А утром подросток просто сел на кирпичи, выпустив из рук лопату, которой должен был размешивать раствор, и сидел так, тупо уставившись в одну точку и не обращая внимания ни на что. Хорошо хоть никого из солдат или надсмотрщиков поблизости в этот момент не оказалось — все они собрались толпой у ворот и дружно приветствовали господина полковника, явившегося в крепость в сопровождении своей очаровательной супруги. Оба ехали верхом, хотя от города до крепости и было совсем ничего, однако же высокий статус обязывал. Белое, с красными шелковыми вставками, платье графини д'Аргуэльи хорошо сочеталось с вороной лошадью — такой вот контраст. Издали показавшаяся Громову очаровательной девушкой, вблизи графиня оказалась не столь уж и юной — лет тридцать, а то и чуть больше, по здешним нравам — вполне солидная матрона, хранительница семьи и едва ли не бабушка. Стройная, с черными вьющимися волосами и аристократически бледным лицом, тщательно охраняемым от солнца под широкополой шляпой, женщина не торопясь ехала вслед за мужем, с любопытством поглядывая на узников. Глаза ее — кажется, темно-шоколадные или черные, чуть вытянутые к вискам, наводили на мысль о капельке местной индейской крови, впрочем, в испанских колониях это вовсе не выглядело моветоном… в отличие от колоний английских.
Красивая и надменная — так бы определил графиню Андрей, как и все, бросивший работу ради приветствий и почтительных поклонов. Даже Мартин — и тот, похоже, наконец-то проявил хоть какую-то заинтересованность, и причиной тому явилась… нет, не красавица графиня, явно староватая для подростка, а… все та же Аньеза, вместе с другими слугами — чернокожими и белыми — идущая вслед за лошадью своей новой хозяйки. Аньеза… Да, она выглядела, как служанка, которой и была: выбивающиеся из-под какого-то дурацкого апельсинового цвета чепца соломенно-золотистые вьющиеся волосы, скромное темное платье с передником, простенькие сандалии на ногах. Никаких украшений… разве что сияющие глаза… и улыбка, озарившая исхудавшее личико, едва только девушка заметила Мартина — а парень, вскочив на ноги, давно уже махал ей рукой.
— Какой миленький, — графиня приняла приветствия юноши на свой счет и даже придержала лошадь, скосив глаза на подбежавшего Лопеса. — Неужели этот бедный мальчик — бунтовщик?
— О, еще какой, донна Кьяра!
— Вот как? — графиня перевела взгляд на Мартина. — А ты сам что скажешь? Язык проглотил? Что ты так смотришь?
— Ваше платье, мадам…
— А что с моим платьем? — Донна Кьяора недовольно поджала губы.
— Оно чуть-чуть… так, слегка… устарело, — облизав губы, промолвил юноша.
— Ах, устарело?! — Темные глаза матроны сузились, и без того бледные щеки еще больше побелели от гнева. — Нет, ну каков нахал…
— Он не нахал, он портной, госпожа, — выступив вперед, учтиво поклонился Громов. — Парень из Барселоны и знает толк в нарядах и тканях. Думаю, он много чего мог бы вам подсказать. И даже пошить.
— Портной?! — Лицо графини вдруг озарилось радостью. — Ах, вон оно что… И как же тебя зовут?
— Мартин, госпожа графиня.
— Можешь звать меня — донна Кьяра, — милостиво улыбнувшись, обворожительно-царственная супруга коменданта форта Сан-Маркос томно взмахнула рукой. — Сегодня же я велю доставить тебя в наш дом. Скажу мужу. А ты готовься… Мартин… Надо же, такой юный — и портной. Из Европы! О наконец-то я утру нос всем своим подругам… особам весьма завистливым, надо сказать.
Графиня хлестнула изящной плетью коня, нагоняя мужа, а Мартин все так и стоял, все смотрел ей вслед… на Аньезу. Девчонка даже обернулась, несмело помахала рукой…
— Ну вот, — Громов хлопнул парня по плечу. — Вижу, наконец-то ты ожил.
— Аньеза, — с мечтательно улыбкой прошептал юноша. — Неужто Господь даст нам свидеться?
— Даст, даст, — расхохотался Андрей. — Только не Господь, а господин комендант… вернее — его супруга. Ты и в самом деле хороший портной, Мартин?
— Так, кое-что умею.
— А ну что встали? Работайте! — прервал разговор вернувшийся от ворот Лопес и, посмотрев на Пташку, добавил: — А ты завтра утром явишься в дом сеньора графа! Не сам, конечно, явишься — тебя отведут. Фу! — надсмотрщик неожиданно скривился. — Ну и запашина от вас! Ты, парень, утром смоешь пот в море. Смотри осторожнее, этого придурка Рамонеса, похоже, все ж таки сожрала акула! А я ведь его сколько раз предупреждал.
— И что, тело не нашли? — с видимым безразличием спросил Громов.
Лопес с презрением отмахнулся:
— Да и не искали особо. Кому надо-то? Этот Рамонес, он ведь бобылем жил, да и многим здесь надоел — недобрый, драчливый, злопамятный. Нельзя таким быть, нет!
Попрощавшись со всеми, Мартин ушел утром, точнее сказать — увели. Один из свободных от несения службы солдат отвел подростка сначала к морю, а потом — в дом господина полковника. С тех пор парня в крепости и не видели, и Андрей искренне за него радовался. Кто на что учился! Чем месить раствор в грязном корыте, так лучше уж помахивать иглой, перешивая наряд для красавицы графини… к тому же еще и Аньеза под боком, глядишь, скоро и до свадьбы дело дойдет — в те времена браки устраивались рано. А что? Получить благословение графини да открыть мастерскую — по мнению Громова, Мартин на это был способен вполне.
Нынче же следовало думать о себе и своих напарниках-каменщиках, не забывая и о Саланко — именно с его помощью узники и надеялись бежать, а как еще-то? Пробраться на какой-нибудь корабль — бред, еще только хуже будет, да и не возьмет никто за просто так, без оплаты, капитаны ведь тоже не дураки. Выдадут… и горожане — выдадут, все они вполне искренне ненавидели «английских собак» (было за что!), тем более — за беглых полагалась солидная премия. Так что надежда была лишь на индейцев-маскогов, именно так «Грозовая Туча» Саланко именовал свое племя, англичане же называли их «крик» — «ручей» или «люди ручья». Как понял Андрей, соплеменники юного индейца жили на юге Каролины, на берегах какой-то небольшой реки или ручья, потому англичане так их и прозвали. Около двух десятков селений, родовых становищ, из которых главные роды — касита, ковета, куса и кусабо, Грозовая Туча принадлежал к последним. Что же касается здешних, флоридских, индейцев — Саланко называл их тимукуа и майяими — то те считали маскогов врагами. И не зря — маскоги частенько помогали английским колонистам в набегах на ту же благодатную Флориду, кстати, и сам юный индеец угодил в плен во время подобного набега.
Значит — Каролина. Колония, когда-то подаренная королем Англии Карлом Вторым нескольким пэрам. Кому именно Каролина, еще не разделившаяся официально на Северную и Южную — принадлежала сейчас, Громов не знал, и у Саланко не спрашивал, справедливо полагая, что ненужной информацией голову забивать нечего. Гораздо больше лейтенанта сейчас интересовало другое — ну убегут с маскогами — а дальше что? Да, конечно, в столице Каролины Чарльстоне — «Городе короля Карла» — беглецов никто не знал, и, наверное, можно было бы выдать себя за кого угодно — телеграф, слава богу, еще не изобрели, и вряд ли из Барселоны хоть что-нибудь сообщили, тем более матросы со «Святой Эулалии» — те, кто еще жив — ныне ударно трудятся на рытье рва и вряд ли скоро окажутся в Каролине.
— Да, черт с ней, пускай Каролина, — махнул рукой Каменщик Рамон. — Какая разница — где? Другого-то выхода у нас все равно нет… А в Чарльстоне мы хотя бы будем свободными и что-нибудь придумаем — для начала можно и дома строить по договору — опыт у вас всех теперь есть.
Головешка Сильвио махнул рукой:
— Согласен — Каролина!
— А я бы домой вернуться хотел, в Матаро, — неожиданно промолвил Деревенщина Гонсало. — Землю б свою вернул, крестьянствовал… Женился бы.
И столько в его голосе было неожиданной щемящей грусти — вот уж никто не ожидал! — что Громов закусил губу. В конце концов, и сам-то он хотел бы вернуться. А Чарльстон — это порт, куда, насколько помнил Андрей, не так уж и редко заходит один кораблик… под названием «Барон Рохо»…
— Кстати, насчет дома, — усмехнувшись, лейтенант повысил голос. — Думаю, твоя идея, Гонсало, не так уж и несбыточна. Мы все сможем вернуться домой… я имею в виду Барселону, Матаро и что-то там еще… Да, сможем! И, полагаю, гораздо быстрее, чем вы все себе представляете — война ведь не будет длиться вечно.
— Да, но король Карл… Это ж от его имени нас всех осудили и выслали!
Андрей покачал головой:
— Однако королю Филиппу Бурбону мы ничего плохого не сделали. Наоборот, от конкурента его пострадали.
— Так ты, Андреас, думаешь, что Филипп Анжуйский…
— Он вполне может стать королем для всей Испании, — перебил Громов Головешку. — Если откажется от будущих претензий на французский трон, удовлетворившись только испанским. Это устроит всех — англичан, голландцев, пруссаков. Да так и случится, попомните мои слова!
