Государь когда-то сказалъ дядѣ по поводу Орловыхъ:
— Дѣлай, какъ знаешь.
Жоржъ дѣлалъ все не такъ, какъ зналъ или хотѣлъ, а такъ, какъ зналъ или хотѣлъ его любимецъ Фленсбургь.
A этотъ небогатый, честолюбивый шлезвигскій уроженецъ, столь долго проживавшій въ ссылкѣ послѣ своей первой страсти, за которую и былъ сосланъ, не встрѣтилъ за всю жизнь ни одной женщины, которую бы могъ снова полюбить. Да и не до того было ссыльному! Отъ зари до зари думалъ онъ только объ одномъ: неужели судьба его не измѣнится, неужели, вмѣсто того чтобы быть русскимъ Остерманомъ или Минихомъ, онъ умретъ ссыльнымъ нѣмцемъ въ маленькомъ городкѣ?
Вызванный недавно государемъ, прощенный и назначенный состоять при Жоржѣ, Фленсбургъ ожилъ. Честолюбивыя мечты вновь заговорили въ немъ и онъ видѣлъ, что нѣкоторыя уже сбываются… Онъ очутился сразу на пути къ блестящей каррьерѣ. Уже теперь, хотя и случайно, дѣлается въ Петербургѣ черезъ глупаго Жоржа, вліяющаго на государя, все то, что хочется ему, Фленсбургу. Прибывшій вновь прусскій посланникъ, любимецъ Фридриха, Гольцъ, какъ тонкій дипломатъ, замѣтилъ и понялъ сразу значеніе маленькаго адьютанта не только во дворцѣ Жоржа, не только въ Петербургѣ, но и для всей Россіи. И онъ сталъ искать дружбы молодого шлезвигскаго дворянина ради личныхъ цѣлей. Для посланца Фридриха II всякій былъ нуженъ.
Гольцъ не высказывался, держалъ себя сдержанно, почти таинственно, но не дремалъ и работалъ. Онъ плелъ громадную паутину въ которую хотѣлъ захватить всю русскую имперію.
Вниманіе Гольца къ Фленсбургу было и лестно ему, и тоже имѣло огромное значеніе для него: оно удвоивало силу и вліяніе адьютанта.
А, между тѣмъ, судьба, любящая шутить и играть людьми, заставила этого Остермана, а, быть можетъ, и Бирона въ зародышѣ, быть въ свою очередь подъ вліяніемъ и почти совсѣмъ въ рукахъ у другого существа.
Фленсбургъ, вздохнувшій свободно въ Петербургѣ послѣ изгнанія, естественно долженъ былъ тотчасъ же испытать то, что было немыслимо въ ссылкѣ. Вскорѣ же по пріѣздѣ своемъ, встрѣтивъ на одномъ вечерѣ блестящую красавицу-иноземку, графиню Скабронскую, заговорившую съ нимъ вдобавокъ по-нѣмецки, Фленсбургъ быстро, какъ юноша, почти также, какъ и Шепелевъ, страстно влюбился въ Маргариту.
Къ его чувству примѣшивался однако, разсчетъ или соображеніе, что эта иноземка, равно говорящая хорошо по-нѣмецки и по-русски, красавица, умная и тонкая кокетка, можетъ быть великимъ подспорьемъ для всякаго человѣка, мечтающаго о блестящей каррьерѣ.
Фленсбургъ узналъ, что мужъ красавицы долженъ умереть не нынѣ — завтра; состояніе графа Скабронскаго было никому неизвѣстно и всѣ считали умирающаго Кирилла Петровича такимъ же богачемъ, какъ и его старикъ дѣдъ. Все это состояніе должно было, конечно, остаться вдовѣ, да, кромѣ того, у старика Іоанна Іоанновича не было никого наслѣдниковъ помимо той же красавицы внучки. И Фленсбургъ быстро и сердцемъ, и честолюбивымъ разсудкомъ влюбился въ эту красивую и умную иноземку.
Знакомство ихъ началось еще недавно, но Фленсбургъ энергично, упорно, дерзко ухаживалъ за ней. Они быстро сблизились и объяснились, но далѣе увѣреній въ любви Маргарита не давала ему сдѣлать ни шагу.
— Увидимъ! Посмотримъ, что мужъ? Онъ еще живъ! говорила она.
Мечтамъ Фленсбурга о будущей роли при дворѣ его будущей жены не было конца. Онъ зналъ, что государь неравнодушенъ къ красотѣ, что красивая, умная и ловкая женщина можетъ овладѣть имъ. И часто адьютантъ Жоржа мечталъ о томъ, какъ Петръ Ѳедоровичъ, безъ ума влюбленный въ Mapгариту Фленсбургъ, передастъ мужу своей возлюбленной все, что было когда-то въ рукахъ Миниховъ, Бироновъ и Волынскихъ.
Дѣйствительно, все, о чемъ мечталъ Фленсбургъ, было очень и очень возможно въ будущемъ. Для этого нужна была смерть графа Кирилла, а онъ уже былъ при послѣднемъ издыханіи. Для этого нужна была любовь Маргариты, а она, по убѣжденію Фленсбурга, любила его нѣсколько холодно, разсудочно, но все-таки на столько, что согласилась бы, овдовѣвъ, выйти за него замужъ.
Государь уже разъ видѣлъ Маргариту, былъ пораженъ ея красотой, собирался приказать ее представить государынѣ и себѣ, но затѣмъ, вѣроятно, забылъ. Маргарита не имѣла права появляться при дворѣ, и теперь ей негдѣ было чаще видѣть государя.
Маргарита, съ своей стороны, не сомнѣвалась на счетъ Фленсбурга и его тайныхъ помысловъ. Она догадалась чуткимъ разумомъ кокетки и чуткимъ сердцемъ женщины. Фленсбургъ ей не очень нравился, но кокетничала она съ нимъ потому, что поняла также, какъ и Гольцъ, какое значеніе можетъ имѣть въ скоромъ времени этотъ адьютантъ принца Жоржа.
Но онъ былъ бѣденъ и разсчитывалъ на ея сотни тысячъ рублей, а у нея были только тысячи рублей долговъ. Маргарита знала, что въ самую рѣшительную минуту, когда она будетъ вдовой и свободна, Фленсбургъ, узнавъ о ея средствахъ, можетъ отказаться, а между тѣмъ, она будетъ ужь скомпрометирована въ глазахъ многихъ и особенно въ глазахъ дѣда. Въ своихъ мечтахъ и думахъ Маргарита приходила къ заключенію, что за Фленсбурга можно выйти замужъ только въ томъ случаѣ, если иное, болѣе великое не дастся ей, ускользнетъ изъ ея рукъ, какъ несбыточная мечта. Покуда кокетка не выпускала изъ своихъ рукъ и какъ кошка играла съ Фленсбургомъ, не отпуская отъ себя, чтобы не потерять совершенно, и не позволяя ничего, кромѣ клятвъ и увѣреній въ любви.
Когда старикъ дѣдъ примирился съ ней и просилъ покровительства за Орловыхъ, Маргаритѣ стоило, конечно, сказать только одно слово Фленсбургу и онъ въ полчаса времени безъ труда убѣдилъ Жоржа выпустить Орловыхъ и тотчасъ привезъ Маргаритѣ его приказъ объ освобожденіи братьевъ изъ-подъ ареста. Все это было дѣломъ одного вечера, но на этотъ разъ Фленсбургъ принесъ самую большую жертву своей возлюбленной. Онъ помогъ ей самъ спасти двухъ человѣкъ, которыхъ онъ ненавидѣлъ. И за это онъ, передавая ей приказъ принца, потребовалъ вознагражденія, жертву за жертву.
Маргарита, въ восторгѣ отъ удачи, кокетливо, но и плутовато обѣщала все. Но когда Орловы были на свободѣ, когда она снова вернулась домой и стала думать о новыхъ отношеніяхъ, въ которыя ей приходилось стать съ Фленсбургомъ, то ея красивое личико нахмурилось. Цѣлый вечеръ неподвижно просидѣла она, облокотясь обоими локтями на маленькій столикъ, гдѣ лежали карты, бирюльки и шахматы.
Она спрашивала себя, любитъ ли она хоть немного этого шлезвигскаго дворянина, и въ глубинѣ сердца сказался отвѣть положительный и ясный:
— Нѣтъ.
И не въ первый разъ уже сердце отвѣчало ей: нѣтъ. До своего замужества они никого не любила, а мужа любила три мѣсяца… и на особый ладъ. Душа ея была тутъ ни при чемъ… Когда-то, до встрѣчи съ Скабронскимъ, она была продана теткой за деньги старому некрасивому магнату венгерцу. Черезъ годъ смерть избавила ее отъ него и она, получивъ по завѣщанію довольно большую сумму, быстро прожила ее, ведя въ Вѣнѣ жизнь самую безпечную, веселую, пустую, но не распущенную и не безнравственную. Она все любила: и карты, и верховую ѣзду, и охоту, и балы, и всякія зрѣлища; но при этомъ, она никого не любила, никого не встрѣчала, кого бы могла полюбить.
Молодой, полурусскій вельможа понравился ей слегка. Онъ явился въ ту минуту, Когда Маргаритѣ захотѣлось пристроиться, выйти замужъ, имѣть деньги и титулъ. И она разочла, что графъ Скабронскій наиболѣе подходящая для этого личность. И его въ сущности она сначала старалась полюбить душою, но напрасно. Каковъ можетъ быть или долженъ быть тотъ человѣкъ, которому она отдастся и тѣломъ, и душою, Маргарита все еще не знала… «Можетъ быть, такого и на свѣтѣ нѣтъ», думалось ей иногда и становилось даже грустно.
Теперь, когда она вспоминала о своей поѣздкѣ на ротный дворъ, объ эффектной передачѣ приказа принца, въ ея воображеніи мелькнула фигура юноши, почти ребенка. Онъ вдругъ явился въ ея воображеніи, какъ живой.
Когда она увидала въ воротахъ это молодое, чрезвычайно красивое, синеокое лицо, изумленное, пораженное, въ нѣсколькихъ шагахъ отъ ея кареты, она узнала сразу спасеннаго ею въ оврагѣ юношу. Но въ лицѣ, въ глазахъ его, на этотъ разъ, сказалось что-то, коснувшееся и ея самой. Страсть юноши, бурно бушевавшая въ немъ, огонь, вспыхнувшій въ немъ, видно заронилъ искру чего-то новаго, еще незнакомаго дотолѣ, въ сердце кокетки. Неужели же она способна полюбить этого полуребенка? Конечно, нѣтъ! Но въ немъ есть что-то, чего она не встрѣчала еще.
Такъ или иначе, но образъ этого юноши застилаетъ въ ея головѣ фигуру самодовольнаго Фленсбурга. Отъ этого юноши, отъ его страстнаго взора будто пахнуло на нее весной. Чистое, хорошее чувство шевельнулось теперь на глубинѣ ея сердца. Смерть мужа, овладѣніе дѣдомъ, игра съ Фленсбургомъ… наконецъ, осуществленіе тайной, но почти невѣроятной мечты — это все само по себѣ, это одна сторона жизни, житейская, мелкая, низкая… A онъ, этотъ юноша, само собой… Другая сторона жизни!.. Это иная, полная, чудная чаша, до которой она еще не касалась губами, а, между тѣмъ, хотѣла бы выпить до дна!
