Саша прихлебывает красное винцо и гоняет маслинку по тарелке. Тем временем несут маленьких жареных рыбок. Не хамсу, как в прошлый раз, а нечто вроде ставридок с палец.
— Слушай и запоминай. Послезавтра мы улетаем отсюда.
— Куда? В Израиль?
— Почему?
— К Святым местам.
— Ты меня, Болотников, не парь. Ты туда потом сам слетаешь. С семьей. Поклонишься и приложишься.
— Я про себя немного привирал.
— А ты не исповедуйся. В храме расскажи. Я когда паспорт твой отдал добрым людям для билета, они мне твое резюме на следующий день принесли. Так что, из нас двоих, не я скотина, а ты.
— Это как?
— Не продолжай придуриваться. Ты на своей земле живешь, в самолетах разумеешь. А болтаешься на озере и брагу жрешь.
— А что мне, как ты, в палачи?
— Как я, у тебя не получится. Учиться долго надо. А время ушло. Да и добрый ты излишне. Не годишься. А я злой.
— Ладно. А где мои самолеты?
— А что ж ты их отдал?
— Все отдавали — и я.
— То-то же. Речь не об этом. Ты в другой раз не оплошай.
— Какой еще другой?
— Ну, не в этот. В другой. Ладно. Ты теперь в вере.
— Почем знаешь?
— Вижу.
— А ты?
— А я только около.
Несут суп из морской нечисти. Он дорогой и Саша все не решался просить или заказать самому. Официант обслуживает строго, вежливо. Как в фильмах. Роль сегодня такая у Саши, чтобы его обслуживали.
— А про себя не хочешь рассказать? — просит он Пса.
— Я — человек государственный. И все про это. Короче, ты летишь один. Встречаемся в Каргополе.
— А отчего же не в Архангельске? Или не в Череповце?
— Ты пока наемный работник. Выполняй.
— А деньги? Потом по почте?
Пес вынимает из кармана конверт. Передает Саше. Тот заглядывает в конверт. Изрядная пачка по сто евреев. Достаточная.
— Спрячь подальше. Получишь еще. Потом.
— А потом?
— А потом суп с котом. Кушай…
Саше кушается уже легче.
— Домой больше не звони. По городу не шатайся. Сиди в номере. Утром такси придет. Тебя позовут. Вещи мои пусть в номере остаются. Там барахло всякое.
— Там барахло, в Каргополе барахло.
— Запомни. Не в вещах счастье. Да ты и сам это понимаешь.
— Я еще спросить хотел.
— Спрашивай.
— Там памятник кому, около гостиницы?
— Врагу греческого народа. Наступал успешно, а Константинополь не взял. Хотя мог. Но ты не волнуйся. В пророчествах все сказано. Возьмет какая-нибудь Псковская дивизия и передаст грекам.
— С чего это?
— Ты теперь много читать будешь. Купи компьютер, в Интернет выходи. Там все о судьбах мира есть.
— А ты?
— А я полечу другим рейсом.
— А потом?
— А потом я тебя сам найду.
— Где?
— Сказано, в Каргополе.
— Каргополь маленький. Тебя там легко найдут.
— Ты всех мест там не знаешь.
— А ты знаешь?
— А я там родился.
— Че?
— Ни че. А ты позже приехал. А я на Родине хочу жить.
— И умереть?
— А тут вы заблуждаетесь. Еще раз повторяю — вещи мои пусть в отеле остаются. За номер уплачено вперед. Спросят, скажешь, к родственникам поехал. Это важно.
— Куда?
— В Афины.
— А где жить будешь?
— Да так. Рыбу половлю. Октопусов. На турбазе, словом.
— Тут нет турбаз.
— Это для тебя нет. Устал я от тебя. Пошли.
Саша отхлебнул еще винца, а потом взял бутылочку Пса и вылил все из нее в фужер.
— В номер вернешься?
— Нет. Пойдем вместе, а потом меня не будет рядом, а ты, как ни в чем ни бывало, иди. Пивка там попей, полежи.
— А если придет кто?
— Никого не будет.
— А этот… паломник? Викеша?
— Его не будет. Тут сейчас за нами другие глядят. Но ты не бойся. Молись и не бойся.
Хмель медленно выходил из него. То ли густой суп, то ли общее сравнительное здоровье было тому причиной.
Они молча погуляли по набережной, вернулись на площадь, не обращая внимания на вьетнамцев-коробейников. Игрушки, шоколадки, пиво. Все, что хочешь. Потом Пес вошел в какой-то магазинчик и не вышел. Саша заглянул внутрь. Никакого Пса там не было.
Он, не оглядываясь, дошел до отеля, бутылку воды купил, пива банку. В номере опять душ принял, запер дверь, лег, включил телевизор. Под бесконечный новостной блок уснул, хотя и с трудом. Пес горазд был на шутки. Поди, еще вернется скоро. Винца принесет. Шашлыков…
… Примерно к середине ночи Саше стало тошно. Не в физическом смысле, а в том, главном. Все фантастические обстоятельства его последнего времяпрепровождения, этих вот нескольких недель, вылились в неискоренимое желание — покинуть номер и отправиться путешествовать по ночному городу. Он ясно понимал, что никогда сюда не вернется. Да и вообще более из Каргополя своего носа не высунет, если вообще туда доберется. Взглянуть еще раз на людей, сидящих сейчас под тентами, идущих по улицам, не опасаясь мента или бандита. Здесь их должно быть не меньше… но все же не опасался он. Деньги заколоть булавкой на трусах, паспорт в карман рубашки, тоже заколоть, и билет.
Ночной портье как читал книжку, так и продолжил ее читать. С виду студент. Рубашка белая, лицо умное. Отель в Салониках — это вам не общежитие леспромхоза, переделанное в странноприимный дом. Ну, да бог с ними. Он вышел на улицу и это была улица Сократос.
Ларек, где газеты, пиво, шоколадки и телефон, светился, наполненный несбыточным ожиданием счастья. Саша попросил банку пива. Хозяин комбината счастья говорил по-русски без ошибок. Разговор произошел такой.
— А есть ли экскурсии по ночному городу?
— Таких экскурсий нет.
— А если на такси?
— А не дорого?
— А сколько?
— Ну, смотря зачем экскурсия. По бабам — одно…
— Да мне покататься. И поговорить…
— А деньги есть?
— Есть пятьдесят евро.
— Ну, примерно час покатает.
— А как его вызвать? Где найти?
— С тебя два евро за звонок.
— Получи. Возьми пять.
— Пять не надо. Откуда ты?
— Из Питера…
— А я из Сухуми. Давно уже…
— И много здесь вашего брата?
— Хватает. С шубами работаешь?
— Какими шубами?
— А. Понятно. Экскурсия?
— В монастыре был.
— Каком? Паломник?
— В главном.
— В главном, это как?
— На Афоне.
— Повезло. Я вот все никак. В Пантелеймоне?
— Почем знаешь?
— Знаю. Утром приходи. Поговорим.
— Ты тут сутками, что ли?
— Вся семья. Очень удобно…
Подъехавшее такси прервало так славно начавшийся разговор двух соотечественников.
— Куда?
— Вы тут все русские?
— Советские.
— Значит, русские.
— Садись… Покататься?
— Ага.
— Куда?
— Афины далеко?
— Пятьсот верст. Только не поеду.
— Да я и не прошу.
— Да чего там? Большой город. Дикий.
— А Салоники?
— Тут рай. Метаксу будешь?
— Не… Узы нет у тебя?
— У меня все есть.
— Ты езжай и рассказывай.
— Ну и ладно… Про Александра Македонского слышал?
— Ну да…
— Так это в честь его сестры город назвали. Триста лет до этой эры… Второй город Византии. Тогда тут все и отстроили…
— Отели и кабаки?
— Церкви, монастыри и стадионы… У Димитрия был?
— Футболист?
— Святой Димитрий. Это же рядом. Салунский. Сейчас свернем и вернемся…
— А, да… Пес говорил…
— Пес, это кто?
— Да так. Собака одна.
— А где он?
— А тебе зачем?
— Да мне и неинтересно.
— Ну и ладно.
— Завтра в Белую Башню сходи.
— Это что?
— Музей. Интересно.
— А где это?
— А вот сейчас свернем и проедем.
— Я бы кофе выпил. Есть где?
— Есть.
Они остановились возле веранды, где догуливала компания немцев, которых Саша научился вычислять безошибочно по легкому безумию в глазах и достоинству в телодвижениях. Сели за столик.
— Я ставлю, — сказал Саша, — тебя звать как?
— Артур.
— Во. Из Сухуми?
— Из Чимкента. Я сам себе возьму.
Артур выпил бутылочку воды, а Саша — «Эленико» с булочкой.
Ночные мотыльки и мошки образовывали роящийся столб совсем рядом. Свежий ветер с залива милостиво трогал лицо ночного путешественника. Артур откровенно отдыхал напротив, неспешно пересказывая туристические проспекты. Ночь удалась.
— А как здесь зимой?
— Зимой здесь бывает холодно. Снег бывает. А летом жарко. А иногда — ничего. Главное, нет ни одного одинакового дня. Погода — это главное. В Чимкенте было как-то тупо. Одинаково.
— Ты грек?
— На седьмой воде.
— Дорого заплатил за гражданство?
— Ты не говорил, я не слышал.
— Яволь. Поедем, однако. Где тут Метеори?
— За городом. А деньги-то есть?
— Деньги есть. Поехали…
Они еще часа три колесили по городу и окраинам, останавливались в кафешках, Саша пил свою анисовую, Артур болтал, и наконец настал самый темный миг ночи. Тот, что самый главный перед рассветом. Они вернулись к отелю.
