отдельными барами на десятке подуровней. Мини-клубы внутри «Честерса» диктовали свои темы: элегантные толпы на полированном полу сменялись татуированными телами городских отбросов. Бармены и официанты соответствовали площадкам, кто-то был топлесс, кто-то в коже и цепях. На одной из площадок очень молодые официантки были одеты в школьную форму. От другой я резко отвернулась. Не буду смотреть, не стану думать об этом. Я надеялась, что Бэрронс держит моих родителей подальше от этого разврата.
И хотя я морально готовилась увидеть людей и Невидимых рядом, флиртующими, спаривающимися, у меня ничего не вышло. «Честере» противоречил моей сути.
Фейри и люди не должны смешиваться. Фейри — бессмертные хищники, а люди достаточно глупы, чтобы поверить, что их непродолжительная жизнь может иметь для Фейри какое-то значение... Ну, Риодан говорил, что эти люди достойны смерти, и, глядя на них в «Честерсе», я готова была с ним согласиться. Нельзя спасти человека от него самого. Можно только попытаться разбудить его.
От скопления множества Невидимых трещал воздух. Я поморщилась и приглушила свою ши-чувствительность.
Музыка переходила с одного уровня на другой, смешивалась. Синатра сражался с Мэнсоном, Зомби заглушал Паваротти. Посыл был ясен: у нас есть все, что вы хотите, а если нет, то мы создадим это для вас.
И все же подуровни сегодня кое-что объединяло: «Честере» был декорирован в честь Дня святого Валентина.
— Как это неправильно, — пробормотала я.
Тысячи розовых и красных шаров, подрагивая свисающими нитями, парили по клубу, подписи на них разнились от милых до наглых и ужасающих.
У входа в мини-клуб стояла огромная золотая статуя Купидона с луком. Из колчана торчали десятки длинных золотых стрел.
Человеческая часть клиентуры «Честерса» гонялась за шариками с этажа на этаж, карабкалась по лестницам, вспрыгивала на стулья, сдергивала шары и протыкала их стрелами. Я ничего не понимала, пока не заметила, как из одного шара выпадает свернутая бумажка. Десяток женщин дрались, как дикие кошки, за этот приз.
Когда одна из них вырвалась из толпы, унося с собой «сокровище», еще три навалились на нее, начали колоть стрелами и отобрали бумажку. Они бросались друг на друга с шокирующей грубостью. К дерущимся подбежал мужчина, выхватил обрывок бумаги и помчался прочь.
Я оглянулась на Бэрронса, но нас разделила толпа. Я оттолкнула от лица болтающиеся шелковые шнурки.
— Ты не хочешь шарик? — прочирикала рыженькая, хватая Шнур, который я оттолкнула.
— А что в них? — настороженно спросила я.
— Приглашения, глупенькая! Если повезет! Но их немного! Если посчастливится, тебя пустят в отдельный кабинет, пировать священной плотью бессмертного Фейри всю ночь! — хищно проговорила она. — А еще есть подарки.
— Какие?
Она ткнула шарик тонкой золотой стрелой, он лопнул, и на пол полилась зеленая жидкость с крошечными кусочками дергающегося мяса.
