– Да… Исидор Ильич! – просиял Вячеслав. – Да вы прямо спаситель мой! Век благодарен буду!
– Погоди благодарить, – посерьезнел подполковник, подписывая бумаги, извлеченные из пакета с эмблемой Министерства Внешних Сношений. – Отправить-то я тебя отправлю, а вот примут ли там… Тут я, братец, бессилен… Ну, иди оформляй все чин чином.
– Спасибо, Исидор Ильич!
24
– Излагайте свою теорию, господа, – устало проговорил Александр, сложив перед собой руки и не глядя на присутствующих в кабинете.
– Конечно, это кощунство… – начал Мендельсон – который из Мендельсонов «свой», а какой – «чужой», Бежецкий так и не научился разбираться. – Наука нам этого не простит.
Мендельсон-второй (или первый) дипломатично промолчал, видом своим, тем не менее, выражая несогласие.
– Наука, наука, – по привычке, встрял Новоархангельский. – Обе России под угрозой, а он – про науку талдычит!
– Точно, Аганя, – поддержал его Новоархангельский-близнец, у которого со своим «слепком» конфликтов, в отличие от Мендельсона, никогда не было – наверняка сказывалось то, что академик вырос в большой поморской семье и одних братьев имел пять человек, чем, бывало, хвастался так, будто самолично их не только прокормил и воспитал, но и родил. – Вечно у этих Мендельсонов на двоих три разных мнения!..
«Как быстро эти ученые нашли общий язык, – размышлял Александр, вполуха слушая привычную перепалку удвоенного научного коллектива. – Мы вот с близнецом своим, помнится, больше года друг к другу притирались, да так до конца и не притерлись. А уж когда еще двое на голову свалились… Даже со своим личным, так сказать, близнецом какие-то шероховатости остаются… Как же: он генерал, я – ротмистр… А тот, второй?.. Путаница. Надо этот узел разрубать, и чем быстрее, тем лучше. Пользы почти никакой, а проблем – выше крыши…»
И тут же поймал себя на мысли, что почти тот же рефрен звучит с телеэкранов и страниц газет о раздвоении Российской Империи.
– Извините, господа, – перебил он ученых, которые уже перешли на личности и готовы были порвать друг друга в клочья, причем Мендельсоны нападали на коалицию Новоархангельских каждый по отдельности, но стоило тем перейти в наступление, мгновенно объединялись и давали достойный отпор «ретроградам» и «националистам». – Мы с вами сидим тут уже пятнадцать минут, если мои часы не обманывают, но я до сих пор не услышал ни одного слова по существу проблемы. Давайте все-таки перейдем к делу.
– Это верно, – опустили покаянные головы оба помора. – Увлеклись, Александр Павлович…
– Извините…
– Полемический задор…
– Ничего, я все понимаю. Так что же по существу? Только коротко, сжато и так, чтобы было понятно даже мне.
– Понимаете, – начал один из Мендельсонов, после того как, переглянувшись, академики молчаливо избрали его своим представителем. – Результаты новейших исследований дают нам право утверждать, что структура данного перехода нами раскрыта.
– В общих чертах, – вставил второй Мендельсон, но прожженный яростными взглядами обоих Новоархангельских, замолчал, делая вид, что изучает безупречно остриженные ногти.
– Это своего рода внепространственная труба…
– Подпространственная, – перебил Новоархангельский, дернулся, словно его под столом пнули, и пристыженно замолчал.
– Нет никакой разницы между данными терминами, – мягко возразил Мендельсон. – Важен, на мой взгляд, тот факт, что данная труба, соединяющая наши пространства, но ни одному из них не принадлежащая, имеет некую протяженность, лежащую за пределами оных. И трехмерная геометрия при ее описании не подходит. Ни Евклида, ни Лобачевского. Мы лежим у истоков новой геометрии сопредельных пространств, в которой будет гораздо больше измерений, чем три, известных нам…
Мендельсон заметно увлекся, и Александр снова был вынужден его перебить:
– Все это очень интересно Дмитрий Михайлович, но нельзя ли более конкретно. Применительно к поставленной перед нами задаче.
– Да, да, конечно… Разрешите, я воспользуюсь графическим методом?
– Конечно, как вам будет угодно.
Под карандашом академика за несколько секунд родился изящный рисунок: некое подобие трубы, выполненное методом «каркаса», применяемым при пространственном проектировании. Труба имела два устья, но в середине была разорвана.
– Мы не знаем протяженности трубы… – извиняющимся тоном начал Мендельсон.
– Я бы назвал это не трубой, а тоннелем, – вполголоса заметил второй академик, придирчиво изучив чертеж.
– Хорошо, пусть будет тоннель. Итак, протяженности тоннеля мы не знаем. И измерить его при современном уровне техники не представляется возможным. Он может быть как очень коротким, так и бесконечно длинным. Но в нашем случае это роли не играет.
– Почему?
– Согласно теории Агафангела Феодосиевича, – кивок в сторону одного из академиков-поморов – ученые, похоже, безошибочно различали друг друга благодаря известным только им одним признакам. – Неведомые нам хозяева удерживают устья тоннеля от схлопывания, прилагая силы по таким вот векторам… – Мендельсон украсил концы трубы стрелочками, направленными в противоположные стороны.
– Что за силы?
– Пока это неизвестно, – почти синхронно развели руками все четверо ученых.
– Возможно, они имеют электромагнитную природу…
– А может, и гравитационную…
– Но и это неважно, – подытожил докладчик. – В данном конкретном случае. Важно одно: мы можем попытаться помочь этим неизвестным силам.
– Как?
– Элементарно. Вы знаете, что будет, если догнать бегущего человека и толкнуть его в спину?
– Он упадет. Скорее всего…
– Вот-вот. Мы тоже можем попытаться подтолкнуть края устьев по направлению векторов.
– И чем это можно сделать?
Ученые переглянулись:
– В настоящее время известен только одни способ…
– Нет, если бы переход находился на поверхности Земли, можно было бы попробовать воздействовать на него пучками заряженных частиц…
– Вы представляете себе хотя бы в общих чертах подобный ускоритель, коллега?..
– Это – дело техники…
Александр ударил кулаком по столу, прерывая диспут.
– Что это за способ? – напряженно спросил он.
– Бомба, – пробасил Николаев-Новоархангельский, переглянувшись со своим близнецом.
– Атомная, – добавил тот.
* * *
Император долго и напряженно обдумывал изложенное Бежецким, разглядывая лежащие перед ним бумаги. Конечно, это уже был не «кустарный» рисунок работы Мендельсона, а вполне профессионально выполненные чертежи – исследовательский отдел КСП потрудился на славу.
– Ну, вероятно, один ядерный заряд требуемой мощности не будет представлять особенной проблемы для военного министерства… Но почему доставить до цели его должен именно человек? Разве нельзя применить автомат, подобный блоку наведения на цель баллистической ракеты?
– Извините, Ваше Величество, – честно признался Александр. – Я военный, и научные нюансы – не по моей части. Но при пересечении грани между мирами электронные импульсы на какую-то долю мгновения перестают распространяться. Никакой прибор попросту не сработает.
– А человек? Насколько нам известно, мышление тоже основано на движении электрических импульсов.
– Совершенно верно. Но ученые построили свое… – глава Шестого отделения замялся на секунду, – изобретение на том принципе, что движение электронов по нервным волокнам мозга немного отличается от подобного в неживом устройстве. Оно замирает на какие-то миллисекунды позже.
– Миллисекунды? Тысячные доли?
– Да, Ваше Величество. Но эта задержка позволяет людям преодолевать барьер между мирами практически без последствий для себя. В отличие от электроники.
– И как эти миллисекунды помогут управлению… бомбой?
– Подрыв будет осуществлен по принципу «мертвой руки». Ну, это когда…
– Мне известно, что такое принцип «мертвой руки», – кивнул Николай Александрович. – Конкретнее, пожалуйста.
– Отключение электроники при пересечении барьера послужит взводом механизма, а импульсы в мозгу приведут его в действие. Таким образом, заряд взорвется именно на границе миров, а не до барьера – в нашем мире или за ним – в сопредельном.
Государь задумался.
– Хорошо, – кивнул он. – Это звучит убедительно, генерал. И кого конкретно вы хотите посадить за штурвал истребителя, несущего ядерный заряд? Только не говорите про приговоренных преступников. Даже последний мерзавец, приговоренный к смертной казни, остается российским подданным. И приговор должен быть приведен в исполнение согласно букве закона, а вовсе не таким изуверским образом. Это должен быть только доброволец. Хотя трудно представить добровольца, сознательно готового оказаться в эпицентре ядерного взрыва.
– У меня есть доброволец, Ваше Величество.
