— Так нечестно, — возмутилась Эрика. — Я же ничего не успела посмотреть! И на вышку не залезла! И с волшебниками не познакомилась! И колдовать не научилась! А ты предлагаешь от этого отказаться! Нет, нет, и ещё раз нет.
— Как хочешь, — гном не стал спорить, ловко подхватил мешок, сунул туда кувшин и исчез за бочкой. Эрика осторожно заглянула за неё. Пусто. Только серая скомканная тряпка, да слой прошлогодней листвы.
— А может, возьмёшь другое? — тихо спросила она, не надеясь на ответ. Теперь надо было идти по гномьим хижинам и выпрашивать масло у рядовых гномов. Но дадут ли они его в обход старейшин? Кроме того, похоже, что масло здесь ценится на вес золота.
— Ты пойми, — раздалось за спиной. — Я же попросил и так самую малость.
Эрика обернулась. Гном стоял, как ни в чём не бывало, а кувшин покоился у его правого ботинка.
— Я ведь мог попросить многое другое, — вздохнул гном, и Эрика увидела, как основание бороды полуотклеилось. — Скажем, радость каждого дня. И вся жизнь превратилась бы для тебя в цепочку скучных буден. Или радость влюблённости. Предположим, влюбишься ты в мальчика, но будешь чувствовать по отношению к нему только злость и раздражение. А он, глядя на тебя, поймёт, что тебе плохо. И ему станет тоже неуютно, потому что он никак не может улучшить твоё настроение. Соглашайся, пока я не передумал. Или будешь плакать так, что бриллиантовые слёзки покажутся тебе сущими пустяками.
— Ладно, — сказала Эрика. — Забирай.
— Пожмём друг другу руки, — обрадовался фальшивый гном и протянул Эрике грязную пятерню. Девочка осторожно коснулась чумазой ладошки средним и указательным пальцами. Потом огляделась. Ничего не произошло.
— Смотришь? — осклабился фальшивый гном, и пламя в его глазах засверкало. Теперь глаза походили на два зелёных солнца.
— Всё, как и прежде, — отозвалась Эрика. — Ничего не изменилось.
— Выйди в свой мир и зайди обратно, — кивнул гном. — Тогда всё и почувствуешь. Впрочем, у меня есть для тебя маленький подарок. Тем, кто не суетится в глупых раздумьях, я дарю бонусы.
— Че-е-его?
— Ну, призы, — хмыкнул гном. — Ведёшь себя так, словно никогда не играла в компьютерные игры.
— А я и не играла, — обиделась Эрика. — Некогда мне. У меня знаешь сколько дел? А в этом году будут ещё и факультативы по немецкому.
— Ближе к делу, — посуровел гном, у которого борода теперь держалась на честном слове. — Тебе надо обратно, не правда ли? А птичка улетела. Ну, и как ты отыщешь путь назад?
Эрика всмотрелась в сияющие дали. Сотни башен. Тысячи крыш. Десятки холмов, утыканных шпилями. Где-то там затерялась башня, в которой Эрику ждут часы.
— А времечко уходит, — качнул головой гном, и борода упала ему под ноги. Впрочем, он нисколько этим не обеспокоился. Просто запнул бороду за бочку.
— Я спрошу у гномов, — Эрике захотелось щёлкнуть настырного гнома по голове, но внезапный холодок удержал её от опрометчивого поступка.
— Они ответят, — кивнул безбородый. — За три золотых волоска.
— Что же делать? — Эрика обеспокоилась по-настоящему.
— Я же говорил про подарок, — хмыкнул тот, в чьих глазах полыхало зелёное пламя. — Но ты не слушаешь. А зря. Впрочем, довольно объяснялочек. Раз…
И гном исчез.
— Два… — прозвучал его голос будто бы со всех сторон. И бочка растворилась.
— Три… — и Гномьей Слободки как не бывало. Перед Эрикой раскручивалась знакомая спираль ступенек. Любопытство взяло верх, и девочка не удержалась, чтобы не оглянуться и не посмотреть, что теперь ведёт ко входу в башню. За спиной оказалась аллея тоненьких берёзок, растущих на довольно затоптанном газоне. Дорога, как и прежде, выложенная из разноцветных плиток, теперь поворачивала гораздо раньше и тянулась вдоль нескончаемого здания, три этажа которого не мешало бы срочно отремонтировать.
Глава 25
Цветок времени
Ель говорит и, ветками шурша,Слова бормочет тихо, не спеша.И источает хвойный ароматЛет двадцать или даже пятьдесят.
* * *
В сладостно-зелёном свете проклюнулись ростки того, что опять проснулось и увидело совершенно иной мир. Пока рядом никого нет, и в мире царит ослепительная чистота.
Мир переживает молодость. У мира сейчас всё впереди. Наступает время познания. Вкус времени, словно яблоко. Хрустящее. Жёсткое. Кисло-сладкое. Бодрящее.
Внимательные глаза наблюдают за очередным перерождением.
Время, сотканное из трав и изумрудов, живительной влагой вливается в того, кто умеет его пить.
* * *
— Так, — пробормотала Эрика. — Пока на осеннее поле не больно то и похоже. Да и башня никуда не делась. Значит, я всё ещё в сказке!
И туфельки звонко защёлкали по каменным плитам, уводящим к пятому витку спирали. Эрика улыбалась. Она поняла, что радость никуда не исчезла. Радость новых открытий. Радость необычного. Радость от незнания того, что ждёт тебя в следующую секунду.
Зал за дубовой дверцей по-прежнему пустовал. Часы отщёлкивали неуловимые секунды. Шестерёнки торопливо скрежетали, словно предчувствовали, что скоро тон их голосов кардинально изменится. Бутылка осторожно опустилась на исцарапанный пол. В глубинах сосуда что-то слабо булькнуло.
— Вот оно, твоё масло, — не слишком дружелюбно сказала Эрика. — Не очень то дёшево оно у вас достаётся.
Часы всхрипнули. На тех же местах в завитушках цифр появились бледно-голубые глаза. Створка ворот, за которыми покачивался маятник, распахнулась. Из тёмного проёма высыпало шесть дюжин мышек в фиолетовых комбинезонах и споро принялись за работу. Эрика и удивиться не успела, а сложный механизм, собранный из карандашей, двух жестяных воронок и множества разноцветных колёсиков от детской пирамидки, бережно наклонил бутыль. Из узкого горла заструилась тягучая медовая жидкость с резким запахом, падая в напёрстки, которые мышки, выстроившись в две цепочки, передними лапами ловко передавали друг другу. Фиолетовая полоса плавно убегала под маятник и, видимо, продолжалась там в бесконечных запутанных переходах. То одна, то другая шестерёнка резко затихала и продолжала работать с удивлённым молчанием. Скрежет постепенно сменился мягким шелестом, тихим жужжанием и редкими щелчками. Наконец, напёрстки исчезли, мышки весело отплясали хоровод вокруг Эрики и скрылись под маятником, не забыв затворить дверь.
— Начнём, — сказали часы мелодичным голосом. Такие в оперных театрах задушевно поют «Паду ли я, стрелой пронзённый…» или «Кто может сравниться с Матильдой моей?..» Теперь не доносилось ни клацанья, ни скрежета, и речь, словно река, превратилась в плавный поток слов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
