Императрица за эти слова обняла больную, нѣжно расцѣловала ее. И этотъ отвѣтъ молоденькой чужеземки облетѣлъ скоро всю Москву и чуть не всю Россію.
Главное леченіе именно состояло, по обычаю, въ кровопусканіи. Когда пришлось въ четвертый или пятый разъ, по мнѣнію докторовъ, пускать кровь, то у больной спросили: не чувствуетъ ли она себя слишкомъ слабою и Какое ея личное мнѣніе о новомъ кровопусканіи.
— Побольше, побольше выпускайте, улыбаясь, отвѣчала больная. — Выпустите ее всю! Вѣдь это нѣмецкая кровь. Я за то, поправясь, наживу здѣсь другую, та ужь будетъ настоящая — русская.
И этотъ отвѣтъ снова привелъ въ восторгъ императрицу, дворъ и всю Москву, и все россійское дворянство. Многіе, жившіе вдали, по вотчинамъ, узнали это изъ писемъ родственниковъ и пріятелей.
Наконецъ, когда она уже выздоравливала, то около нея сажали разныхъ придворныхъ дамъ на дежурство и неотлучно у постели сидѣла одна изъ главныхъ болтушекъ и сплетницъ, Румянцова.
Принцесса взяла привычку лежать въ постели съ закрытыми глазами, а быть можетъ и въ самомъ дѣлѣ хитрая дѣвушка умышленно притворялась спящей. И въ продолженіи многихъ дней, прислушиваясь къ шепоту и пересудамъ женщинъ, ее окружавшихъ, она узнала все, что только можно было узнать про императрицу, дворъ, придворныя партіи, интриги и всевозможныя семейныя исторіи. Когда принцесса выздоровѣла, то все и всѣ были ей такъ же знакомы, какъ если бы она уже годъ или болѣе жила въ Россіи. Она узнала, кто и что Разумовскіе, Шуваловы, Бестужевъ, Шетарди, Лестокъ и т. д. Между прочимъ, она узнала, что при дворѣ образовались двѣ партіи даже по поводу ея пріѣзда. Одна партія желала ея брака съ наслѣдникомъ престола, другая же изъ силъ выбивалась, чтобы женить Петра Ѳедоровича на саксонской принцессѣ Маріаннѣ. Во главѣ послѣдней былъ Бестужевъ. Принцесса узнала, что во время болѣзни, когда она была наиболѣе въ опасности, противная ей партія ликовала и, тайно отъ государыни, два курьера уже поскакали въ Саксонію. Если бы она умерла, то не только при дворѣ русскомъ многое пошло бы иначе, но даже въ европейскихъ дѣлахъ первой важности совершился бы извѣстный переворотъ, другіе союзы и разныя дипломатическія осложненія.
Лѣтомъ совершился въ Москвѣ, съ большой пышностью, переходъ въ православіе нареченной невѣсты, и принцесса Софія-Фредерика стала «благовѣрной великой княжной Екатериной Августовной». Спустя нѣкоторое время было совершено и торжественное обрученіе въ томъ же московскомъ Кремлѣ, и она стала именоваться Екатериной Алексѣевной.
Бракосочетаніе отлагалось до конца года, но въ ноябрѣ мѣсяцѣ великій князь заболѣлъ корью, затѣмъ немного поправился, но на пути изъ Москвы въ Петербургъ, въ Хотиловѣ, заболѣлъ снова самой сильной оспой. Болѣзнь его продолжалась долго и была настолько серьезна, что могла лишить императрицу наслѣдника престола.
Великую княжну, у которой не было оспы, не только не допустили къ жениху, но увезли поскорѣе въ Петербургъ. Когда, спустя пять мѣсяцевъ, она снова увидѣла своего нареченнаго, то невольно смутилась и затѣмъ, убѣжавъ къ себѣ въ горницу, даже поплакала. Великій князь, который и прежде былъ некрасивъ, теперь, послѣ оспы, подурнѣлъ еще болѣе. Правда, онъ немножко выросъ или вытянулся, но при этомъ еще болѣе похудѣлъ; лицо его распухло, скулы выпятились, глаза казались еще меньше и обѣ щеки были покрыты сине-багровыми пятнами и бороздками.
Однако, двадцать перваго августа совершилось бракосочетаніе и десять дней праздновалъ Петербургъ это событіе.
Первые дни послѣ брака великій князь почти-что не видалъ въ глаза молодой жены, ибо иныя два событія въ его жизни были для него гораздо важнѣе. Отъ него, наконецъ, взяли ненавистнаго воспитателя, деспота Брюммера, и, кромѣ того, позволили ему носить всякій мундиръ, какой бы онъ ни пожелалъ. Поэтому молодой человѣкъ на радостяхъ по-десяти разъ на день переодѣвался въ разные мундиры, а съ другой стороны, свободный совершенно, въ своихъ горницахъ, гдѣ властвовалъ до тѣхъ поръ Брюммеръ, тотчасъ завелъ свору собакъ и проводилъ время съ бичемъ въ рукѣ. Вмѣстѣ съ этимъ, черезъ недѣлю послѣ брака, молодая женщина, найдя мужа грустнымъ, внезапно услыхала отъ него искреннюю исповѣдь, что онъ безъ памяти влюбленъ давно въ фрейлину Каръ. Затѣмъ еще черезъ нѣсколько времени великій князь снова опасно заболѣлъ и пролежалъ цѣлую осень въ постели.
Со дня своего брака до минуты смерти императрицы, пріѣхавшая въ Россію шестнадцатилѣтней дѣвушкой и достигшая тридцати четырехъ лѣтъ, за всю эту жизнь могла упомнить только три особенно крупныя и выдающіяся событія. Отъѣздъ или лучше сказать изгнаніе ея матери изъ Россіи было первымъ событіемъ для нея. Принцесса неосторожно завела при дворѣ русскомъ цѣлую интригу и даже дошла до того, что стала тайно сноситься съ иностранными кабинетами, усердно озабочиваясь судьбою россійскаго государства. Екатерина Алексѣевна поплакала, конечно, при отъѣздѣ матери, но не особенно… Она не знала, что болѣе никогда за всю свою жизнь не увидитъ ее, а что когда сдѣлается императрицей, то сама не пожелаетъ и не дозволитъ ей пріѣхать въ Россію. Второе событіе было паденіе и ссылка знаменитаго Бестужева и если великая княгиня не пострадала тоже серьезнымъ образомъ, то благодаря тому, что успѣла сжечь все, что было у нея бумагъ и писемъ. Разумѣется, все дѣло было крайне невиннаго свойства. Третье событіе ея жизни было рожденіе ребенка, чрезъ девять лѣтъ послѣ брака. Императрица стала гораздо ласковѣе съ матерью и нянчилась съ внучкомъ, за то великій князь насмѣшливо и презрительно улыбался на эти семейныя нѣжности и только изрѣдка спрашивалъ:
— Что вашъ сынъ?
Вся жизнь Екатерины Алексѣевны въ продолженіи восемнадцати лѣтъ прошла въ постоянныхъ переѣздахъ и странствованіяхъ изъ Петербурга въ Москву, изъ Москвы въ Кіевъ и т. д. Но благодаря этимъ странствованіямъ и скитаніямъ, которыя все болѣе учащались къ концу царствованія Елизаветы Петровны, великая княгиня могла приглядѣться, присмотрѣться, прислушаться, могла стать лицомъ къ лицу съ невѣдомой громадной страною и невѣдомымъ народомъ. Часто въ бесѣдахъ съ ней англійскій посланникъ при русскомъ дворѣ бралъ сюжетомъ своихъ шутокъ того, кого онъ называлъ «любопытный незнакомецъ». Подъ этимъ прозвищемъ острякъ-англичанинъ разумѣлъ русскій народъ. И во истину это былъ «magnum ignotum», для Петербурга и для всѣхъ правительствъ, смѣнявшихся послѣ Петра Великаго. На берегахъ Невы онъ былъ «великое неизвѣстное» также, какъ на берегахъ Сены и Темзы или Дуная.
Дѣйствительно, гдѣ-то на краю свѣта, на какихъ-то болотахъ, тамъ, гдѣ русскому міру конецъ, а начало чухнѣ, цѣлыхъ полста лѣтъ и болѣе, разные драгуны, пандуры и гренадеры вершатъ диковинныя дѣла, представляютъ чудеса въ рѣшетѣ, но чудеса эти чужды, даже будто нисколько не любопытны никому за предѣлами рогатокъ и заставъ петербургскихъ. Вельможи и сановники, и русскіе, и чужеземцы, полстолѣтія борятся между собой, падаютъ и подымаются, кладутъ головы на плахи, угоняются въ Пелымь, въ Березовъ, въ Рогервикъ…. Каждый разъ измѣняется декорація, но комедія повторяется все та же и та же…. A этотъ magnum ignotum живетъ самъ по себѣ, даже не прислушивается. Его хата съ краю! Онъ живетъ голодно и холодно, но богобоязненно и долготерпѣливо, и возлагаетъ все упованіе свое не на питерскихъ нѣмцевъ и полунѣмцевъ, а на Господа Бога и на святыхъ угодниковъ.
III
Государь Петръ Ѳедоровичъ, тотчасъ же по вступленіи на престолъ, объявилъ о своемъ желаніи непремѣнно какъ можно скорѣй переходить въ новый дворецъ.
Пышные похороны покойной государыни со всякаго рода церемоніями продолжались страшно долго.
Петербургъ, дворъ и общество раздѣлились тотчасъ на два лагеря даже по поводу этихъ церемоній.
Одни, съ новой императрицей Екатериной Алексѣевной во главѣ, проводили время въ хлопотахъ по поводу похоронъ, присутствовали на всѣхъ церемоніяхъ и всѣхъ панихидахъ. За эти дни ярко отмѣтился лагерь «лизаветинцевъ». Другая партія, въ которой было немного русскихъ вельможъ, въ числѣ прочихъ и канцлеръ Воронцовѣ, получила въ устахъ народа и даже гвардіи названіе «голштинцевъ». Всѣ они почти никогда не бывали на панихидахъ и большая часть изъ нихъ занималась или разъѣздами верхомъ по столицѣ въ свитѣ государя, или заказомъ новыхъ безчисленныхъ и все мѣнявшихся мундировъ. Нѣкоторые же исключительно хлопотали объ отдѣлкѣ новаго дворца.
Весь великій постъ работы въ громадномъ зданіи шли быстро, болѣе тысячи всякихъ подрядчиковъ и рабочихъ наполняли этотъ дворецъ въ полномъ смыслѣ слова отъ зари до зари. Къ концу великаго поста все было готово и всѣмъ было извѣстно, что пріемъ въ Свѣтлый Праздникъ будетъ непремѣнно въ новомъ дворцѣ. Но о главной помѣхѣ для этого перехода въ новый дворецъ никто не подумалъ.
