сразу же развернулись лицом к дверям.
— Похоже, что мы удачно выбрали лифт, — произнес кто-то за их спинами.
Аткинс услышал, как заработал мотор и, обернувшись, разглядел ухмылку на губах комментатора, а также стрекочущую камеру в руках оператора.
— Скажите, а священнику отрезали голову, — начал было комментатор, — или…
Не задумываясь, Аткинс со всего маху врезал комментатору в челюсть. От неожиданности и силы удара тот стукнулся головой о стенку лифта. Из разбитой губы брызнула кровь, комментатор осел на пол и потерял сознание. Аткинс перевел взгляд на оператора, и тот сразу же опустил камеру. Сержант посмотрел на Киндермана. Казалось, следователь даже и не заметил происшедшего. Он молчал, уставившись в пол и засунув руки в карманы. Аткинс нажал кнопку, и лифт остановился на втором этаже. Взяв следователя под руку, сержант бережно вывел его из лифта.
— Аткинс, что это ты затеял? — рассеянно пробормотал Киндерман. Сейчас он выглядел жалким и беспомощным стариком. — Я хочу прошвырнуться.
— А мы как раз и идем гулять, лейтенант. Вот сюда, прошу вас.
Аткинс проводил лейтенанта в другое крыло больницы и, вызвав лифт, спустился с Киндерманом на первый этаж. Ему не хотелось натолкнуться в вестибюле на журналистов. Миновав еще несколько длинных коридоров, они оказались в конце концов на улице, но только с другого выхода, рядом с территорией университета. Небольшой портик оберегал их от дождя, который заметно усилился к этому времени. Молча наблюдали они за ливневыми струями. Вдалеке группа студентов в разноцветных куртках и плащах припустилась бегом, торопясь на завтрак. Две подружки-студентки, заливаясь смехом и прикрывая газетами головы, выпорхнули из общежития.
— Этот человек был настоящей поэмой, — нежно произнес Киндерман Аткинс ничего не ответил. Он продолжал следить за дождевыми потоками.
— Аткинс, я хочу немного побыть один. Спасибо гебе.
Аткинс обернулся и внимательно посмотрел на следователя. Тот невидящим взглядом уставился прямо перед собой.
— Хорошо, сэр, — коротко бросил сержант. Он повернулся и отправился назад в отделение невропатологии, где с ходу принялся опрашивать свидетелей трагедии. Всех врачей, медсестер и санитаров психиатрического отделения, дежуривших в эту ночь, попросили задержаться. Некоторые из них уже крутились поблизости. Пока Аткинс задавал вопросы дежурной медсестре, рядом с ними неожиданно появился врач и перебил Аткинса:
— Вы простите меня… Извините… — Аткинс взглянул на него и заметил, что этот человек находился в сильнейшей растерянности. — Меня зовут Амфортас, доктор Амфортас. Я лечил отца Дайера. Скажите, неужели это правда?
Аткинс с грустью кивнул.
Несколько секунд Амфортас молча стоял, бледнея прямо на глазах. Взгляд его становился все более пустым и отрешенным. Амфортас словно ушел в себя и, обронив на прощание «Благодарю вас», неуверенной походкой двинулся к выходу.
Аткинс посмотрел ему вслед и снова повернулся к медсестре:
— Когда он приходит на работу?
— Он не приходит сюда больше, — ответила та. — Амфортас уже не работает с больными. — Девушка пыталась сдержать подступающие слезы.
Аткинс что-то пометил в своем блокноте. Он уже собрался было задать медсестре очередной вопрос, но вдруг неожиданно обернулся и увидел, что к ним приближается Киндерман. Шляпа и пальто следователя промокли насквозь. «Наверное, бродил под дождем», — подумал Аткинс. Киндерман стоял перед сержантом. Но он был уже совсем другим. Чистый и ясный взгляд его выражал решимость.
— Ну ладно, Аткинс, хватит тебе лодырничать и завлекать в свои сети хорошеньких сестричек. Здесь серьезное дело, а не шуры-муры.
— Сестра Китинг была последней, кто видел его живым, — сообщил Аткинс.
— Когда это произошло? — обратился следователь к медсестре.
— Примерно в половине пятого, — ответила та.
— Сестра Китинг, можно мне поговорить с вами наедине? — спросил Киндерман. — Простите, но это необходимо.
Она кивнула и вытерла нос платком.
Киндерман указал на кабинет с застекленными дверьми, расположенный неподалеку от дежурного поста.
— Может, там?
Девушка снова кивнула. Киндерман последовал за ней в кабинет. Здесь стоял небольшой столик, два стула, все стены были сплошь увешаны книжными полками, на которых теснились всевозможные папки и документы. Следователь жестом предложил девушке сесть и закрыл дверь. Сквозь стекло он заметил, что Аткинс не сводит с них взгляда.
— Итак, вы видели отца Дайера где-то в половине пятого, — сказал он.
— Да.
— И где вы его видели?
— В палате.
— А что вы там делали?
— Ну, я вернулась, чтобы сообщить ему, что не нашла вина.
— Я не ошибся, вы сказали «вина»?
— Да. Незадолго до этого он вызвал меня и попросил немного хлеба и вина.
— Это что, было нужно ему для мессы?
— Да, именно так. — подхватила медсестра. Слегка покраснев, она неуверенно пожала плечами. — Видите ли, кое-кто из наших врачей… В общем, иногда у них бывает спиртное.
— Понимаю.
— Я заглянула туда, где они обычно его прячут, — объяснила девушка. — А потом вернулась и сказала, что, к сожалению, мне ничего не удалось найти. Но хлеб я ему передала.
— И что же он вам сказал?
— Не помню.
— А когда вы дежурите, мисс Китинг?
— С десяти вечера до шести утра.
— Каждую ночь?
— Нет, только когда работаю.
— А по каким дням вы работаете?
— Начиная со вторника и до субботы, — ответила она.
— А до этого отец Дайер когда-нибудь служил мессу?
— Не знаю.
— Но раньше-то он никогда не просил вина и хлеба?
— Никогда.
— Он не говорил вам, почему именно в тот день собирался это сделать?
— Нет.
— Когда вы сообщили, что вина нет, он что-нибудь ответил?
— Да.
— И что же он ответил, мисс Китинг?
Медсестра вновь скомкала носовой платок и, взяв себя в руки, попыталась сосредоточиться.
— Он спросил меня: «Вы его выпили?» — Голос у девушки задрожал, и она сморщилась от страшного горя. — Он всегда шутил, — добавила она, а потом отвернулась и снова заплакала. Киндерман разглядел на одной из полок коробку с салфетками и, выдернув сразу несколько штук, сунул их девушке в руку, потому что ее собственный платочек представлял собой мокрый бесформенный комок.
— Спасибо, — поблагодарила медсестра. Киндерман терпеливо ждал. — Простите, — еле слышно пробормотала она.
— Ничего страшного. И больше отец Дайер вам ничего не говорил?
Медсестра отрицательно покачала головой.
— А когда вы увидели его в следующий раз?
— Когда нашла его.
— Когда это произошло?
— Примерно без десяти шесть.
— Скажите, в промежутке между половиной пятого и пятью пятидесятые никто не заходил в палату к Дайеру?
— Нет, я никого не видела.
— И никто не выходил от него?
— Нет.
— Все это время вы находились в кабинете напротив его палаты?
— Да, я составляла отчет о дежурстве.
— И вы постоянно находились здесь?
— Да, за исключением, конечно, нескольких минут, когда я занималась некоторыми пациентами.
— Сколько времени у вас на это ушло?
— Ну,
