Раздался звук пощечины, затем чей-то стон…
— Дорогая, ты где? А, здесь, в беседке. Я иду уже, иду…
Громов обернулся и замер — по боковой аллее, улыбаясь и поигрывая пижонской тростью, быстро шагал сам полковник, граф! Муж вернулся нежданно… Молодой человек просто не успел ничего предпринять… а вот графиня, похоже, успела!
— Ай. Ай… спасите меня, о, супруг мой! Этот испорченный мальчишка… он видел меня голой… да и сейчас смотрит… я просто хотела примерить платье, а он…
Глава 10
Лето 1706 г. Сан-Агустин
На краю света
Граф д'Аргуэлья едва не сломал об Пташку свою пижонскую трость! Да ведь и сломал бы, кабы не вмешался Громов. Андрей просто вошел в беседку, кашлянул — полуголая Кьяра тотчас же завизжала, прикрыв руками грудь… впрочем, не совсем поспешно: хорошую ядреную грудь чего закрывать-то?
— Что? Кто? — в ярости обернулся полковник. — А ну прочь отсюда, прочь!
— Сеньор комендант, я бы хотел уточнить насчет флигеля…
— К черту флигель!
— Но дело такое, что не терпит отлагательств. А этого мальчишку вы еще успеете наказать.
— Он прав, прав, милый, — натянув платье на грудь, закивала графиня. — Сходи, посмотри… А с этим… — она перевела взгляд на бледного, словно полотно, парня. — Я прикажу слугам запереть его в каретном сарае.
— Да, пусть запрут, — полковник махнул тростью. — А уж после подумаем, что с ним делать. Так что неладное с флигелем? — он грозно повернулся к Андрею. — Что не так?
Чуть поклонившись, Громов отвечал с большим достоинством, как и положено всякому уважающему себя профессионалу, неважно, каменщик ты или лейтенант:
— Видите ли, в чем дело, сеньор, я слышал, что ваш сосед алькальд вознамерился выстроить точно такой же флигель…
— Что-о?!
— Или небольшую пристроечку. Но почти как у вас.
— Негодяй! — граф хватанул тростью по витой деревянной колонне, поддерживающей крышу беседки.
— Да это не он негодяй, милый, — всплеснула руками донна Кьяра. — Это все его женушка, толстуха Аркадия! Все нас переплюнуть хочет.
— Вот-вот. Я бы вам посоветовал просто несколько по-другому выставить окна и крышу.
Молодой человек покивал головой, искоса поглядывая на несчастного, избитого в кровь, Мартина, и совершенно не представляя сейчас, как помочь парню:
— Советовать он еще будет! — осадил комендант. — Кто ты такой, чтобы мне советовать? Хотя… пошли-ка, взглянем. Ну Аркадия… Ну алькальд! Погляди-и-им, погляди-им, однако…
— Зря ты, милый, им про наш флигель рассказывал.
— Ничего! Посмотрим еще, где они найдут каменщиков! Поглядим!
Буквально через пару дней поглядеть пришлось всем. Только не на флигель — тот еще не построили, — а на двух «прелюбодеев» — Мартина и Аньезу, коих, раздев, вымазали медом, а потом, вываляв в перьях, привязали к длинным шестам да пронесли через весь город на радость неизбалованным развлечениями жителям.
— Говорят, они занимались «этим» у Святого Источника, и тем самым осквернили его! — шептались кумушки.
— А еще этот вот парень втерся в доверие к жене сеньора полковника, а затем напал на нее!
— Неужели напал?
— Да-да-да! Уже сорвал с несчастной графини платье, и не подоспей вовремя полковник… Ой, что бы было бы!
— О, святая заступница Гваделупская! Ну и времена наступили.
— Ну и молодежь!
После устроенного шоу юных «прелюбодеев», осквернивших Источник, по приказу коменданта бросили в глухой подвал форта Сан-Маркос и там же замуровали заживо. Как когда-то. В назидание всем.
Тем самым хитрый полковник (а, скорее, здесь не обошлось без его коварной супруги, донны Кьяры) отвлекал внимание досужих сплетников от своей семьи, направляя его совсем в иную сторону, а также создавал себе имидж неутомимого стража святой католической веры, чему был несказанно рад отец Маркос, хотя прелюбодеяние — не столь уж и страшный грех с точки зрения католицизма, в последнее время вполне снисходительно относившегося ко многим людским слабостям. Вот пуритане — эти да, эти вполне могли и обвалять в пуху, и замуровать, и даже сжечь на костре… для католиков же это не характерно, однако ж вот прокатило…
Громову было жаль Мартина и, особенно, Аньезу, и он всю ночь думал, как помочь несчастным, вполне понимая, что время для помощи весьма и весьма ограничено. Влюбленных замуровали в том самом каземате, где сто лет назад уже приняли романтическую смерть подобного рода узники, скелеты которых не так давно нашли «каменщики».
Сколько могут продержаться узники без еды и питья? Очень и очень недолго, молодой человек хорошо себе представлял, что у него, вне всяких сомнений, есть еще сутки, даже может быть — двое. И за это время нужно было попытаться вызволить угодивших в смертельную ловушку бедолаг либо через местное начальство, либо иным — насильственным — способом; по дороге к особняку полковника д'Аргуэльи Андрей как раз и прикидывал — каким.
А погода стояла чудесная: облизывая искрящийся белый песок, томно шуршали синие волны, ласково слепило глаза солнце, да и прозрачно-голубое небо сияло так, что все вокруг казалось ультрамариновым, немножко даже нереальным, радостным. И пляж, и форт Сан-Маркос, и похожий на игрушечный город с белыми, под красными крышами, домиками и изысканно-вычурным собором.
По случаю дня очередного святого как раз звякнул колокол, и копавшие ров — уже совсем немного осталось! — узники тотчас же прекратили работу, разогнув натруженные спины для крестного знамения и молитвы. Среди этих оборванных бедолаг Громов давно уже не видел переселенцев — видать, как-то договорились, выкупились, — а ныне краем глаза отметил боцмана и шкипера с «Эулалии», коих давно уже не воспринимал как врагов и даже как-то при случае передал кое-что из продуктов. Оба моряка сильно похудели: хотя чернявый шкипер и раньше-то не отличался дородностью, но боцман Гильермо совсем спал с лица, и брыластые щеки его уныло повисли, словно проткнутый вязальной спицей мяч.
— Ишь, таращатся, — Головешка Сильвио оглянулся и покачал головой. — Представляю, как они нас ненавидят!
— И совершенно напрасно! — вскользь заметил Андрей. — Сами во всем виноваты… правда, люди обычно склонны всегда винить в своих собственноручно устроенных бедах других… ну или злодейку-судьбу — в крайнем случае.
— Эти уж точно нас виноватят! — хохотнул Рамон. — Глянь, как вызверились.
Громов снова оглянулся:
— Да нет, парни, вовсе не на нас они смотрят, а мимо — в гавань. Во-он на тот изящный кораблик, судя по парусному вооружению — бриг. Гляньте-ка, он ничем не хуже «Эулалии», даже лучше — выглядит-то как новый.
— Просто надраен как следует, — щурясь от солнца, хмыкнул Головешка. — Согласен, в силу — добрый корабль. И идет уверенно, видать, не первый раз здесь. Ха, парни! — Сильвио вдруг понизил голос и заговорщически подмигнул. — А вот такой бы захватить, да… куда угодно.
— Ага, можно подумать, что кто-то из нас умеет им управлять. «Эулалию» вспомни — много мы на ней наплавали?
— Да шучу я, шучу.
Отмахнувшись, Сильвио рассерженно прибавил шагу и, обогнав всех, остановился дожидаться на пригорке. Узкое, смуглое почти до черноты, лицо его неожиданно вытянулось:
— А что это там за суета у дальнего бастиона? Смотрите — целая толпа собралась. Наверное, не туда ров выкопали… или не так. Ну да — во-он идут с лопатами…
— Н-да-а-а, — обернувшись, нехорошо прищурился Громов. Какие-то смутные сомнения вдруг одолели его… и не очень-то захотелось возвращаться вечером в крепость.
— Там — тот, — подойдя, тихо сказал Саланко. — Неужели нашли, откопали? Я сбегаю, проверю, сэр?
— Проверишь?
— Ну да. Я — лучший охотник маскогов! Будьте уверены, сэр, никто меня не заметит.
— Что ж — беги, — подумав, молодой человек махнул рукой, и юный индеец, свернув с тропинки, тотчас же растворился в зарослях.
— Эко ловко! — прищелкнул языком Каменщик. — Куда это он, друг Андреас, не скажешь?
— Так, проверить кое-что, — Андрей задумчиво почесал подбородок. — Побриться б неплохо бы… и мне, да и вам тоже. И приодеться. А то выглядим, как каторжники!
— Так мы и есть каторжники! — засмеялся Сильвио. — Ой… давно хочу тебя спросить, дружище Андреас! Откуда ты знаешь язык краснокожих дьяволов?
— Я и не знаю, — сворачивая на тенистую авениду Сан-Кристобаль, Громов пожал плечами.
— А как же ты разговаривал с нашим дикарем?
Тут уж расхохотался Рамон:
— Эй, Головешка, проснись! Это был английский.
— Английский? — узник хлопнул себя ладонями по коленкам. — Хотите сказать, что дикареныш умеет на нем разговаривать?
— Умеет, — улыбнулся Андрей. — И значительно лучше нас.
С минуту они шагали молча, и лишь у самых ворот особняка сеньора полковника Рамон взял Громова за локоть и тихо спросил:
