— Не веди с Крыловым и его замами телефонных переговоров, — велел Павлик сестре, — пошли факс, строгий и деловой, без экивоков и извинений. И поставь свечку в церкви.
* * *
Ответа не было три дня. Маришка извела всех упреками и обвинениями. Потом Крылов перечислил деньги — десять урезанных процентов.
Маришка возликовала, кружила маму по комнате. Как оказалось, радовалась рано: мама не собиралась успокаиваться. Настаивала: деньги вернуть, проект забрать. Павлик злился: они пускаются на второй круг абсурда. Крылов вернулся к первоначальным договоренностям — отлично. Но какого лешего еще тянуть из него деньги?
Маришка пыталась отвлечь внимание мамы на другие события:
— Ой, забыла тебе сказать. Мы открыли в Интернете свой фирменный сайт. Там все твои домики: и «Олень», и «Хокку», и «Лилия» — все, все. Красивые слайды, а рядом имя разработчика — архитектор Татьяна Александрова. Классно получилось. Посещаемость сайта растет с каждым днем. Ждем потока новых клиентов.
— А имена старых рядом с домиками указаны? — спросила Таня.
— Что ты! Мы же не наводчики и не добровольные помощники налоговой инспекции. Просто сказано — «по заказу частного лица». Думаю, крыловское «Дворянское гнездо» пора выкладывать на сайт. Как ты думаешь?
— Когда он оплатит штраф.
— Мама!
— Я сказала!
Ни хмурая злость сына, ни Маришкины грубая лесть, истерики, ссылки на предынфарктное состояние — ничто не могло заставить Татьяну отказаться от принятого решения.
Проблема отцов (матерей) и детей становилась неразрешимой. В орбиту споров и взаимных обвинений стали втягиваться ближайшие к семье люди — Борис и Катенька.
— Борис Владимирович, — призывала Маришка, — хоть вы объясните, что происходит. Почему мы должны вести себя словно крезанутые чукчи?
— Я плохо разбираюсь в бизнесе, но в любом деле идти на попятную после эффектных выпадов — значит показывать свою слабость или вздорность.
Так, он на стороне мамы, заключил Павлик. А как же иначе?
— Я тоже пока плохо разбираюсь в бизнесе, — съязвил Павлик, — но совершенно определенно знаю, что с людьми, которые с бухты-барахты требуют несколько тысяч долларов за какой-то мифический моральный ущерб, лучше дела не иметь.
— Татьяна Петровна, — подала голос Катенька, — может быть, Крылов оскорбил вас как женщину?
Татьяна беспомощно посмотрела на Бориса: что делать?
— Твои дети вышли из младенческого возраста, — сказал он, — и прятать от них взрослые проблемы поздновато.
Таня вздохнула и поведала о нападении Крылова и его домогательствах. Дети были, конечно, взрослые, но все-таки их ушам досталась весьма сглаженная версия. Тем не менее Катенька воскликнула:
— Какой ужас!
Павлик и Маришка застыли с открытыми ртами. Они воспринимали свою маму в определенном смысле существом бесполым. Конечно, она их родила, жила с папой в молодости. Но это когда было! Она прекрасно выглядит. А иначе их мама и не может выглядеть. Когда Маришка говорила «Крылов на тебя запал», она имела в виду проекты, а не маму как женщину. Сексуально домогаться их мамы — это преступление похлеще насилия над детьми!
— Двадцать пять процентов! — возмущенно крикнула Маришка. — Сто, двести процентов сверху!
— Пусть этот отморозок, — дернул головой Павлик, — вообще катится на все четыре стороны. Флаг ему в руки и паровоз встречным курсом.
— Правильно, — ухмыльнулся Борис, — надежда на статистику: такие долго не живут.
Татьяна чувствовала себя королевой, чьи подданные любому ее обидчику готовы открутить голову.
Она хорошо знала своих детей. А если чего-то не знала, то догадывалась в такие моменты — их глубокого эмоционального потрясения. Дурашки! Будто маленькие дети, которые, узнав на улице подробности взрослой интимной жизни, доказывают: наша мама такое не может делать. Они считали, что их мама с Борисом Владимировичем в кровати пасьянсы на одеяле раскладывают.
— Не будем доводить ситуацию до абсурда. — Она примирительно сложила руки. — Борис Владимирович прав: сказав «а», мы не должны отступать. Необходимо либо каким-то образом продолжить переговоры, либо заявить об их окончании.
— Пашка! Думай! — велела Маришка брату.
Павлик ушел в свою комнату, включил компьютер и отпечатал письмо, дополнение к ранее заключенному договору. Если в течение двадцати четырех часов деньги не будут перечислены на счет «Стройэлита», штраф увеличивается до пятидесяти процентов. Через сорок восемь часов они считают свои обязательства перед заказчиком Крыловым аннулированными и работу над проектом прекращают.
Телефонный аппарат-факс стоял в гостиной. Татьяна смотрела, как скользит вниз листок с ультиматумом. Удобная вещь цивилизация — ругаться с помощью электроники и электричества комфортнее, чем выяснять отношения с глазу на глаз.
Через полчаса ей позвонил Крылов:
— Привет, снайпер-самоучка!
— Здравствуйте, Владимир Владимирович.
— Ты знаешь, у меня, между прочим, сотрясение мозга. А рентген показал трещину основания черепа. Ты мне башку чуть не расколола.
— Вы позвонили, чтобы рассказать об увечьях?
— Нет. Я позвонил, чтобы напомнить тебе: альбомчик у меня. Любой архитектор переставит местами два окна, и ты ни в каком суде не докажешь, что проект твой.
Это была чистая правда. Поэтому Таня просила дочь — забери у него все бумаги. «Вы мне угрожаете?» — хотела спросить она, но за ней напряженно наблюдали четыре пары глаз. Надо избегать резких выражений. Она задала нейтральный вопрос:
— И что дальше?
— Дальше я перечислю завтра деньги, которые ты вымогаешь. Но не думай, милая, что ты меня сделала как фраера. Я проигрывать не привык. Поэтому утешься дополнительной валютой и помни, что я не оставлю мысли увидеть тебя когда-нибудь в костюме Евы.
«Не дождешься», — едва не вырвалось у Татьяны.
— Я приму это к сведению, — сказала она вслух и положила трубку.
— Что? Что он сказал? — задала Маришка вопрос, который мучил всех.
— Он… Он принес глубокие и искренние извинения, — сказала Таня и подумала о том, что без вранья не прожить на белом свете. — Завтра он перечислит деньги.
Молодежь, как по команде, торжествующе выбросила вверх кулаки и проскандировала: «Йес!»
«Раньше деток учили пионерскому салюту», — подумал Борис.
— Что за увечья? — напомнил он Татьяне слово из ее разговора.
— У Крылова сотрясение мозга и трещина основания черепа.
Все они считали себя человеколюбивыми натурами, но весть о крыловских травмах доставила им злорадное удовольствие.
* * *
Татьяна любила свадьбы. Не потому, что бывала на веселых и радостных, и не потому, что собственная запомнилась ей чудным праздником — запомнилось очень немногое: их с Андреем напряженное волнение, гул застолья и скандирование чисел «один, два, три…» под требовательное «Горько!». Но в человеческой жизни, кроме красных дней календаря, есть только два события уникально праздничных — рождение ребенка и рождение новой семьи. Крестины или обмывание ножек новорожденного, конечно, по значимости нужно поставить на первое место. Хотя обычно пережитые волнения, физические испытания и тревога о младенце не оставляют сил для безудержного веселья. Остается свадьба — она и есть самый главный праздник в жизни человека.
Татьяна как-то читала об одном беднейшем южноамериканском племени: там готовили мясные блюда раз в жизни — на свадьбу. Много лет назад они с Андреем отдыхали летом в Бессарабии. Хозяйка дома, в котором они снимали комнату, собиралась осенью женить сына и убивалась оттого, что не могла достать двадцатикилограммовую банку маслин. Бочки вина, пива, откармливаемые специально свинья, теленок, бараны — это мелочь. Но маслины!.. Они не входили в обычное меню, любителей экзотичных ягод было немного, и со свадебных столов маслины большей частью шли в отходы. Но свадьба без двадцати килограммов маслин — позор для родителей жениха. И все это — исключительность и абсурдность — было правильно, потому что важнее свадьбы нет события.
* * *
Обсуждение предстоящего бракосочетания Павлика и Катеньки с первых минут заседания «штаба» вылилось в громкие дебаты непримиримых сторон. Кроме жениха и невесты, Маришки, Андрея и Татьяны, на заседании «штаба» присутствовали родители Катеньки.
Александра Ивановна и Георгий Петрович работали в Московском метрополитене. Она кассиром, продавала проездные билеты, он — в депо. Тесть и теща чувствовали себя несколько скованно среди будущих родственников и терзались противоречивыми чувствами. С одной стороны, они не ожидали, что дочь так рано выскочит замуж, с другой — парень попался хороший, о лучшем и мечтать нечего. С одной стороны, Павлик обесчестил их Катеньку, но с другой — ведь не бросил. С одной стороны, дочка без образования осталась, с другой — в обеспеченную семью попала. Они теряли доченьку, но она-то от радости светилась. У них на свадьбу денег не накоплено, но сваты решительно не позволили им в расходах участвовать — мол, это заботы жениха и наши. Калым, значит. А в приданое невесте могут дать только ее любимого кота Сникерса.
