– Вы кошку убили? – с негодованием спросила Ирина, поворачиваясь к Бабкину. – Зачем?!
– Случайно, – попытался оправдаться тот. – Но, в общем, был такой позорный факт в моей биографии. Правда, у нас стрелы были покруче, – показал он на колчан, который гордо висел у Кости на боку.
– Костя, ты молодец, – очень серьезно сказала Вероника. – Если бы не ты…
Все замолчали, и даже тетя Даша перестала повторять имя Кирилла Балукова. Каждый понимал, что бы случилось, если б Костя не забыл дома арбалет и не вернулся с половины пути.
– Зачем? – в тишине жалобно спросила тетушка Даша. – Зачем ему было убивать Машу? И Степу? У них же такая хорошая семья!
– У них не хорошая семья, – ответил Макар. – У них очень плохая семья, Дарья Олеговна. Представьте себе, что вы свою петрушку, или укроп, или что там у вас растет на огороде, накроете камнем. Что получится?
– Как что? Погибнут, – не понимая, чего хочет от нее Макар, ответила женщина растерянно.
– А если не погибнут? Может такое случиться?
– Может, почему бы и нет. Если ростки небольшие, то они искривятся и постараются из-под камня выбраться. Будут кривые, с изгибами.
– Вот именно так и произошло у Балуковых, – сказал Илюшин. – Дед у них властный, свою семью держит в страхе. Всех прижал, как камень, – и сына собственного, и жену, и невестку, и всех внуков. Но каждый из них постарался, как мог, вылезти из-под камня.
– Только вылезли криво, – мрачно добавил Бабкин, вспомнив Ольгу со студентом Копушиным-Раскольниковым.
– Кривее некуда, – согласился Илюшин. – Катерина Балукова спит с собственным тестем…
– Как?! – хором ахнули Дарья Олеговна и Вероника. Ирина покраснела.
– Непринужденно, по всей видимости, – пожал плечами Макар. – Так вот, Катерина изменяет мужу с его собственным отцом. Ольга, ее средняя дочь, похоже, пошла в мать.
– Подлости в ней больше, – поморщился Бабкин, вспомнив дохлых мышей.
– Мы не знаем, что за человек Катерина Балукова, – напомнил Илюшин. – Не знаем, какие подлости делает она за закрытыми дверями. Сдается мне, что не может жить вместе такая большая семья, и чтобы никто не знал, даже не догадывался об отношениях Катерины со старшим Балуковым… Как его там?
– Алексей Георгиевич, – вздохнув, подсказала тетушка Дарья.
– Вот-вот. С ним самым. Думаю, что либо муж Катерины, либо ее свекровь догадываются о чем-то, а может, и знают наверняка. Вот Ольга точно знает, я совершенно уверен.
– А Кирилл? – спросила Вероника, вспомнив парня, постоянно работавшего на огороде. – Господи, до сих пор не верится…
– Понятия не имею, – честно сказал Илюшин. – Но он самый старший из детей, к тому же парень, поэтому на нем наверняка срывали раздражение и злость. Судя по тому, что он подстерегал Машу возле бани, я склонен предполагать, что Кирилл знает об отношениях деда и матери.
– Он трус, – подала хриплый голос Маша из своего кресла, и все повернулись к ней. Вероника встала, потрогала Машин лоб и озабоченно покачала головой. – Точно вам говорю, он страшный трус. Когда он собирался меня задушить, то ужасно боялся. Ему приходилось себя накручивать.
Бабкин хотел выругаться, но взглянул на Ирину с Вероникой и сдержался.
– Ты с оперативником разговаривал? – напомнил Макар. – Давай выкладывай, что он тебе рассказал.
– Парень во всем признался, – ответил Сергей. – Практически сразу. Если бы ему в машине дали ручку и бумагу, он бы еще в пути начал показания давать, до того был перепуган. Маша права – он редкостный трус. И падаль, – прибавил сквозь сжатые зубы и поймал на себе укоризненный взгляд Вероники. – Признался, что хотел Машу изнасиловать, – последние два слова Бабкин выговорил с трудом, – только сначала собирался ее либо придушить слегка, не до смерти, либо по голове стукнуть, чтобы она потеряла сознание.
– Специфический насильник, – задумчиво проговорил Макар.
– Да он вообще не насильник! Основным качеством, которое определяло все его поступки, и в самом деле была патологическая трусость.
– Ничего себе трус, – покачала головой Ирина. – Он Степана Андреевича убил!
– Он убил его от страха, – сказал Бабкин. – Сначала Кирилл напугал Машу в бане – после того, как дед чуть не выпорол его за какую-то провинность. Он ничего не продумывал – просто пошел отлежаться к липинской бане, как часто делал, а там заметил Машу и решил отвести душу. Кстати, у него с собой был нож, – нехотя прибавил Сергей. – Поэтому ожидать от подонка можно было всего, что угодно.
– Хорошо, ты там мимо проходил, – откашлявшись, заметила Маша. Вспомнила: – Вот тогда мне было очень страшно.
– Лесник мог бы остаться жив, если бы Балуков не вздумал стереть свои отпечатки со стекла, – продолжал Сергей. – Он решил, что по отпечаткам его могут найти, и отправился рано утром на участок Липы Сергеевны. Про отпечатки парень знал, потому что пару лет назад его задерживали по подозрению в краже и отпечатки, разумеется, перекатали. Но около бани ходил Лесников со своими козами и увидел его.
– Ну и что? – непонимающе пожала плечами Дарья Олеговна. – Поступок, конечно, Кирилл совершил гадкий, ничего сказать не могу, но зачем же было Лесника-то убивать?! Ему ж за хулиганство ничего бы не грозило! Правильно я понимаю, Сережа?
– Ты-то понимаешь правильно, – кивнул Бабкин. – Только Кирилл Балуков этого не понимал.
Кирилл сидел в камере, в которой, кроме него, никого не было, и в тупом оцепенении раскачивался вперед-назад. Над ним смеялись! Милицейские, которые задавали вопросы, так ржали над ним, что он чуть не расплакался прямо в кабинете. Они назвали его дураком, хотя Кирилл вовсе не дурак, сам-то он хорошо знает. И сказали, что теперь его точно посадят, а за то, что он делал до этого, не посадили бы.
Но дед, сколько он себя помнил, всегда пугал его тюрьмой за проступки. Только говорил не «тюрьма», а «зона». Как-то раз Кирилл с ребятами хотели взломать ларек, чтобы утащить водку и сигареты, их поймали и долго держали в милиции. Когда всех отпустили, отец выпорол его, а потом дед объяснил, заколачивая слова ему в голову, что с ним сделают на зоне, если он туда попадет. Раньше Кирилл никогда о таком не думал, не мог даже представить, что подобное можно сделать с ним, с Кириллом Балуковым, пятнадцати лет от роду. Но дед говорил так страшно и внушительно, что Кирилл сразу ему поверил и ночью повторял про себя слова деда: «Самое страшное, кретин, что с тобой может случиться, – это зона». Нет, не так. Дед говорил – Зона.
И когда Кирилл подстерегал рыжую около бани, он боялся только одного – что его поймают, будут судить и отправят на Зону. Поэтому он бросился стирать свои отпечатки. Но Лесник, бродивший поблизости и видевший его, испугал еще больше. Лесник советовал пойти и признаться во всем, не понимая, что тогда Кириллу настанет конец. Старый пень! Он даже не хотел задуматься над тем, что ожидало бы Кирилла, если бы он признался, как подсматривал за рыжей, и смеялся, и шипел, а потом ждал ее в кустах и чувствовал, как она боится. Лесник повторял какую-то ерунду, половину из которой он даже не понимал. А потом Кирилл догадался, что нужно сделать, и убил его топором, который захватил с собой, когда шел на озеро. На самом-то деле не догадывался, конечно, а сразу знал, зачем идет, потому что на Лесника, алкаша проклятого, нельзя было надеяться. Он бы обязательно проговорился про стекло в бане и отпечатки, и Кирилла бы арестовали.
Кирилл так думал. И знал, что все сделал правильно. Но эти, в кабинете, которые ржали над ним и называли придурком, сказали что-то такое, чего он поначалу и не понял. Они сказали, что за хулиганство возле бани ему ничего бы не было, а Лесник что-то перепутал спьяну, и даже если бы он проговорился – даже тогда Кирилл остался бы на свободе.
Что же получается – он зря его убил?! Он так и спросил, а они заржали – все, кроме одного, молодого и бледного, который не заржал, а смотрел так, как будто ему немного жалко Кирилла. Кирилл почувствовал это и спросил у бледного, что же теперь с ним будет. Он, кажется, даже немного заплакал в тот момент, потому что ему стало страшно. А бледный пожал плечами и потом сказал, что ему, Кириллу Балукову, дадут срок, а какой – решит суд.
Но ведь это неправильно! Он не знал, что за то, что он делал возле бани, его никто бы не посадил! Они же должны понимать, что Кирилл не знал, и убил Лесника только поэтому! А они смеялись, называли его придурком и спрашивали, зачем он убил тетку, которая жила по соседству. Говорили ему, какой он идиот, и спрашивали, зачем Кирилл положил топор в мешок. Сказали, что на топоре остались отпечатки пальцев, потому что он был в пакете, и вода в пакет не затекла. И в конце концов, когда он закричал на них всех, его увели из кабинета и оставили здесь, в камере, в которой пахнет хлоркой, и теперь он мог только раскачиваться из стороны в сторону и тихо объяснять кому-то неизвестному, что он не знал о том, что его не отправят на Зону за то, что он делал у бани. В том-то все и дело! Произошла ошибка, глупая ошибка! Не может быть, чтобы его посадили за ошибку!!!
